— Птичку жалко? — ухмыльнулся Гена.
— Жалко, — серьезно сказала Катя.
Присела, погладила переломанные косточки из бамбука. Обернулась, точно пожаловалась Крису:
— Он, между прочим, Тёму спас и меня. А сам погиб.
Все притихли, глядя на Катю, не понимая, когда смеяться.
Крис подошел к остаткам дельтаплана. Сдвинул их поближе. Достал из кармана зажигалку. Сказал последнее слово:
— Жизнь нашего друга Дака была коротка и ослепительна, как вспышка салюта. Он вылетел в этот мир на неокрепших крыльях. Мир его поразил. Столкновения Дак не выдержал. Надеюсь, смерть его была не напрасной.
— Так я и говорю… — начал Тёма и замолчал.
Крис поднял руку. Скрипнул колесиком, поднес огонь к обрывку листа. Обломки вспыхнули. Катя всхлипнула.
Помолчали, глядя на огонь первой их общей потери.
— Ну и что же ты сверху увидел? — повернулся Крис к Тёме.
Тёма отозвался не сразу. Он следил, как исчезают в пламени бамбук, листья банана и куски шпагата, из которых он так тщательно создавал крылья дельтаплана.
Теперь он уж точно не узнает, с чего бы это — он ясно слышал — стали лопаться одна за другой там наверху веревочные петли, на которых держалась конструкция, после чего и полетели во все стороны банановые перья. Обломки сгорели, черный ящик не обнаружен. Причина катастрофы не установлена. А жаль. Знающий причины предсказывает будущее.
Собрались моментально. Да и что там было собирать? Одна сумка на всех. С чем пришли, с тем уходят. Запас полусъедобной экзотики да чашки из половинок кокоса — все, что нажито за эти дни.
Постояли перед фортом, пока Тёма набирал в очистительный термос воды из родника. Юнг предложил сесть на дорогу. Так и сделали.
— Ничего не забыли? — спросил кого-то Дима.
— Чего уж тут забывать, — хмуро сказал Гена Жариков.
Не хватало им всем чего-то. А чего, собственно?
«Ключи», — подумал Юнг.
Уходя в городе из дома, доставали ключ, звенели в замке, чтоб вернуться на то же место и все было цело. А тут ни дверей, ни ключей. Да и не дом это вовсе — убежище. Значит, и покидать его не жаль. Перелезали через частокол с легким сердцем.
— Знаете, что я первым делом сделаю, если сюда вернемся? — спросил Тартарен, зависнув меж острых зубьев частокола.
И не дождавшись вопроса:
— Калитку в этом чертовом заборе прорублю.
Солнце жгло несильно. Шел четвертый час. Идти решили вниз вдоль реки, не приближаясь к лесу, где вполне могли засесть дикари, зализывавшие раны и ожоги. А часа за полтора до захода солнца встать лагерем на ночлег, у тех самых скал, что, как успел заметить Тёма за время прерванного полета, вплотную подходили к речке, образуя что-то вроде ворот. В них река проваливалась, с той стороны превращаясь в водопад.
Им предстояло пересечь остров с севера на юг. Там на южном побережье была высокая скала, похожая на стол.
На самой верхушке этой Столовой горы Тёма успел с высоты разглядеть идеально круглую и ровную площадку и в центре ее белый круг.
Неизвестно, кому и зачем понадобилось укатывать асфальтом макушку горы и рисовать там белые круги. Для того, например, чтобы можно было посадить вертолет. Или просто погулять, подышать океанским воздухом, посмотреть на живописные окрестности, утомившись наблюдениями за брошенными на произвол судьбы.
Во всяком случае, никаких иных следов цивилизации Тёма с высоты своего с Даком полета не разглядел. Крис Тёму выслушал и решил: выходить немедленно.
Это сверху казалось — тоненькая веревочка реки, лес по ней сползает вниз, по бокам ровные склоны гор под сплошным покровом травы. И если идти по этим полям, очень быстро дойдешь до скал.
На самом деле склоны гор горбатились, то проваливаясь лощинами, то поднимаясь невысокими перевалами, и маленький отряд, растянувшийся змейкой, то пыхтел, вползая на отрог, то сваливался в очередную лощину. И скалы впереди вставали прямо перед ними, но тут же исчезали из виду. Солнце скрылось за скалами, свет его ослаб, лес, тянувшийся слева, казалось, источал фиолетовый сумрак, а цель их похода была все так же близка и недосягаема.
Можно было бы остановиться, заночевать и продолжить путь завтра. Гена, например, так Крису и сказал. Но Крис на это ничего не ответил. И даже не обернулся посмотреть, как там, например, Катя — ходок довольно скверный — чуть что, ноги стирает в кровь. Очень Крису не хотелось оставаться ночевать в поле.
