— Похоже на религию?
— Ни в коем случае. Скорее новая наука. Хотя и с применением принципов буддизма и даосизма. Можно назвать это «путь души и ума». Религия — совсем другое.
— Я бы не прочь узнать об этом больше.
Она принялась с жаром излагать то, что повторяла, наверное, очень часто.
— Практика Дафа требует соблюдения основополагающих принципов: правдивость, сострадание, выдержка. Мы все время стараемся установить таким способом и с помощью пяти простых упражнений и медитации гармонию в самих себе. Со временем упражнения преобразят ваше тело и ум, свяжут вас с глубочайшими истинами Вселенной. В некотором смысле вы встанете на путь возвращения к себе настоящему.
«Эта тема ей явно очень близка», — поразился Гидеон. Ее рассказ произвел на него впечатление. Наверное, в этом что-то было, и он почувствовал это «что-то», просто слушая и наблюдая за группой.
— К вам может поступить любой?
— Разумеется! Мы всем рады. Как вы заметили, у нас занимаются самые разные люди, с любым образом жизни, любого происхождения. Большинство — люди с западными корнями. Хотите попробовать?
— Пожалуй. Это дорого?
Она засмеялась:
— Придете, послушаете, позанимаетесь столько, сколько захотите. Обычно мы проводим занятия на английском языке по вечерам. Если со временем почувствуете, что они вам помогают, то, конечно, мы будем только приветствовать помощь нашему центру. Но плата за занятия не взимается.
— Это зародилось в Китае?
Женщина впервые замялась.
— Это связано с китайскими традициями и верованиями. Но в Китае это под запретом.
«Чрезвычайно интересно развить эту тему, — подумал Гидеон, — но у меня задача поважнее — найти пожилую женщину, бабушку».
— Спасибо за увлекательный рассказ, — произнес он вслух. — Я обязательно приду на ваши занятия. А теперь вернемся к теме школы. Мне сказали там, что у Джи есть бабушка и что они с внуком души друг в друге не чают.
— Это, должно быть, моя мама, основательница «Берген-Дафа-центра».
— Вот оно что! Можно с ней познакомиться?
Он еще не договорил, а уже понял, что зашел слишком далеко. Лицо женщины перестало быть таким открытым, как еще минуту назад.
— Извините, она занимается Дафа в другом месте и не участвует в повседневной работе центра. — Помолчав, женщина спросила: — А зачем, собственно, вам с ней знакомиться?
— Раз она так близка с внуком, — стал он выкручиваться, не забывая про улыбку, — раз возит его в школу, я подумал, было бы неплохо с ней увидеться… Но это, конечно, совсем не обязательно.
Он сообразил, что совершил еще одну ошибку. Выражение лица женщины стало непроницаемым.
— Она никогда не возит его в Трокмортон. Удивительно, что в школе вообще о ней знают. Мне странно, что о ней знаете вы.
«Влип! — удрученно подумал Гидеон. — Надо было вовремя прикусить язык».
— О ней говорили в школе… Может, бабушку вспоминал сам Джи?
Она немного смягчилась.
— Да, это на него похоже.
— В общем, не хочу больше отнимать у вас время. — Гидеон попятился, невинно улыбаясь. — Вы очень любезны.
Она сменила гнев на милость и даже вручила ему брошюру.
— Здесь расписание ознакомительных занятий. Надеюсь скоро увидеть вас с нами. А о вашем сыне, Тайлере, я обязательно скажу Джи. Может, устроим им совместную игру еще до начала занятий в школе?
— Было бы чудесно! — воскликнул Гидеон с чарующей прощальной улыбкой.
Орхидея вышла из закусочной на Пятьдесят первой улице и быстро зашагала в направлении Парк-авеню, вскрывая на ходу только что купленную пачку сигарет. Обертку она, не останавливаясь, бросила в урну. Домой не хотелось, девушка решила пройтись и попытаться привести в порядок мысли. Ее душила злость. Гидеон оказался настоящим мерзавцем, но это не отменяло того, что он попал в серьезный переплет. Теперь она в этом не сомневалась.
«Ему нужна помощь — что ж, я помогу. Уберегу его от преследователей, избавлю от мучений, от необходимости совершать поступки один другого невероятнее. Но как? Как ему помочь?»
Свернув за угол, она оказалась на Парк-авеню. Ливрейный привратник «Уолдорфа» распахнул перед ней двери, и она шмыгнула внутрь. Остановившись в центре огромного холла, Орхидея попыталась отдышаться. Взяла себя в руки, подошла к стойке. В памяти вовремя всплыла их вымышленная фамилия.
— Мистер Телл вернулся? Я миссис Телл.
