Сам предпочитающий переоценить противника, Земятин предупреждал советский генералитет постараться не слишком полагаться на некомпетентность американцев. Достаточно было вспомнить Вторую мировую, когда американцев никто поначалу не принимал всерьез, а они выиграли войну на двух океанах, разбив противников, которые готовились к войне долгие годы.
Считалось, что американские наземные силы большой угрозы не представляют. Теперь, если бы не русское оружие, они бы заняли главенствующие позиции.
В эксперименте было задействовано пятьдесят новых дорогих автомобилей того качества, до которого русским было далеко.
– За пять секунд все эти машины, товарищ фельдмаршал, были приведены в негодность.
– Каким образом?
– Вышла из строя вся электроника.
– Больше ничего не повреждено?
– Ни царапины. Но, самое главное, агент, подучивший эту информацию, был схвачен американцами. Они допрашивали его, пытаясь узнать, что ему известно, как будто он был в этом задействован.
– Неплохое прикрытие.
– И это еще не все. Как вы знаете, Америка – страна коммерции. Мы узнали, кто владеет землей, кто купил машины, кто заплатил людям, пытавшимся их завести.
– Так.
– Это были не военные.
– Конечно, нет, – сказал Земятин.
– Подставные компании. Мы подсчитали, что прикрытие эксперимента обошлось в три раза дороже, чем его проведение.
– ЦРУ, – сказал Земятин.
– Конечно, – согласился офицер. – Фиктивные компании, море денег. Это наши старые друзья.
Земятин застонал. А потом, чувствуя себя беспомощным мальчишкой, сказал младшему офицеру:
– Вот видите? Я тысячу раз об этом говорил. Вы все смеетесь над американскими военными. Считаете, что вторжение в Гренаду было бездарной операцией. Вы были так в себе уверены. А теперь – смотрите. Смотрите, что они сделали.
– Но у нас есть наши ракеты, товарищ фельдмаршал, – сказал молодой офицер.
– Да, конечно, пока что они у нас есть, – сказал Земятин, отсылая его – через зеркало он заметил, что Генеральный поднялся из-за стола.
Если бы молодой офицер узнал, что их ракетную базу вывели из строя, его скорее всего пришлось бы убить, как и тех, кто рассказал бы ему об этом.
Вошел Генеральный.
– Офицеры считают, что эти планы подлинные. Полагаю, нам нужно сообщить им все, что мы знаем об этом оружии. В конце концов, фельдмаршал, какой смысл жить в мире, непригодном для жизни? Американский миллионер правильно сказал.
– Если бы он принес свои лук и стрелы, ты бы что, снял штаны, наклонился и подставил задницу?
– Кажется, я пока твой генсек.
– Они отдают тебе свои планы, потому что они им больше не нужны. В следующей войне они не пригодятся. Единственное, что сейчас имеет значение, так это то, что они пока не знают, что могут сделать с нашими ракетами, вот и все.
И он рассказал, что американцы сделали с машинами.
– Если они могут привести в негодность электронику в “порше”, “кадиллаках”, “ситроенах” и во всей японской дребедени, неужели ты думаешь, что тупой русский танк будет представлять для них сложность? Ты действительно так думаешь?
– Они нам лгали, – сказал Генеральный.
– А ты думал, что они открыли всю душу? Наши танки будут бесполезной грудой металла. Пехота – бессмысленна. Она просто ляжет кровавым ковром на дороге, по которой они пойдут на Москву. И на Ленинград. И в Сибирь. На сей раз отступать нам некуда. Мы хотим только одного, чтобы они отдали нам это оружие. Чтобы признали, что оно у них есть, и передали нам.
– Они лгуны. Невероятные лгуны.
– Посмотри за зеркало, Генеральный, – сказал Земятин, кивком указывая на ждущего американца. Американцы и русские о чем-то говорили с максимальной, на которую способны инженеры, обсуждающие научную проблему, вежливостью. – То, что они передали нам планы оборонительных сооружений, окончательно убедило меня в том, что у них есть кое-что получше, оружие, раскрывающее небо и приводящее в негодность всю технику.
Земятин наблюдал за тем, как Генеральный вернулся в зал и назвал американца лжецом. Он увидел, что американец пришел в ярость. Он даже поверил бы этому американцу, не знай он, что тот лжет.
Уже на обратном пути в Америку мистеру Макдональду Пизу сообщили, что сотрудничество возможно только в том случае, если будет передана информация об оружии, в поисках которого Америка якобы рассчитывала на помощь русских.
Ему сказали, что если американцы еще не знают об этом, то искать его следует к северу от Бостона. Пиз немедленно телеграфировал об этом в Америку.
