— Да, такие портки, как были у него, за милю видно, — кивнул молодой детектив.
— Кожа высушена. Жира в структуре очень мало. Ты был прав, когда говорил, что они очень старые.
— Что это за животное?
— Перчатки лайковые, причем очень хорошего качества.
— Если бы они были новые, можно было бы подумать, что их владелец богат, — вздохнул Райм. — Но раз они не новые, он мог найти их в мусорном баке или купить как поношенные. Никаких выводов о подозреваемом пока делать не стоит. Ну, хорошо. Том, добавь в таблицу то, что у преступника имеются лайковые перчатки красноватого оттенка. Что еще мы имеем?
— Он пользуется лосьоном после бритья, — напомнила Сакс.
— Да, у меня это из головы вылетело. Хорошо. Возможно, он хочет скрыть какой-то другой запах. Иногда преступники прибегают к подобным уловкам. Запиши это, Том. Как пах этот лосьон, Амелия? Ты мне уже рассказывала.
— Терпкий, как джин.
— Что у нас с веревкой? — продолжал Райм.
— Синтетическая, — доложил Купер после быстрого обследования. — Я такие уже видел. Несколько десятков внутренних волокон состоят из различных типов полимеров, одна нить, нет, две, металлические.
— Нам нужен изготовитель.
Купер отрицательно помотал головой:
— Не получится. Слишком расплывчатые сведения.
— Проклятье! — выругался Райм. — А узел?
— А вот это что-то интересное. Смотри-ка, он дважды завязывается в петлю. Такую веревку вообще трудно завязать так, чтобы узел не соскальзывал, а здесь все вышло надежно.
— У нас есть перечень узлов?
— Нет.
«Непростительно», — промелькнуло в голове Райма.
— Сэр?
Райм повернулся к Бэнксу.
— Я когда-то плавал…
— Из Вестпорта, — подсказал Райм.
— В общем, да. А откуда вы об этом узнали?
Если бы Райму пришлось определять родину Бэнкса, он, не колеблясь, назвал бы Коннектикут.
— Просто удачная догадка, — небрежно заметил Линкольн.
— Это не морской узел. Я такой первый раз вижу.
— Что ж, полезная информация. Повесь-ка веревку вон туда, — Райм кивнул на стену, где уже находился снимок целлофана и таблица на плакате Моне. — Мы вернемся к узлу позже.
В эту минуту зазвонил звонок в прихожей, и Том отправился открывать дверь. Райм забеспокоился. Уж не доктор ли Бергер явился уведомить его, что больше не заинтересован в их «проекте» и не намерен ему помогать?
Но по тяжелому топоту ног Райм тут же догадался, кто же пришел навестить его.
Офицеры службы немедленного реагирования, все мрачные, одетые по-боевому, один за другим входили в комнату и вежливыми кивками здоровались с присутствующими. Это были очень серьезные люди, и Райм сразу понял, что за двадцатью устремленными на него глазами скрывалось десять вариантов весьма неблагоприятного впечатления о человеке, навсегда прикованного к постели.
— Господа, все вы, я думаю, уже знаете о вчерашнем похищении и о гибели жертвы сегодня днем. — Послышалось утвердительное мычание, и Райм продолжал: — Наш подозреваемый захватил очередную жертву. У нас есть свои версии по поводу того, где обитает преступник, и от вас требуется конкретная помощь. Существует несколько мест, которые вы должны посетить и достать вещественные доказательства. Действовать придется незамедлительно, и всем сразу. Каждый человек отправится в указанное ему место.
— Вы хотите сказать, — неуверенно выступил усатый офицер, — что у нас не будет прикрытия?
— Вам оно и не потребуется.
— Как сказать, сэр. Лично мне не хотелось бы отправляться на задание в одиночку. Лучше хотя бы с напарником.
— Я не думаю, что вам придется пользоваться оружием. Вашей целью станут фирменные продуктовые магазины города.
— Продуктовые?
— Да, но не все магазины, а только самые крупные из них. Например, «Джей-Джи», «Шопрайт», «Фуд Верхаус»…
— Что же конкретно мы должны делать?
— Покупать телячьи ножки.
— Что?
— По одной ножке в каждом магазине. Боюсь, что вам на этот раз придется заплатить из собственного кармана, джентльмены. Но город потом отплатит вам сторицей. Да, чуть не забыл, они нужны нам срочно!
***
Она лежала на боку и не шевелилась.
Ее глаза успели привыкнуть к полумраку тоннеля, и девушка теперь прекрасно видела этих маленьких уродцев, подкрадывавшихся к ней со всех сторон. Ее внимание привлек один из них, самый крупный и наиболее решительный.