Ты открыт со всех сторон, кругом трава высокая. Подползти и двинуть по голове и днем-то довольно просто. А ночью тем более.
Крис шел и шел вперед, стараясь не оглядываться, и остальным, хочешь не хочешь, приходилось тянуться за ним, хотя даже Тартарен подумывал о том, что затея с дельтапланом была не такой уж безумной и можно было бы, поработав над конструкцией, запустить это средство передвижения в серию. Дня три бы повозились, потом снялись с места и полетели. Правда, ему с его весом понадобился бы какой-нибудь Супердак. Что-то вроде аэробуса. Эта мысль застряла у него в голове и довольно долго там сидела, то проваливаясь вместе с ним в лощину, то взбираясь на пригорок.
Катя же ни о чем думать не могла. Держалась взглядом за спину Криса, шла за ним шаг в шаг и просила только про себя, чтоб он не останавливался. А вот встанет Крис, тогда уж она точно на землю ляжет — и делайте с ней что хотите.
Когда в ровном и пепельном лунном свете преградили им наконец путь эти самые скалы, они услышали сбоку шум падающей воды, лес перед водопадом поредел, и Крис обернулся и сказал: «Привал», никто даже не обрадовался. Сели где стояли без сил. А еще ведь надо было огонь развести, вскипятить и выпить чего-нибудь, съесть и приспособить что-то под ночлег. Или не нужно им уже было ничего такого? Лечь и лежать, закрыв глаза и тяжело дыша.
Крис так не думал — Тартарен с Юнгом были отправлены за дровами, Гена с Тёмой — за водой для чая, девчонки под личным его присмотром — собирать душистые травы для общей лежанки.
Луна на опушке джунглей светила мутно, как ослепленная катарактой, и света хватало только на тонкие полосы меж кустами.
Тартарен, шаря в темноте руками, выбирал стволы посуше, гнул и с треском ломал их, собирая в кучу. У Юнга же ветки только пружинили и, даже надломленные, не отставали от стволов, распадались на сотни проволочных волокон, а притупившийся о лианы нож их не брал. Он постоял, прислушиваясь, как пыхтит Тартарен, поругиваясь, где-то совсем рядом, и, различив впереди и в стороне бледный свет, раздвигая руками невидимые частые ветви, стал пробираться туда.
На лунной прогалине он наткнулся на ствол поваленного дерева, обломал сухих веток сколько смог унести, прижав локтем, потащил, шурша, мягко царапая землю, и через два шага снова уперся в темноту. Постоял, прислушиваясь, и ничего не услышал — отчего-то сопенье Тартарена и голоса остальных вдалеке стихли. Булькала, крутясь, вода в запруде перед скалистым порогом, и далеко шумел падающий с высоты поток. Ни шелеста, ни встряхиваний и попискиваний пернатой живности.
Глухая тишина пустого дома, в котором вдруг свет погас.
«Странно», — подумал Юнг и тут же вздрогнул от звука неслышного, но почему-то очень знакомого и давно ожидаемого, быть может с того самого момента, как он повис на дереве над шумным грязевым потоком, притащившим их в эту долину.
Кто-то вдохнул и выдохнул у него за спиной — шумно, с влажным хрипом и едва прикрытой вздохом угрозой. Потом еще раз, с выдохом длиннее и сдержанной яростью в конце, что сопутствовало работе над любимым его сюжетом для лакированных боков особо хищных машин — джипов «чероки» и «инфинити», спортивных «феррари», «альфа-ромео». На этих картинках черная пантера показывала оскаленную морду, раздвигая сочные, зеленые травы с лиловыми тропическими цветами. Ослепляли сабельные клыки, топорщилась жесткая леска усов, нижняя челюсть опускалась, обнажая влажный розовый язык. А вот звук, растяжный, с вибрирующим на одной низкой ноте рыком, Юнгу приходилось сочинять про себя. И вот он услышал его за спиной и, не поворачиваясь, представил все прочее, и замер с ветками под мышкой. Медленно поворачивая голову, услышал над самым ухом Тартареново: «Э-е, Юнг!» — краем глаза успел зацепить гибкий, остроухий силуэт, слившийся со стволом, с которого он только что обламывал ветки. Тартарен в темноте махнул рукой, зацепил его за плечо, Юнг моргнул, силуэт исчез.
— Черт! Ты ничего сейчас не слышал?
— А что?
Головой качнул из стороны в сторону, ствол, обмазанный луной, очертания сменил, но черной кошки не выдал.
Куда ж она делась?
— Показалось, — неуверенно произнес Юнг.
— Еще бы, — поддержал Тартарен. — Тьма такая, что…
Тихо свистнуло в темноте.
