Из-за угла со стороны привокзальной площади вышли двое. Свет за их спинами не давал мне разглядеть лица, но что-то в их силуэтах меня насторожило. Было в них что-то знакомое. Нащупав явару в заднем кармане, я напрягся, готовясь к неожиданностям. А сам гадал, кто бы это мог быть. Люди Кирюхи? Нос и Губошлеп (особенно Губошлеп) не могли рыскать по улицам по состоянию здоровья. А кроме них, я видел только пузана в джинсовке и типа с бородкой. Эти фигуры были другими.
Двое шли и мирно о чем-то переговаривались. На меня они даже не смотрели, а при моем приближении сдвинулись чуть вправо, чтобы обойти. Я почувствовал облегчение. Паранойя. Проклятая мания преследования. Я слишком наследил в Самаре, чтобы беззаботно бродить по улицам.
Но это была не паранойя.
Поравнявшись со мной, силуэты вдруг пришли в движение. Я успел лишь выхватить руку с яварой, но ничего кроме этого для своей самозащиты предпринять больше не смог. «Прохожие» с чудовищной скоростью, в которой угадывался профессионализм и практика, заломили мне руки, согнув в три погибели. Рана на спине взвыла тупой болью. Я стиснул зубы, слыша, как явара выпадает из ладони и с тихим стуком падает на асфальт.
Раздался оглушительный звонкий свист. И тут же где-то позади вспыхнули фары. Через мгновение автомобиль, ревя двигателем, подлетел к нам.
— Пакуем!
Обездвиженного, меня второй раз за последнюю неделю затолкали на заднее сиденье автомобиля. И машина рванула прочь, унося меня неизвестно куда.
Мы ехали минуты две, не больше. По пути я разглядел типов, в плену у которых оказался. Это были два здоровяка: один с наколками на руке, второй с золотой цепью на шее. Я действительно видел их раньше. В первый же день в Самаре, в пивном баре у привокзальной площади. Они поглядывали на меня, и я это запомнил. Теперь выяснилось, что я был прав — интерес ко мне у этих типов действительно был.
— Кто вы?
Здоровяки не шелохнулись. Я пошевелился, и тут же один из них угрожающе зарычал:
— Сиди не рыпайся, или пожалеешь.
Все прояснилось, когда машина тормознула перед небольшим зданием, и меня выволокли из машины. Мы были у здания ЛОВД железнодорожного вокзала Самары.
Здоровяки были операми уголовного розыска транспортной полиции.
Кирюха. По словам таксиста, «нищая мафия» платила деньги за крышу вокзальным полицейским. И сейчас я попал именно к ним в руки. Ситуация вырисовывалась паршивая.
Здоровяки, не говоря ни слова, повели меня к дверям. Узкий проход к дежурной части с решеткой и перегородкой из плексигласа. Меня завели в дежурку.
— Карманы выворачивай.
Я выложил на стол все, что у меня было. Телефон, кошелек, очередная сложенная вчетверо листовка с фотографией Сергея, сигареты с зажигалкой. Выложил бы и явару, но из-за уродов-здоровяков она была утеряна безвозвратно. Об этом я сейчас жалел не меньше, чем обо всем остальном. Эта явара была моей любимой и служила мне верой и правой пять долгих и непростых лет.
— Руки.
Мне откатали пальцы, перепачкав их темным и стойким составом, похожим на чернила. К этой процедуре мне было не привыкать. Но затем все пошло не совсем так, как обычно. Оформлять задержание до конца никто не стал. Здоровяк с наколками спросил у дежурного ключ «от третьей». Чем являлась эта «третья», стало понятно, когда опер вывел меня в коридор, открыл одну из дверей и затолкал внутрь. За моей спиной щелкнул замок.
Это была камера для допросов. Квадратное, провонявшее плесенью помещение. В центре старый, но крепкий стол, привинченный к полу. По обе стороны от него — гнутые металлические стулья.
А потом обо мне забыли. Время тянулось невыносимо медленно, но дверь была закрытой. За ней иногда раздавались голоса проходящих мимо людей, однако никто из них не спешил отпирать меня.
Я уселся за стол. Хотелось курить. Я сидел и думал о своем положении.
Дело было паршивое. Дрянь дело. Кирюха меня сдал. Либо ментам после задержания, либо прикормленным вокзальным операм, которые теперь спихнут на меня всех собак, которых только можно спихнуть. Сейчас мне наверняка будут шить угон, поджог и нанесение тяжких телесных повреждений. В случае, если я не просто вырубил Носа, а проломил ему височную кость со всеми вытекающими отсюда последствиями — пришьют нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Или просто — убийство. Чтобы наверняка.
Минимум 10 лет в колонии строгого режима. Если повезет. Если не повезет — могут впаять и все 15.