— Сейчас позвоню в номер.
В номере не брали трубку.
— Я подожду его в холле, — сказала она.
«Должен же он вернуться, если вещи здесь».
Орхидея вытряхнула из пачки сигарету и приготовилась закурить.
— Прошу прошения, — донеслось от стойки, — курить в холле не разрешается.
— Знаю, знаю. Я выйду на улицу. — Но закурила она по пути к двери, чтобы их позлить.
Девушка делала затяжку за затяжкой, сердито вышагивая перед отелем взад-вперед. Докурила сигарету до фильтра и бросила окурок себе под ноги прямо перед носом у привратника, достала и зажгла следующую. Бродяга, обосновавшийся перед сквером церкви Святого Варфоломея, знай себе напевал под гитару. Чтобы убить время, она перешла улицу и стала слушать.
Мужчина в тонкой бесформенной полушинели перебирал струны и пел, сидя по-турецки на асфальте. Рядом лежал раскрытый футляр от инструмента, в него прохожие набросали уже немало мятых купюр.
Ноги еле держат, о Господи
Видно, смерть нашла подлеца…
Здорово у него получается! Лица не разглядеть — он низко склонялся к своей старой гитаре, да еще нахлобучил бурую шляпу, но скрипучий голос, печально повествующий о тяготах жизни, брал за душу. Ей даже показалось, что он поет не о себе, а о ней. Орхидее сделалось грустно и одновременно хорошо. Поддавшись порыву, она достала доллар и положила в футляр от гитары. Бродяга кивнул, не прерывая пения.
Ноги еле держат, о Господи.
Видно, смерть нашла подлеца…
Я не против сдохнуть, о Господи,
Если б не слезы мальца…
Последний горестный аккорд — и песне настал конец. Он отложил гитару и поднял голову.
Она удивилась, увидев перед собой азиата, к тому же очень даже ничего собой, без присущих братии уличных менестрелей признаков алкоголизма и наркомании, наоборот, с ясным и глубоким взглядом. Приобретенный на улице инстинкт тут же подсказал, что перед ней не бродяга, а нацепивший зачем-то тряпье серьезный музыкант.
— Вы отлично исполняете, вам раньше не говорили? — вырвалось у нее.
— Спасибо.
— Где вы научились так играть?
— Я апостол блюза. Я живу блюзом.
— У меня самой порой бывает такое же настроение…
От его пристального взгляда она покраснела. Он собрал деньги в футляре, спрятал их в карман, положил в футляр гитару и защелкнул замочек.
— На сегодня хватит, — сказал бродяга. — Пойду глотну кофейку в «Старбакс» за углом. Не возражаете составить компанию?
«„Не возражаете составить компанию“… Наверное, он студент колледжа Джуллиард, пробующий себя в суровой уличной обстановке. Да, не иначе», — размышляла Орхидея.
Ей понравилось его церемонное обращение, так резко контрастирующее с внешней запущенностью. В ней еще не погасла злость на Гидеона.
«Хорошо бы, он увидел меня с этим „апостолом блюза“ — это послужило бы ему хорошим уроком».
— Не возражаю, — отозвалась она. — Почему бы и нет?
Кивающий Журавль сидел за маленьким столиком, пил зеленый чай и покорно слушал женскую болтовню. Эта возможность сама упала ему в руки, и он знал, как ею воспользоваться, чтобы выманить Кру из укрытия, сбить с толку, принудить к обороне.
Просто чудесная возможность!
— Вы сегодня уже проходили мимо, — сказал он. — Я вас сразу приметил.
— Действительно!
— С вами был мужчина — ваш муж?
— Просто друг, — сказала она со смехом и наклонилась над столиком. — А вы? Вы же не с улицы, я права?
Кивающий Журавль не соизволил ответить.
— Вам меня не провести. — Она подмигнула. — Хотя, если честно, у вас неплохо получается маскироваться.
Он пил свой чай, словно ничего не произошло, хотя встревожился не на шутку.
— Друг? Близкий друг?
— Я бы не сказала… Вообще-то он странный.
— Да? В каком смысле?
— Выдает себя то за актера, то за продюсера. Одевается черт знает во что, выдает себя за другого, таскает меня за собой. Форменный псих! Врет, что разучивает роль, но я думаю, у него большие неприятности.
— Какие именно?
— Хотела бы я знать! Я не прочь ему помочь, но он не разрешает. Повез меня в Ривердейл, в привилегированную частную школу. Мы с ним притворялись там родителями вундеркинда. Он зачем-то стянул в школе бумаги. В «Уолдорфе» мы как сумасшедшие меняли среди ночи номера.