Ему ответили, что Америке об этом известно. И поиски оружия продолжаются.
* * *
Харолд В. Смит снова говорил с президентом, в голосе которого проскальзывали нотки сомнения.
– Оружие не в Ханое. Оно здесь. Где-то к северу от Бостона, – сказал президент. – Я передал его поиск в руки разведки.
– Хорошо, – сказал Смит.
Его честолюбие не страдало от того, что проект, с которым он работал, передан кому-то еще. Благодаря этому качеству он и получил когда-то свою работу.
– Вы представляете, какой урон делу принесла бы наша слепая уверенность в том, что оружие в Ханое? Они нам не верят, и, черт возьми, Смит, на их месте я поступил бы так же. Отправьте своих людей в район Бостона, когда и если мы его найдем, мы с ними скооперируемся.
– Не могу этого сделать.
– Почему?
– Один из них на пути в Ханой.
– А другой?
– Он не поддерживает с нами связи, сэр.
– Я хочу, чтобы вы запомнили, Смит, что, когда человечество полагалось на вас, вы его предали.
– Знаю, сэр.
– Сообщите мне, как только вы выйдете хотя бы на одного из них. Даже не верится. Вы! Последняя надежда Америки!
– Да, сэр, – сказал Смит.
Ему нужно было получить как можно больше информации об этой женщине до того, как Римо снова с ним свяжется. Неужели Римо влюбился?
Харолд В. Смит ничего не мог сказать. Раньше он думал, что не понимает только Чиуна.
* * *
А русские в Москве начали понимать многое. Молодой полковник, ответственный за отряд головорезов, получал сообщения о местонахождении американского агента-одиночки и рыжей женщины. Они были в Сан-Гауте. Были в аэропорту. Теперь он направлялся в Ханой.
– Думаю, товарищ фельдмаршал, что Ханой подходящее место для того, чтобы его обезвредить, – сказал полковник Иван Иванович.
Он учился в советской школе. Его отец был тоже из КГБ и служил с Земятиным во время Великой Отечественной. Так что молодого полковника учили не молиться никогда. Но на сей раз, говоря с человеком, который наводил на него ужас, он впервые молил Всемогущего о помощи.
– Да, – сказал Земятин. – Но я сам разработаю детали.
– Так точно, товарищ фельдмаршал, – сказал полковник Иван Иванович страшному зверю, который до смерти напугал его на самой площади Дзержинского. Тогда старый колдун нарочно убил ни в чем не повинного офицера.
Не будь в сердце молодого полковника этого безотчетного страха, он нашел бы множество причин не предпринимать некоторых действий.
Но самым странным было то, что Земятин не был жестоким человеком. Никогда не был. Он никогда не убивал людей, если на то не было причины. Он был беспощаден, но другого выбора у него не было. Обстоятельства вынуждали его действовать так, а не иначе. Единственное, чего действительно хотел когда-то Алексей Земятин, так это быть хорошим дворецким.
И потому, что фельдмаршал Алексей Земятин, “Великий Алексей”, был когда-то дворецким, ничто из того, что мог сказать американец или старшие по чину, не могло заставить его отказаться от задуманного плана. Слишком горьким был полученный много лет назад урок, урок, научивший его никогда никому не доверять.
– Алексей, Алексей, – послышался голос матери, – граф зовет!
Алексей Земятин был в буфетной, где следил за тем, как на французский манер чистили серебро. Жаль, конечно, что оно не сияло по-русски. Граф, как большинство русских аристократов, предпочитал все французское. Поэтому он перед войной брал Алексея с собой во Францию. В ежедневном обиходе было столько серебра, что на него можно было бы целый год кормить человек двести крестьян, но в то время Алексей Земятин об этом не задумывался.
Серебро принадлежало графу, а при мысли о двухстах голодных крестьянах Алексей прежде всего радовался, что не принадлежит к их числу. И он готов был посвятить свою жизнь тому, чтобы так было и впредь.
У юного Алексея были довольно приятные черты лица, немного напоминавшие черты лица самого графа, что давало повод для сплетен о том, что в жилах Алексея течет благородная кровь. Он не пытался этого отрицать, хоть мать и говорила, что отцом его был один купец, который как-то раз переночевал в усадьбе, сказал ей пару нежных слов и наградил Алексеем, ставшим ее единственной радостью в жизни.
Алексей, когда граф позвал, не кинулся бегом из буфетной. Он пересчитал серебро и оставил все под надзором старого дворецкого. Он давно понял, что, хоть люди и должны быть честными, на деле так бывает далеко не всегда.
