— Давай быстрее, Лорелл, — велела она.
В магазин ввалилась компания старшеклассников из их школы. Они хотели купить пиво, но продавец потребовал у них документы. Завязалась свара, но Макс ничего не слышал.
— Дэйна, прости. Я не хотел…
— Да заткнись ты, Макс. — Она вырвала эскимо из рук Лорелл, как только та достала его из холодильника, захлопнула дверцу и направилась к прилавку.
— Фунт сорок девять, — сказал ей продавец поверх голов подростков. Дэйна протянула две фунтовые монеты. Лорелл подпрыгивала рядом, не сводя глаз с эскимо.
— В чем дело, Дэйна? Что с тобой?
— Да она просто глупая сучка, вот что с ней. — Парни расхохотались.
Кулаки Макса сжались. Он не раз видел этих парней в школе. От них можно ожидать чего угодно. Он потрогал сумку, напоминая себе, что вооружен. Но не доставать же нож прямо здесь, в магазине, когда прямо на них смотрит зрачок камеры видеонаблюдения.
Парни, смирившись наконец с тем, что пиво им тут не обломится, вышли из магазина. По пути один из них толкнул Макса в спину.
На улице Лорелл разорвала упаковку от эскимо и бросила ее на тротуар рядом с дверью в магазин.
— Нет, Лорелл, — сказал Макс. — Подними бумажку и брось в урну.
Малышка послушно сделала, как он велел. Розовое эскимо торчало у нее изо рта. Макс взял Дэйну за плечи и развернул к себе.
— Мы целовались, — ровным голосом сказал он. — Теперь ты расстроена. Прости.
Глаза Дэйны наполнились слезами.
— Не извиняйся, — прошептала она. — Ты тут ни при чем.
— Тогда в чем дело?
Лорелл ухватила сестру за руку.
— Просто… Просто… — Дэйна посмотрела куда-то вверх и всхлипнула. — Я почувствовала что-то такое горячее в сердце, я не знала, как это вынести. И еще я разозлилась.
— Почему? — Макс едва осмеливался дышать.
— Потому что… понимаешь, таких, как мы с тобой, никто не любит.
— Таких, как мы с тобой?
Дэйна отвернулась и негромко сказала.
— Знаешь, со мной всю жизнь плохо обращались. Я уже перестала это замечать. Стала неуязвимой к насмешкам и издевательствам. Как будто на мне броня. Но только…
Почему она считает, что именно это их объединяет? С другой стороны, здорово, что она считает их похожими. Макс прекрасно понимал, каково это — ходить в броне.
— Но только что?
— Только теперь я стала уязвимой. Броня пробита. Мое сердце все чувствует.
Дэйна покраснела и потащила Лорелл прочь.
Макс смотрел им вслед. Он понял, о чем говорила Дэйна.
Крыша хижины протекала. Часть коробок намокла. Макс разорвал парочку и проверил содержимое. Расставил тарелки на сухие коробки. Тарелки были уродливые, точь-в-точь как в доме чокнутой старушенции. Грязно-бежевого цвета, с жуткими цветочками, яблоками и виноградинами. Макс запустил тарелкой в стену.
— Обеденный сервиз на двенадцать персон. Теперь на одиннадцать.
Он схватил суповую тарелку и разбил ее тоже. Фаянсовые осколки усеяли лачугу.
Скоро от сервиза ничего не осталось. Макс ногой вышвырнул коробку на улицу. Снова полил дождь. Макс плюхнулся в автокресло и закурил.
— Неуязвимы, — прошептал он. — Мы с тобой неуязвимы.
Он зажмурился и глубоко затянулся. Перед глазами стояло лицо Дэйны, а вокруг вращался размытый мир.
Незнакомые ощущения оглушали его. Он тряхнул головой. Нужно передвинуть линолеум, пока все тут не пришло в негодность. Он потрогал мокрые коробки. Утюг. Он бы подарил его кому-нибудь, но кому нужен утюг. А вот соковыжималка и набор для вышивки. Набор он положил на кресло. Отдаст его Лорелл. Будет повод увидеться с Дэйной, узнать, как она.
Макс набрал цифры на кодовом замке. Вставил ключ. Каждый раз дверь будто становилась все более чужой. Ручка и дверной молоток сверкали — спасибо Марте. В холле пахло только что срезанными лилиями — мать настаивала на том, чтобы цветы меняли каждые три дня.
Он скинул ботинки и зашвырнул в шкаф. Мать взбесится, если узнает, что он разгуливает по дому в башмаках. «Ты тащишь уличную грязь в наш дом». Честно говоря, Макс с трудом мог назвать это место своим домом.
Он прислушался. Марта уже должна уйти. Мать — ну, она могла быть где угодно, от Нью-Йорка до Селфриджа. Может, она в студии. Ему было все равно. Всякий раз, пересекаясь дома с матерью, Макс лишь убеждался, насколько он не вписывается в эту жизнь. Он, конечно, рад, что эта инакость сблизила его с Дэйной, но он хотел бы быть как все. Достаточно того, что он внешне выделяется.
