скрылся.
Полицейский посмотрел на Монику.
— Вы не думаете, что вас могли толкнуть?
— Ну, может быть. Но если и толкнули, то неумышленно.
— Мы этого не знаем, — рассудительно произнес полицейский. — Бывают психически больные люди, толкающие других под поезд или автобус. Вероятно, вам встретился один из них.
— Тогда, думаю, мне повезло, что я здесь.
«Хочу домой», — думала Моника. Но прошло еще пятнадцать минут, прежде чем она смогла сесть в ожидающее такси и уехать, предварительно рассказав копам, что сама врач и может позаботиться о своих царапинах, и оставив им свой адрес и номер телефона. В такси, положив рядом с собой раздавленную сумку, она откинула голову назад и закрыла глаза.
И сразу же вновь мысленно пережила острую боль в руке и ноге, которую почувствовала, грохнувшись на мостовую, ощутила едкую вонь от автобуса, надвигающегося на нее. Она старалась успокоиться, однако шоферу такси, видевшему происшествие, хотелось все обсудить. Пытаясь унять дрожь, она односложно отвечала на его сочувственную и одновременно обличительную речь о том, что нужно контролировать регулярный прием лекарств психами, чтобы они не выходили на улицу, будучи не в себе, и не угрожали невинным людям.
Только когда она оказалась наконец в квартире и заперла дверь, до нее дошел весь ужас случившегося. Она была на грани смерти. «Может, пойти в больницу, — мелькнуло у нее в голове. — У меня в аптечке нет ни одного успокоительного средства». И тут она сообразила, что позабыла о визите Райана Дженнера, который собирался взять у нее медкарту Майкла О’Кифа.
Вспомнив, что у нее есть его домашний телефон, она решила позвонить и извиниться. А вот стоит ли говорить о случившемся? Да, лучше сказать. Если он предложит зайти, она не станет отказываться. В компании ей будет легче.
«Нет, мне нужно общество именно Райана, — сказала она себе. — Признайся в этом. Тебя к нему тянет, и очень».
Номера его домашнего и сотового телефонов теперь были занесены в записную книжку, которая всегда лежала в ее сумке. Поморщившись при виде разбитой пудреницы и раздавленных солнцезащитных очков, она нащупала записную книжку. Так и не сняв пальто, сидя за столом, она набрала домашний номер Дженнера. Но когда ответила женщина и сказала, что Райан переодевается, Моника попросила передать ему, что пришлет медкарту утром. Не успела она положить трубку, как зазвонил телефон. Это был Скотт Альтерман.
— Моника, я услышал по радио, что тебя едва не задавил автобус. Тебя кто-то толкнул, да?
Она удивилась, что репортеры озвучили ее имя, и стала думать, сколько еще друзей и коллег слышали этот репортаж.
Скотт был явно потрясен и очень беспокоился за нее, что подействовало на Монику успокаивающе. Она вспомнила, как добр был Скотт к ее отцу, когда тот находился в доме престарелых, и что именно он сообщил ей по телефону, что отец скончался.
— Просто не могу поверить, что это правда, — сказала она дрожащим голосом. — То есть что меня толкнули не случайно.
— Моника, у тебя такой расстроенный голос. Ты сейчас одна?
— Да.
— Я могу быть у тебя через десять минут. Позволишь мне прийти?
Внезапно почувствовав ком в горле и подступающие к глазам слезы, Моника призналась:
— Это было бы хорошо. Мне сейчас нужна компания.
38
Все шло так замечательно. Сэмми Барбер получил деньги у тупицы Дуга Лэнгдона, поехал в хранилище в Лонг-Айленд-Сити и припрятал все красивые стодолларовые купюры в арендованной сейфовой ячейке. Потом, в состоянии эйфории, в половине шестого он позвонил в кабинет Моники Фаррел, назвавшись доктором Кертоном в честь парня, сидевшего с ним в одной камере, пока он ожидал суда. Секретарша сказала, что доктор Фаррел отменила прием из-за срочного вызова в больницу.
Теперь, обогатившись, он был готов к новой жизни. У него было прекрасное настроение. Сэмми был убежден, что это его счастливый день, и хотел побыстрей сделать дело. Вот почему он поехал к больнице и нашел то место для парковки напротив главного входа, которым пару раз пользовалась доктор, когда он следил за ней. Он изменил свой план и решил, что попытается толкнуть ее под автобус.
Прождав часа полтора, он заметил сходящую по ступеням Фаррел. Мимо проехали два такси, но она не обратила на них внимания и повернула в сторону Четырнадцатой улицы.
Десять против одного, что она пойдет пешком до своего кабинета, подумал Сэмми, беря с пассажирского сиденья перчатки и темные очки. Надев все это, он пошел за ней на расстоянии около четверти квартала. Она шла не очень быстро — не так быстро, как на прошлой неделе, когда он следил за ней. В этот вечер на улице было много народа, и это тоже его устраивало.
Шанс представился ему на Юнион-сквер. Светофор переключился на красный, но люди все еще торопились перейти улицу, невзирая на движущийся транспорт. Подъезжая к остановке, Четырнадцатую улицу пересекал автобус. Фаррел стояла на краю тротуара.
В мгновение ока Сэмми оказался сзади нее и, когда автобус был от них в нескольких футах, сильно толкнул женщину. Потом, не веря своим глазам, он наблюдал, как ей каким-то образом удалось выкатиться из-под колес. Завизжали тормоза, и автобус занесло. Сэмми знал, что стоящая рядом с ним старая дама заметила, как он толкал Фаррел, и, стараясь не паниковать, опустив голову, быстро прошел мимо нее, направляясь в центр города.
Пройдя три квартала, он повернул направо, снял перчатки и очки и опустил капюшон куртки. Стараясь вести себя непринужденно, он пошел обычным шагом. Однако, подойдя к тому месту, откуда мог видеть свою машину, он разинул рот: она уже была поднята на платформу полицейского эвакуатора.
Счетчик времени на стоянке. В спешке погони за Моникой Фаррел Сэмми забыл про установленное время. Первым его побуждением было пойти и разобраться с шофером эвакуатора, но вместо этого он заставил себя повернуть прочь и пойти домой. — «Они отвозят автомобили к какой-то свалке около Уэст-Сайд-хайвей, — думал он, стараясь сконцентрироваться. — Если эта старуха расскажет копам, что видела, как толкнули Фаррел, и опишет меня, мне нельзя будет появиться в этой одежде и заявить о машине».
