Общее оцепенение длилось еще несколько мгновений, потом плеснули отдельные хлопки, быстро переросшие в дружные аплодисменты. Запели хрусталем сдвигаемые бокалы. Лабухи на эстраде грянули мазурку в попсовой обработке, и веселье, как застоявшийся конь, рвануло с места в карьер. Должно быть, публично произносить бредни считалось тут в порядке вещей.
«Хотя с другой стороны… Насчет экологии он, конечно, чего-то накрутил, — размышлял Волин, раскуривая сигарету, — смешал божий дар с яичницей. А так ничего особенного. Мало мы подобных речей слышали?» К тому же, если абстрагироваться от «природоохранной» дурости, Алексей не мог не согласиться с коротышкой в главном: вселенский бардак в сочетании со словоблудием, стрельбой и воровством ему самому надоел до невозможности. Жаль, прекратить некому. Рявкнуть да взять под белы ручки, как тот капитан пьяного дядю Сашу… А может, толстячок просто пошутил, а он, Волин, не понял?
Здесь вообще трудно что-то понять. Поэтому лучше сидеть тихо, не высовываться и не поддаваться на разные подвохи и провокации. На подвохи всегда и везде мастеров полно. Вот подойти да дать по роже этому Юрию Ивановичу, чтоб не порол чушь и не морочил голову… А сдачи не желаете получить?
Лабухи на эстраде затянули медленный танец. В это время Мэгги и Волин пили на брудершафт. Оттерев с его губ помаду, Вера-Магдалина заявила:
— Плясать хочу, — и потащила его на «пятачок». Она положила Алексею на плечи свои белые полные руки, прижалась к нему, и они закачались в такт музыке.
— И чем, интересно, здесь заканчиваются такие вечера? — закинул удочку Волин.
— Ну-у, — протянула Мэгги, закатывая глаза, — смотря для кого. Спать люди идут…
— А для меня, например, чем он может кончиться?
Девушка глянула на него снизу вверх:
— Для тебя? Не знаю…
Ее интонация Волину почему-то не понравилась. Но он с хмельной дерзостью продолжал гнуть свое:
— Представь, человек намерзся, чуть не сгинул в пурге, и теперь одному в холодную постель?
— Вы можете спать с другом, — зажеманничала Мэгги.
— Солнышко, мужчины с друзьями ходят на охоту и на войну, а спят с ними только геи.
— Знаю я, куда вы с друзьями ходите, — заявила девица. И подвела итог: — Ты хоть и старенький — тебе же лет сорок, да? — но ты мне нравишься. Не хамеешь. Ладно, пошли отсюда.
— Куда? — от неожиданности глупо спросил Волин.
— Пошли, пошли…
Они стали протискиваться среди танцующих. Но тут вышла непредвиденная задержка.
Мэгги окликнули, она обернулась — ой, подожди, я сейчас! — и нырнула в толпу, оставив раздосадованного кавалера в одиночестве.
Вертихвостка! Чертыхаясь, Волин пробрался обратно к столу и остался топтаться там в ожидании. Тогда-то ему и бросились в глаза две странные фигуры, абсолютно неуместные посреди развеселого банкета. Типы в чумазых полулохмотьях объявились в дверях зала, воровато зыркнули по сторонам и тут же рассосались в шумном многолюдье. На минуту исчезнув из поля зрения Алексея, они неожиданно материализовались совсем рядом, возле стола. Волин удивился. Откровенные богодулы. Их-то кто сюда пустил? Он принялся наблюдать за нахальными шаромыжками.
С ним опять приключилось дежавю. Он определенно видел раньше эту парочку: задрипанную голубую куртку, обросшие темной щетиной, опухшие лица. Видел, видел… Конечно, в городе, в подземном переходе вокзала, перед посадкой на поезд. Они с Лобановым тогда еще чуть не повздорили. Кое-чем здешние забулдыги все же отличались от вокзальных. Голубая куртка на одном из них, например, была целехонька, без всякой прорехи с торчащим наружу подкладом.
Обладатель куртки тем временем молниеносно «попасся» среди бутылок и блюд, сцапал что-то, сунул уворованное под полу, и богодулы снова канули в толпе.
Мэгги возникла так же неожиданно, как и исчезла. Она ухватила Алексея под руку и повлекла за собой. Путь их лежал мимо «президиума», где председательствовал Юрий Иванович. Алексею бросилось в глаза, что коротышка с недовольным видом тычет пальцем в пространство, указывая на что-то одному из дюжих молодцов, все чаще попадавшихся Волину на глаза. Склонившись к боссу, «адъютант» косился в ту сторону и понятливо кивал головой. Волин поинтересовался, на что указует руководящий перст. Оказалось, что окаянные богодулы после совершенной покражи без затей устроились тут же, за одной из портьер, будто им здесь вокзал, и даже знакомое горлышко высокой пивной бутылки поблескивало между их задранных мосластых колен. Местечко они выбрали довольно укромное, но у Юрия Ивановича оказался зоркий глаз.