Я был в отчаянии. Вдруг осознав, что все мои попытки Сергея не принесли ничего, кроме новых катастрофических проблем. Брата я не нашел и не спас, а вот себя похоронил заживо.
Когда я выйду — если вообще выйду — семьи у меня не будет вообще. Оставшаяся совсем одна мать долго не протянет. Я это знал уже давно — с момента, когда она окончательно ушла в себя после смерти отца.
Время ползло медленно, отвратительно медленно. Задержавшие меня опера наверняка специально тянули с допросом, чтобы заставить «клиента» нервничать и гадать. Но я не нервничал. Нервничать было поздно. Я просто сидел в вонючей каменной клетке в глубине ЛОВД и ждал своей участи.
Наконец они появились. Оба. Опер с золотой цепью встал у двери, скрестив мощные руки на груди. Оперативник с покрытыми наколками руками сел напротив меня и уставился мне в глаза.
— Значит, Алексей Рогов, — спустя, наверное, минуту открыл он рот.
— Очень приятно. Меня тоже так зовут.
— Условный срок. Только что из СИЗО, где провел полгода по подозрению в краже. Интересный экземпляр.
Пробили по отпечаткам пальцев. В век компьютеров и глобального интернета, будь он неладен, это занимало несколько минут.
— Ничего интересного, — возразил я. — Самый обычный, ничем не примечательный экземпляр. Я знаю экземпляры намного интереснее. Отпустите меня, и я сразу же назову их адреса.
Опер у двери хохотнул. Но мой собеседник и бровью не повел.
— Что ты делаешь в Самаре?
— Мне интересно другое. Что я делаю в полиции Самары?
Оперативник достал из кармана листовку. Развернул.
— Кто это?
Сегодня ночью меня буквально преследовали дежа вю.
— Брат.
— И что с ним?
— Если бы я это знал, меня бы тут не было.
Опер, наверняка не в первый раз, пробежал глазами текст объявления.
— Пропал, значит?
— Проверьте ориентировки. Он в официальном розыске как без вести пропавший. Его фотография висит у вас на щите у входа.
Опера переглянулись.
— Значит, ты его ищешь? — я пожал плечами. — Как-то странно ищешь. По пивнухам в районе вокзала, в основном.
— Надо же с чего-то начинать. Почему бы не с пивнух?
— У тебя брат любитель побухать?
— Помогите найти его и спросите сами.
— Свитер сними.
Неожиданно.
— Что? — опер повторил приказ. — Зачем это?
— Потому что я так сказал.
Опер с цепью впервые подал голос:
— Не груби, пацан, иначе хорошего разговора у нас не получится. Делай, что говорят.
Хорошего разговора у нес не было в принципе, но спорить я не стал. Стянул через голову свитер и положил его рядом. На этот стол за годы эксплуатации наверняка попадало многое, от слюны туберкулезных зеков до крови больных СПИДом наркоманов, и сейчас я гадал, что лучше сделать со свитером — просто выкинуть или для надежности все-таки сжечь.
Опер с наколками уставился на мои татуировки, словно ревностно пытался определить, чьи узоры круче, мои или его. Прищурившись, он кивнул на иероглиф на моей шее:
— Что это означает? Иероглиф?
— «Произведено в Японии, гарантия три года», — отозвался я. — Увидел красивые иероглифы, решил наколоть. Кто же знал, что там такая тупая бессмыслица. Дурят нашего брата.
Опер с цепью на шее снова хохотнул. Его коллега сурово покосился на легкомысленного напарника и вернулся ко мне.
— Значит, это был ты?
— Знать бы еще, о чем речь.
— Банда, которая на нищих бабло рубила. Это был ты, да?
— Все равно не понимаю, о чем вы.
Опер выпятил челюсть. Она была итак массивной, а теперь казалось огромной до неприличия.
— Слушай сюда, пацан. Судя по твоему досье, ты немного знаком с нашей системой, да? Так вот, делаем мы свою работу около вокзала. Потом здесь появляется странный пацан с иероглифом на шее. Пацан ходит по кабакам и задает людям вопросы…
— Может, пацан соскучился по живому человеческому общению, — огрызнулся я.
— …А через пару дней на площади у вокзала вдруг пропадают нищие инвалиды, которые вечно тут отирались. А наши коллеги из областного главка накрывают целую банду. Следишь за мыслью?
— Очень интересно.
— А потом до нас начинают доходить слухи, что какие-то бандосы наводят на вокзале справки о том самом пацане с татуировкой. Ищут его. Даже готовы бабки заплатить, если кто-то им поможет. Зачем-то вдруг этот пацан понадобился каким-то бандосам. Странные дела, не находишь?
