Для обеспечения полной тайны, говорилось в записке, пациенты входят через отдельные двери. Эльвиру ждут в кабинете «С» в три часа дня; ввиду того, что миссис Михан так боится уколов, ей дадут сильную дозу валиума, и она полежит, отдохнет до половины четвертого. И только тогда доктор Шрайбер начнет инъекции. После чего она полежит еще полчаса до окончания действия валиума.
Живая изгородь была футов шести в высоту, и, идя между кустарниками, Эльвира чувствовала себя маленькой девочкой в чаще леса. Стало тепло, но тут еще держалась влажность. Азалии напоминали ее собственные перед их домом. Прошлой весной они так красиво цвели.
Вот и бледно-голубая дверь кабинета. Крохотная позолоченная «С» подтверждала – она пришла, куда нужно. Несмело повернув ручку, Эльвира вошла.
В кабинете – как в дамском будуаре. Обои в цветочек, салатный ковер, туалетный столик и круглая табуретка. Процедурный стол похож на кровать – с простынями под цвет обоев, бледно-розовым одеялом и отороченной подушкой. На двери шкафа висит зеркало в золоченой раме со скошенными углами. Только шкафчик с инструментами намекал на истинное предназначение помещения, но и тот был из белого дерева с толстыми зеркальными дверцами.
Эльвира сбросила босоножки, аккуратно поставила их под стол. Размер ноги у нее сороковой, и ей не хотелось, чтобы врач споткнулся, делая коллагеновые инъекции. Она легла на стол, натянула покрывало и прикрыла глаза.
Минуту спустя глаза у нее открылись – вошла медсестра. Регина Оуэнс, старшая помощница барона, та, которая записывала историю ее болезни.
– Не волнуйтесь, – ласкою проговорила она. Эльвире Регина нравилась – напоминала одну из ее клиенток. Ей было около сорока, темные короткие волосы, красивые широко расставленные глаза и обаятельная улыбка.
– Выпейте. – Она подала Эльвире стакан с водой и таблетки. – Сразу почувствуете приятную сонливость и даже не заметите, как мы превратим вас в красавицу.
Эльвира послушно положила таблетки в рот и запила.
– Я прямо как ребенок.
– Ничего-ничего. Вы бы удивились, сколько народу трясутся от одного вида иглы. – Зайдя сзади, мисс Оуэнс стала массировать Эльвире виски. – Да вы напряжены! Ну-ну, сейчас положу вам на глаза компресс, подремлете. Мы с доктором придем через полчаса. Вы нас уже и не услышите.
Эльвира ощущала, как сильные пальцы нажимают на виски.
– Как приятно!
– Еще бы! – Несколько минут Регина массировала лоб и шею Эльвиры. Эльвира стала уплывать в приятную полудрему. Потом на глаза наложили прохладную ткань. Щелчок закрывшейся двери за вышедшей на цыпочках мисс Оуэнс донесся будто сквозь вату.
В голове у Эльвиры проносились тучи мыслей – словно оборванные нити, связать их никак не удавалось.
«Бабочка, парящая на облаке…» Почему фраза кажется такой знакомой? Вот, вспомнила…
– Вы слышите меня, миссис Михан?
Она даже не заметила, как вошел барон фон Шрайбер. Говорит тихо, чуть глуховато. Хоть бы микрофон уловил его голос. Ей хотелось, чтобы записалось все.
– Да, – откуда-то издалека донесся ее собственный голос.
– Не бойтесь. Вы даже не почувствуете. Будто булавкой уколет.
И правда. Почти не почувствовала, будто комар укусил. А она-то переживала… Эльвира ждала продолжения. Доктор предупредил: коллаген вколют в десять–двенадцать точек с каждой стороны рта. Чего же он медлит?
Почему-то стало трудно дышать… Она задыхается!
– Помогите! – крикнула она, но крика не получилось.
Она открывала рот, отчаянно хватая воздух. Она куда-то уплывает… Руки, грудь – будто чужие… О боже, помоги мне, помоги…
Навалилась тьма. А от двери сестра Оуэнс бодро произнесла:
– Ну, вот и мы, миссис Михан! Готовы к процедуре красоты?
Что это доказывает? – спрашивала себя Элизабет, шагая от особняка к клинике. Если пьесу написал Хельмут, то наверняка здорово переживает: он вложил в постановку миллион! Вот почему Мин кинулась звонить в Швейцарию. Ее счет служил предметом неистощимых шуточек. «Я никогда не буду нищей!» – хвасталась она.
Мин желала оправдания Теда, чтобы получить лицензии на все лечебные курорты в его отелях, у Хельмута имеется причина поосновательнее. Если он и есть Клейтон Андерсон, то счет жены уплыл…
Она заставит его сказать правду, решила Элизабет.
