– Совершенно верно, – сказал Айлерс.
– Как-то это не очень увязывается с тем, что вы только что…
– Мы просто не хотим неприятных сюрпризов, – перебил Ника Мьюлдар, говоривший теперь спокойным тоном человека, не сомневающегося в своей победе. – Вы должны работать по плану. Речь идет о больших деньгах. Очень больших. Одному вам трудно справиться с управлением такой крупной корпорацией. Это не под силу почти никому. Поэтому вы должны опираться на ваших верных помощников, ваших сотрудников. Вот хоть на вашего финансового директора. Он вас не подведет. Рассчитывайте и на нашу помощь. Если вы тут все игроки одной большой команды, рассматривайте нас как своих тренеров, что ли!
– Хорошо, – не теряя самообладания, проговорил Ник и усмехнулся. – Таких тренеров мне как раз и не хватало…
Когда через полтора часа заседание совета директоров закончилось, Ник первым покинул зал для заседаний. Он старался унести оттуда ноги, пока еще был в состоянии держать себя в руках. Ник боялся, что не выдержит, пошлет всех ко всем чертям и подаст в отставку.
«Нет, – думал он. – По своей воле я не уйду. Такого подарка им от меня не дождаться. Пусть они сами меня увольняют».
Согласно условиям контракта, подписанного при продаже «Стрэттона» «Фэрфилд партнерс», в случае немотивированного увольнения Ника эта последняя компания должна была выплатить ему компенсацию в размере пяти миллионов долларов. Впрочем, на момент подписания контракта все разговоры об увольнении Ника казались научной фантастикой. Тогда Ник был в центре всеобщих симпатий.
Выйдя из зала для заседаний, Ник сразу заметил двух человек, сидящих в холле: белобрысого громилу в дешевом костюме и хорошо одетую миловидную негритянку.
Ту же, что видел на похоронах Стадлера.
Полиция!
– Мистер Коновер, – обратилась к нему негритянка. – Нам надо с вами поговорить.
Ник провел обоих полицейских в другое помещение для совещаний. Звать их к себе в кабинку он не мог. Там их разговор могли услышать и Марджори Дейкстра, и вообще кто угодно. Решив взять инициативу в свои руки, Ник сел во главе стола и заговорил, как только полицейские уселись на стулья. Он говорил спокойно, веско, деловым тоном, но вежливо. Он объяснил полицейским, что они имеют дело с руководителем крупной корпорации, у которого множество дел, и выразил удивление тем, что они заранее не договорились о встрече с ним или хотя бы просто не предупредили звонком о своем появлении. Затем Ник сказал, что все-таки понимает, насколько важна их работа, поблагодарил их за то, что они взялись за расследование обстоятельств гибели одного из бывших сотрудников корпорации, и сказал, что с удовольствием уделит им сейчас столько времени, сколько ему позволит плотный рабочий график.
На самом деле, Ник был страшно напуган внезапным приходом полиции, явившейся без звонка, словно не желая спугнуть его предупреждением.
– Господа, – подытожил он, – могу уделить вам пять минут. Сегодня я очень занят.
– Спасибо за то, что согласились с нами поговорить, – сказала негритянка.
Белобрысый детина молча пожирал Ника глазами, время от времени часто моргая с видом варана, гипнотизирующего аппетитного суслика. Ник сразу понял, что белобрысый опасен. Негритянка была очень вежливой и рассыпалась в извинениях. Такую нетрудно обвести вокруг пальца. А этот Басби, или Багби, или как его там, видно, в своем деле дока!
– Если вы позвоните моему секретарю и договоритесь с ней о встрече со мной, в следующий раз я с удовольствием побеседую с вами подольше.
– У нас не очень много вопросов, – буркнул блондин.
– Прошу вас, задавайте.
– Как вам известно, на прошлой неделе был найден труп сотрудника корпорации «Стрэттон», – начала негритянка. Она была очень миловидна и отличалась приятными манерами.
– Да, – сказал Ник. – Это был Эндрю Стадлер. Какое несчастье!
– Вы знали Эндрю Стадлера? – продолжала негритянка.
– К сожалению, нет, – покачал головой Ник. – У нас сейчас пять тысяч сотрудников, а два года назад их у нас было десять тысяч, – увы, нам пришлось многих сократить. Мне очень жаль, но у меня нет физической возможности познакомиться с каждым из них лично.
– И все же вы пришли к нему на похороны, – заметила негритянка.
– Конечно. А что в этом такого?
– Вы всегда ходите на похороны своих сотрудников? – спросил блондин.
