Пэт Кэйдигэн - Сотовый

Его ладонь не была настолько широкой, чтобы охватить ее шею, но была достаточно сильной, чтобы поднять Джессику в воздух и швырнуть через всю комнату.

Джессика не столько почувствовала удар, сколько услышала грохот. Осколки зеркала разлетелись во все стороны со звоном, от которого у Джессики заныло сердце. Она подумала об опасности, несчастье и боли. Потом ее тело жестко приземлилось на грязный пол чердака.

Секунду стояла тишина. Немного оглушенная, она приподнялась на локте и обнаружила, что лежит в окружении частей старого зеркала.

«Теперь кого-то здесь семь лет будут преследовать несчастья», — бубнил назойливый голос в ее голове. Ее рука, казалось, жила самостоятельно: Джессика нащупала длинный и острый осколок и поднялась на ноги.

— Ты и твой ребенок — ПОКОЙНИКИ! — кричал мужчина. Его голос эхом отдавался во всех уголках чердака.

Он был прямо перед ней: его большие руки охватили ее шею и начали сжимать. «Вот и все, — поняла она, — совсем скоро она не сможет сделать ни единого вдоха и тогда — спасибо, Лос-Анджелес, и спокойной ночи. Она уже еле дышит, хрипит. Когда он покончит с ней, Рикки…»

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, не делайте мне больно. Я сделаю все, что угодно. Все.

Она посмотрела в его глаза, давая понять, что именно она подразумевает под словом «все», давая ему возможность услышать и увидеть это, показать это своим лицом и телом.

Лицо мужчины медленно расплылось в мерзкой улыбке, и хватка на ее шее ослабла. О, да, он понял все правильно, именно в том смысле, в котором она хотела.

«Эта глупая сучка действительно не понимает, что я убью ее и сына в любом случае, — ясно говорила похотливая улыбка на его зверском лице. — Ничего не изменится для них, и она сделает все, что угодно, перед тем, как они умрут».

«Мы еще посмотрим, кто из нас глупый», — беззвучно сказала ему Джессика.

Ей потребовалась неимоверная выдержка, чтобы не оттолкнуть его от себя, когда он опустил свою руку и начал ощупывать ее тело. «Я должна держать себя в руках, что бы он ни делал, — сказала она себе, — и сохранять молчание, каким бы мерзким это все ни было».

Что бы ни случилось, она должна заставить его неотрывно смотреть ей в глаза, должна подпитывать его злорадство своим безмолвным ужасом, не должна ни на секунду выпускать его из виду, показывая свою полную слабость и беззащитность перед лицом его силы. Она должна неотрывно держать на себе его взгляд, чтобы он видел в ее глазах лишь полную унизительную покорность и смирение.

Пока его рука не окажется именно в том положении…

Он отскочил, почувствовав порез на руке, грубо схватил, а затем вывернул ей кисть, сжимающую какой-то предмет.

— О-о-о! — ядовито усмехнулся и хорошенько дернул ее за запястье. На пол упал осколок стекла. Он снова поднял глаза.

Но тут полная ненависти и злобы улыбка сошла с его лица. Взамен появилось выражение озадаченности. Джессика знала, что ее вызвала первая, пока еще слабая волна головокружения. Возможно, его также смутил странный, плескающийся-льющийся звук где-то извне.

Она смотрела вниз и, проследив за ее взглядом, он обнаружил кровь, потоком вытекающую из раны на руке прямо на грязный пол, множество капелек крови уже блестело на его ботинках и брюках. Он отпустил ее и сделал неверный шаг назад. Поднял голову и тупо посмотрел на нее. Его лицо стремительно бледнело, а губы приобрели сероватый оттенок. Это наполнило ее душу смешанным чувством жалости, вины и мстительного облегчения.

— Биология за десятый класс, — печально сказала ему Джессика. Она начала потихоньку отходить от него. — Я перерезала сердечную артерию. Она перекачивает до тридцати литров крови в минуту. Но в человеческом теле всего пять литров.

Его взгляд больше не был озадаченным, когда ноги подкосились, и он упал на колени в лужу собственной теплой и липкой крови.

— Мне очень жаль, — сказала она. Интересно, понял ли он, что она была абсолютно искренна в своих словах?

Возможно, он потерял уже слишком много крови, чтобы понимать ее слова. Возможно, он уже не понимал, что происходит вокруг. Даже если он и понимал, что это конец, он терял кровь слишком быстро, чтобы испугаться. Небольшая уступка со стороны матери-природы для тех, чей час пробил.

Он завалился на сторону и грузно осел на пол. Поток из его руки замедлился. Теперь ему оставалось совсем немного. Игра окончена.