Мэгги дернула Алексея за локоть: чего застрял? Раздвинув шторы, они оказались в пустой ресторанной подсобке, из которой начинался длинный, плохо освещенный коридор. Мэгги потащила спутника туда. Они успели пройти метров десять, когда позади что-то обрушилось и раздался негромкий сдавленный крик. Алексей оглянулся и придержал девушку.
Парочку скрывал сумрак коридора, зато подсобка отсюда была видна как на ладони.
В нее из зала ввалились четверо: на каждого забулдыгу по молодому здоровяку. Бич в голубой куртке уже лежал на полу. Грохот его падения и остановил Волина.
Второго без лишних слов жестоко саданули кулаком в живот. Мужичонка задохнулся, перегибаясь пополам, но упасть ему не дали, плотно припечатав спиной к стене. От следующего удара, коленом в пах, бич тонко заорал, скрючился и затрепыхался в удерживающих его лапах.
Молодцы чинили свою расправу не спеша, без ненужной злобы, но на совесть. Один из них отступил на шаг, примерился и профессиональным прямым в голову размозжил богодулу рот. Истязуемый захлебнулся криком, закашлялся, выплевывая кровь и осколки зубов. Он вдруг, будто весь раскрошившись изнутри, сделался похож на старый рогожный мешок, который встряхнули, перед тем как выбросить в мусорный контейнер. Парни, словно на тренировке, поочередно провели серию ударов по полубесчувственному телу, потом подхватили его, подняли над головами и со всего маху грохнули оземь. От тяжелого, хряского удара пол слегка вздрогнул. В груди бича что-то булькнуло, хрипло просвистело, поджатые ноги вытянулись, и он как-то сразу опал, превращаясь в кучку перепрелого тряпья.
Остолбеневший Волин наблюдал за происходящим как во сне, словно сцену из очередного кровавого кинобоевика. «…Не может быть!» — в который раз пискнуло в мозгу. Но теперь-то он знал, что может, что — есть!..
Шаромыжка в голубой куртке наблюдал всю расправу от начала до конца. Но убежать он, видно, не надеялся, лишь отполз в угол и вжался в него, будто желая всосаться в стены. Теперь настала его очередь. Парни обернулись, в руках одного тусклой молнией сверкнул нож. Остро отточенное лезвие поймало скупой отблеск лампы и стрельнуло ледяным бликом. (…Волин! Ты бы их душил?.. Резал?..) Над ухом Алексея охнула Мэгги: — Пусти руку, больно!
— Тихо, дура! — Волин словно приклеился взглядом к подсобке. — Молчи!
В голове, как запущенный в банку с водой вьюн, металось: «Я никто, никто!..
Прореха!..» Парень пригнулся, отведя руку, примерился и всадил нож богодулу под ребра. Бич громко рыгнул, клюнул головой, хватаясь руками за пропоротый живот. Его палач рванул свое оружие кверху, словно потроша гигантскую рыбину, и отступил, пятясь от хлестнувшей из раны крови. Голубая скользкая ткань куртки разошлась. Из дыры толчком выбился черный сгусток и вывалилось… нет, не ватин подклада, а нечто влажное и тошнотворно-багровое. Бич безмолвно завязался в узел, крутанулся у ног убийц, полураздавленным червем прополз метр-другой, прилип щекой к линолеуму, прокряхтел и затих. Молодцы переглянулись.
— Куда его? На камбуз?
— Офуел?! Он же воняет.
Волин понял, что сейчас упадет. Он изо всех сил вцепился во что-то мягкое. Мэгги вскрикнула:
— Дурак! Больно!..
И почти сразу перед Алексеем возникла сытая, ухмыляющаяся рожа под нахлобученной поверх коротенькой стрижкой.
— Че тут за дела?.. А, вот это кто! Хай, бэби. Фраера сняла? Че такого старого?
У тебя хоть маячит, а, папаша?
Веселый хлопец был ровесником Мэгги. Следом подтянулся и второй, такой же молодой и откормленный. Волин лихорадочно искал взглядом нож. Но нож исчез.
Волин покачивался на ватных ногах, приближаясь к черте беспамятства… Но нет, нельзя им поддаваться. Таким только поддайся…
— Отвяжись, сынуля, — собрав остаток сил, выдавил он.
— Чиво-о?.. Какой я тебе сынуля? Твой сынуля по вафле тащится. — Алексея толкнули твердым, как дерево, животом.
Волин попытался отстранить верзилу, но наткнулся на бетонную плиту его груди.
— Отстаньте от него, — подала голос Мэгги.
Второй амбал повернулся к ней:
— Влюбилась, что ли?
— Отстаньте, — повторила девушка.
— Ладно, — охотно согласился амбал. — А отсосешь?