В вестибюле клиники тишина и покой, но дежурной на месте не оказалось. Вдали Элизабет услышала топот бегущих ног, возбужденные голоса. Она поспешила на шум. Открывались двери, выглядывали гости, которым делали процедуры. В конце коридора дверь нараспашку. Оттуда и доносился гомон.
Кабинет «С»… Господи, тут ведь миссис Михан предстояло делать коллагеновые инъекции. На Спа про это слышали все. Что-то произошло? Элизабет чуть не столкнулась с выходившей медсестрой.
– Сюда нельзя! – Медсестра была вне себя.
Элизабет оттолкнула ее.
Над процедурным столом наклонился Хельмут, он с силой массировал грудь Эльвиры, на лице у той – кислородная маска. Покрывало отброшено, халат под Эльвирой смят, у воротника блестит нелепая брошь-солнце. Пока Элизабет, потерявшая дар речи, смотрела, медсестра протянула Хельмуту иглу. Он вставил ее в шприц и ввел в вену Эльвиры. Грудь ей стал массировать медбрат.
Вдалеке Элизабет услышала сирену «скорой помощи».
В четверть пятого уведомили, что Эльвира Михан – жертва возможного покушения; она помещена в больницу полуострова Монтеррей. Дежурный полисмен принял срочный звонок и сопроводил «скорую» до больницы. Врачи подозревают, что дело нечисто, и врач «скорой» согласен с ними. Как заявил доктор Шрайбер, коллагеновых инъекций пациентке еще не делали, но капля крови на лице свидетельствует о недавнем уколе.
Эльвира Михан! Скотт потер вдруг уставшие глаза. Умная женщина. Вспомнились ее замечания за обедом. Похожа на малыша из сказки Андерсена «Новый наряд короля», воскликнувшего: «А король-то голый!»
С какой стати кому-то понадобилось убивать Эльвиру? Скотт понадеялся, что она не связалась с мошенниками, попытавшимися куда-то вложить ее капиталы. Но зачем кому-то убивать ее? Невероятно.
– Я приеду! – Он бросил трубку.
Приемная в больнице просторная, приятная, с цветами, внутренним прудом, напоминает вестибюль небольшого отеля. Каждый раз, как Скотт попадал сюда, ему вспоминались часы, проведенные здесь в ожидании участи Дженни…
Ему сообщили, что врачи трудятся над миссис Михан. Возможно, доктор Уитли скоро сумеет выйти к нему. Пока он ждал, вошла Элизабет.
– Как она?
– Не знаю.
– Зря согласилась на инъекции. Бедняжка очень их боялась. У нее случился сердечный приступ, да?
– Пока неизвестно. А как ты сюда попала?
– С Мин. Приехала на ее машине. А Хельмут приехал на «скорой», провожал миссис Михан. Нет, она не может умереть!
Элизабет уже почти кричала. Сидящие в креслах обернулись на нее.
– Элизабет, возьми себя в руки. – Скотт усадил ее на диван рядом. – С Эльвирой вы познакомились всего несколько дней назад. Чего ты так расстраиваешься?
– Где Хельмут? – раздался позади голос Мин, совершенно бесцветный, словно у нее не осталось никаких чувств. Она тоже находилась как будто в состоянии шока, не веря в реальность происходящего. Обойдя диван, Мин села в кресло к ним лицом. – Наверное, расстроился… – Она оборвала фразу. – Вот он.
Вид у барона, как определил Скотт, словно после встречи с привидением. Все еще в элегантном синем халате – облачении хирурга, Хельмут тяжело опустился в кресло рядом с Мин, нашарил ее руку.
– Она в коме. Говорят, ей сделали укол. Минна, но это невозможно! Клянусь тебе! Укола не было…
– Оставайтесь тут. – Скотт оглядел всех троих. В конце длинного коридора, ведущего в хирургическое отделение, он заметил главного врача – тот махал ему.
Беседовали они у него в кабинете.
– Ей ввели какое-то лекарство, и это вызвало шок, – ровно сказал доктор Уитли.
Высокий, худощавый, лет за шестьдесят, обычное выражение его лица – вежливость и сочувствие. Сейчас он смотрел сурово, и Скотт вспомнил, что его давний друг служил пилотом во Вторую мировую.
– Она будет жить?
– Пока трудно сказать. Из комы она может и не выйти. Пыталась что-то сказать перед тем, как окончательно потеряла сознание.
– Что?
– Нечто вроде «лос». Больше ничего не разобрали.
– Мало проку. А что говорит барон? Есть у него какие-то догадки?
– Мы, Скотт, честно говоря, не подпустили его к ней.
– То есть ты не считаешь его хорошим врачом?
– В его медицинских познаниях у меня причин сомневаться нет, но что-то в нем кричит – фальшивка, всякий раз, как я встречаю его. И если укол миссис Михан сделал не он, тогда кто же?