«О боже, неужели это я сделала? — подумала Джессика, и ее окатила паническая волна ужаса. — О боже, что я натворила?!»

Он заставила заткнуться ошалевший голос.

Не ко времени и не к месту был этот вопрос. Вообще, сейчас не время и не место задавать вопросы. Если она не может помочь себе, а может только стоять и глупо вопрошать, то как мать она обязана предотвратить печальную судьбу ее крови и плоти — ее сына Рикки.

Она поняла, что просто стоит над трупом и теряет время.

Она выскочила с чердака и устремилась вниз.

Только когда она пересекла лужайку, заросшую высохшей коричневой травой, и подбежала к домику, где томился Рикки, она поняла, что на ее счастье в доме никого не было. Но господи, а если она ошибалась?

Она твердо подавила ненужные мысли. Если уж хочется обдумать все эти «если», которые накопились за сегодняшний день, то она может сделать это потом, когда будет время истерически порыдать над своими промахами и неудачами. Пока же у нее было две главных цели — найти Рикки и выбраться отсюда.

Наружный замок на двери был размером с ее кулак. Сама дверь была массивной и прочной и не рухнет, даже если она будет кидаться на нее всем своим весом. Обежав вокруг домика в поисках другого входа, она остановилась, отчаянно пытаясь уровнять дыхание.

Она понимала, что отъезжающая дверь сбоку, очевидно, тоже заперта, иначе бы Рикки отодвинул ее и убежал. Но она все равно попыталась, в надежде, что дверь могла оказаться просто слишком тяжелой для одиннадцатилетнего мальчика.

Она ухватилась за ручку. Заперто. Что дальше? «Что-нибудь должно же быть», — думала она, оглядывая домик. В ее душе шевельнулся холодок.

Окна!

Два окна, расположенных высоко над землей. Они были очень маленькими, как бойницы, и до них не достать, но если бы ей удалось добраться, она могла бы пролезть внутрь и спасти своего сына. Она осмотрелась и заметила большое ржавое ведро, лежащее у другой стороны дома. Быстро взяла его, вернулась назад, поставила вверх дном и пару раз ударила ногой, чтобы быть уверенной, что оно не развалится под ее весом.

На ее счастье ведро казалось таким же прочным, как и дверь, которую она не могла выбить: она запрыгнула на него и заколотила в окно обоими кулаками.

— Рикки! — закричала она. — Рикки, это я, это мамочка! Я здесь!

Ее сын вышел из темноты и посмотрел наверх с таким страхом и безнадежностью в глазах, что у Джессики заныло сердце. Он был бледен и грязен, но вроде не избит.

— Мам! — сказал он, чуть не плача. — Я не знал, где ты!

— Теперь я здесь, — успокоила она. — Малыш, с тобой все в порядке?

— Я хочу домой!

«Я тоже, детка», — безмолвно добавила Джессика. Все, что ей нужно сделать, это достать сына оттуда, где все заперто. Даже если он найдет что-либо высокое и доберется до окна, оно было слишком узким.

Ее мозг лихорадочно пролистывал другие возможности. Какие угодно. И тут ее сердце подскочило, когда взгляд упал на «кайман», стоящий на дороге. Но перед тем, как обдумать свой следующий шаг, она услышала шелест гравия и звук мотора подъезжающего фургона. Очень не вовремя появившегося фургона.

«О господи, они возвращаются! — завопили тысячи голосов в ее мозгу. — Они уже возвращаются!»

Ни слова не говоря Рикки, она спрыгнула с ведра и лишь успела забежать за угол гаража, как черный фургон подъехал к дому и остановился.

Дрожа, она наблюдала, как из него выбрались трое мужчин — из тех, кто забирал Крэга. Только трое. И среди них не было ее мужа.

Она похолодела. Несколько секунд она не могла понять, что это значит, особенно, если учесть ее выходку на чердаке. Неужели они… И Крэг… Ее муж…

Страшно было даже подумать об этом. Мозги заклинило.

И тут новая надежда затеплилась у нее внутри. Может быть, Крэгу удалось вырваться из лап ублюдков и убежать. Может быть, он уже в безопасности и в этот момент рассказывает всю эту историю полицейским — хорошим полицейским. Это было бы, мягко говоря, неплохо. Так, наверное, дело и обстояло.

Должно было обстоять! Должно! Должно! Должно! Она беззвучно повторяла эти слова, как молитву, наблюдая за мужчинами, которые входили в дом. Все правильно. Как только они войдут в дом, у нее будет достаточно времени, чтобы прыгнуть в «кайман» и…

Но к ее ужасу, последний из них остановился на крыльце, достал сигарету и прислонился к стене, чтобы закурить.