Нога девушки ныла, причиняя постоянные страдания, но хуже всего дела обстояли с рукой. Там, где этот негодяй прорезал ее до самой кости, боль была почти невыносимой. Но так как Монелл оставалась прикованной к столбу, она не могла повернуться и посмотреть, насколько рана на руке была глубокой и сильно ли она кровоточила. Наверное, порез все же был серьезным, потому что девушка ослабла и, кроме того, чувствовала, как липкая жидкость заливает ее руку и бок.
Затем послышался шуршащий звук. Это крошечные игольчатые коготки царапали бетонный пол. Серовато-бурые комочки жались по углам. Затем крысы осмелели и начали придвигаться поближе. Их было, наверное, не меньше сотни.
Девушка усилием воли заставила себя не паниковать и лежала тихо, наблюдая за здоровенной крысой, которую про себя окрестила Чернышом. Он шел первым, ежесекундно то отступая, то делая пару шажков вперед, и изучал ее.
К девятнадцати годам Монелл Гергер уже успела дважды объехать весь мир. Она путешествовала автостопом и посетила такие страны, как Шри-Ланка, Камбоджа и Пакистан. В Небраске женщины с негодованием смотрели на ее колечки, протыкающие брови и свисающую грудь без бюстгальтера. В Иране мужчины провожали жадными взглядами ее полные обнаженные руки. Она спала под открытым небом в гватемальских парках и три дня провела с повстанцами в Никарагуа, потерявшись на пути к лагерю беженцев.
Но никогда ей не было так страшно, как сейчас.
Mein Gott…
И больше всего ее пугало то, что она задумала совершить.
Одна крыса подбежала совсем близко, ее бурое тельце вздрагивало, продвигаясь вперед дюйм за дюймом. «Крысы потому такие противные и омерзительные, — решила про себя Монелл, — что они больше похожи на рептилий, нежели на грызунов. Мордочка и хвост — совсем как у змеи. А еще эти поганые красные глазки!»
Позади этого наглеца шел Черныш, зверек размерами напоминал небольшую кошку. Он встал на задние лапки, как будто разглядывая что-то особенно интересное, и замер.
Затем маленькая крыса перешла в атаку. Не обращая внимание на приглушенный крик Монелл, она рванулась вперед и с молниеносной скоростью вцепилась в ногу, вырывая кусочек плоти оттуда, где светился порез. Рана заполыхала огнем. Монелл взвыла, одновременно испытывая жгучую боль и досаду за свое бессилие что-либо сделать. Пошел прочь! Она изо всех сил ударила каблуком по спине крысы. Раздался слабый хруст, зверек дернулся и свалился замертво.
Еще одна крыса добежала до ее шеи, отхватила кусочек и отпрянула, наблюдая за жертвой. Она крутила носом так, что, казалось, облизывает мордочку от удовольствия.
Dieser Schmerz[10]…
Девушку трясло от боли. Dieser Schmerz! Эта боль! Стиснув зубы, она снова заставила себя успокоиться и лежать, не шевелясь.
Маленький негодяй приготовился ко второй атаке, но неожиданно извернулся и бросился наутек. И Монелл увидела, что́ стало причиной такого трусливого поведения крысы. Черныш осмелел и теперь возглавлял стаю. Он медленно, но верно приближался к намеченной цели.
Вот так, это уже лучше.
Она ждала именно его, потому что крысу не интересовали ни ее кровь, ни плоть. Черныш уже в течение двадцати минут, как завороженный, смотрел на серебристую ленту, заклеивающую рот девушки.
Маленькая крыса слилась с морем шевелящихся мохнатых телец, а Черныш продолжал идти вперед, перебирая своими малюсенькими лапками. Замер на месте, опять пошел. До цели оставалось шесть футов… Пять…
Вот уже всего три фута.
Монелл лежала абсолютно неподвижно, почти не дыша, боясь, что тяжелое дыхание отпугнет крысу.
Черныш снова остановился. Вот он опять засеменил вперед. До головы остается два фута.
«Замри и не двигайся!» — приказала себе Монелл.
Крыса изогнула спину и обнажила свои коричневатые зубы. Вот Черныш прошел еще один фут и застыл, внимательно глядя вперед. Сел на задние лапы, передние потер одна о другую, словно приготавливаясь к чему-то очень приятному, и снова тронулся в путь.
Монелл Гергер притворилась мертвой.
Еще шесть дюймов… Vorwarts![11]
Ну, давай же!
И вот он уже возле ее лица. Девушка сразу почувствовала отвратительный запах помойки, кала и гнилого мяса, исходящий от его шкуры. Зверек обнюхал ленту, и Монелл еле сдерживалась, чтобы не стряхнуть крысу: он щекотал ее своими усиками по носу снова и снова. Но вот, наконец. Черныш оскалился и принялся жевать ленту.