– Не всегда, но, по возможности, хожу. К сожалению, теперь не все из наших сотрудников рады меня видеть… И все же, я чувствую, что отдать последний долг уважения усопшему – это самое малое из того, что я могу для него сделать.
– Значит, вы не были знакомы с Эндрю Стадлером? – спросила Ника негритянка.
– Нет. Не был.
– Но вы были в курсе его проблем, правда?
– Каких именно?
– Личных проблем.
– Я слышал, что ему приходилось лежать в больнице, но что из этого? Очень многие люди страдают психическими расстройствами, но мало кто из них опасен для общества.
– А откуда вы знаете, что он лежал в больнице? – тут же спросила Ника негритянка. – Вы знакомились с его личным делом?
– Кажется, я читал об этом в газете.
– В газете об этом не писали, – сказал блондин.
– А по-моему, писали, – возразил Ник. – Там было что-то о его проблемах с психикой, да?
– Но о больнице там не писали, – не терпящим возражений тоном заявил блондин.
– Значит, мне кто-то рассказал об этом.
– Ваш директор службы безопасности Эдвард Ринальди?
– Возможно. Я точно не помню.
– Понятно, – пробормотала негритянка и стала что-то записывать к себе в блокнот.
– Мистер Коновер, а Эдвард Ринальди говорил вам, что считает Эндрю Стадлера человеком, зарезавшим вашу собаку? – спросил Ника белобрысый полицейский.
Ник зажмурился, пытаясь вспомнить, о чем договорился с Ринальди.
«– Я скажу ей, что раньше вообще ничего не слышал о Стадлере. Ты ведь так ей и сказал?
– Именно так. Скажи ей, что кто-то, наверное, взбесившийся от злости уволенный работник „Стрэттона“, выпотрошил твою собаку, и ты обратился в полицию. Но кто именно этот маньяк, ты не знаешь».
– Нет, Эдди не называл никого по фамилии, – сказал наконец Ник.
– Точно? – с удивленным видом спросила негритянка.
Ник кивнул.
– Сказать вам по правде, для меня это был очень тяжелый год. Я возглавляю компанию, уволившую половину своих сотрудников. Какое, вы думаете, ко мне теперь отношение?
– Вас в Фенвике не очень любят? – подсказала Нику негритянка.
– Мягко говоря… Каких только писем я не получаю от своих бывших сотрудников! На меня злятся, мне жалуются на жизнь так, что у меня разрывается сердце!
– Вам угрожают?
– Возможно.
– В каком смысле – возможно? – спросил мужчина-полицейский.
– Видите ли, здесь на фирме я не сам вскрываю свою почту. И письма с угрозами сразу направляются в службу безопасности. Я не хочу их читать.
– Вы не хотите их читать? – удивился блондин. – А я бы почитал.
– А зачем? Чем меньше знаешь, тем спокойней спишь.
– Вы так думаете? – опять удивился блондин.
– Конечно. Зачем шарахаться от каждой тени?
– Мистер Ринальди сообщил вам, зачем он изучает личное дело Эндрю Стадлера? – настаивала негритянка.
– Я даже не знал, что Эдди изучал дело Стадлера.
– Значит, мистер Ринальди не сообщал вам о том, что занимается Стадлером? – не унималась она.
– Нет. Он вообще никогда ничего не говорил мне ни о каком Стадлере. И я вообще не сую нос в то, чем он занимается, раз он успешно справляется со своими прямыми обязанностями.
– Мистер Ринальди никогда не упоминал вам фамилию Стадлер?
– По-моему, нет.
– Вы меня запутали, – заявила негритянка. – Разве вы сами только что не сказали нам, что мистер Ринальди мог сообщить вам о том, что Эндрю Стадлер ложился в больницу. Но ведь при этом он не мог не упомянуть вам фамилию Стадлера.
Ник почувствовал, что за воротник ему течет тоненькая струйка пота.
– После гибели Эндрю Стадлера Эдди Ринальди мог вскользь упомянуть мне его фамилию, но, честно говоря, я уже не помню.
– Вот как? – пробормотала негритянка и замолчала.
Ник поборол желание вытереть потную шею, не желая демонстрировать, что нервничает.
– Мистер Коновер, – заговорил белобрысый полицейский, – в течение года с начала увольнений к вам в дом несколько раз проникали неизвестные. Это так?
– Да.
– К вам проникал один и тот же человек?
– Трудно сказать точно, но, наверное, да.
– Он вам что-нибудь писал?
– Да. Он писал на стенах. Краской из баллончика.