— Макс? Это ты? — Голос был резкий, повелительный.
Он застыл на лестничной площадке.
— Ага.
— Зайди на минуту.
— Что, мам?
Мать сидела за своим рабочим столом в кабинете, коричневый кожаный портфель с бумагами лежал у ее ног. Волосы сияли золотом, губы, казалось, тоже светились. Мать выглядела потрясающе. И почему он раньше этого не замечал? Это поцелуй с Дэйной его так изменил?
— Просто хотела тебя увидеть. Узнать, как ты. Присядь. — Она указала на кожаное кресло в другом конце комнаты. Макс убрал с кресла мохеровое покрывало и сел, надеясь, что джинсы у него чистые. — Как у тебя дела?
О господи, похоже, назревает один из тех разговоров, которые он терпеть не мог. Скорее допрос, чем беседа между мамой и сыном. Макс даже не помнил, когда видел мать в последний раз, — может, на прошлой неделе, когда у нее были гости? Ну да, точно. В дом набилась целая толпа стариканов с хриплыми голосами, весь вечер трепались про виагру и поло. Да еще врубили какую-то жуткую попсу, так что пришлось по-быстрому уматывать к отцу. Спать на его диване в сто раз лучше, чем наблюдать, как мать тусуется всю ночь со своими тупыми богатыми друзьями.
— Макс?
— Ага. У меня все в порядке.
— Как новая школа?
Вопрос прозвучал глупо. Безусловно, она помнила, как они ссорились из-за его новой школы.
— Отлично.
— Много уроков?
В этой ярко-розовой юбке и бледно-розовой блузке он видел ее по телевизору. Надо признать, наряд ей очень шел. Несколько парней из Дэннингема говорили ему, что «они бы с ней не прочь». От этого ему одинаково хотелось умереть и убить их.
— Ага. Полно.
Кэрри вздохнула. Наверное, досадует, что ничего не может от него добиться. Не то, что от этих несчастных лузеров из ее шоу.
— А друзья? Подружился с кем-нибудь?
Макс насторожился. Неужели она знает про Дэйну?
— Наверное, скучаешь по старым приятелям.
Теперь понятно, куда она клонит.
— Да они те еще придурки.
— Ох, Макс…
Кэрри подалась вперед. Наконец-то она добилась от него какой-то реакции, чего-то, с чем можно было работать. Макс знал, что это ее метод.
— Может, мне поговорить с директором Дэннингема? Если там у тебя были проблемы, это не значит, что именно ты должен был уйти.
— Мам, все в порядке. Мне здесь нравится. Полно отличных ребят, и уроки интересные. Не волнуйся. Этим летом я сдам экзамены на сертификат о неполном среднем образовании, а потом подумаю о сдаче на полное. Может, поступлю в университет. — По лицу матери он понял, что она ему не верит.
— Хорошо, Макси. Я не для того тебя родила, чтобы ты якшался с отбросами общества и наркоманами. Поверь, на моем шоу и так полно подонков, не хватало еще, чтобы ты с ними связался. Ты знаешь, как одно тянет другое: наркотики, алкоголь, преступность. Опомниться не успеешь, как начнутся проблемы с полицией или какая-нибудь девчонка от тебя зеберемене…
— Хватит!
Макс вскочил. Мать резко выпрямилась. Не отпрянула, этого бы она не сделала, но ее явно удивил его тон.
— Я сам могу о себе позаботиться, мам. — Он уже взял себя в руки. — Со мной ничего не случится.
Почудилось? Или в ее глазах и вправду блеснули слезы?
— Хорошо, — сказала она, разворачиваясь к компьютеру. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.
В голосе было что-то такое, что почти заставило Макса поверить ей, — легкий намек на любовь, мгновенно проникший в самое сердце. Макс поплелся наверх и заперся у себя. Неужели это все из-за Дэйны? Неужели теперь, после поцелуя, он перестал быть неуязвимым? Он взял маркер, повалился на кровать, закатал левый рукав и написал вдоль всей руки: ДЭЙНА.
Суббота и воскресенье, 25 и 26 апреля 2009 года
— Она знала его, Лиа. Эта девочка, Дэйна, знала Макса. Наверное, она знала его лучше, чем я.
— Это неправда. — Лиа подлила виски. Они уже выпили по нескольку порций, но не чувствовали даже легкого опьянения.
— Она сказала, что их никто не любил. — Кэрри вскинула голову, но слезы все равно поползли по щекам. — «Нас никто не любил». Что значит «нас»? Они что, были вместе? Или просто они оба были изгоями?
— Хватит, Кэрри. Ты себя с ума сведешь.
— Моего сына убили. — Кэрри произнесла эти слова очень четко. — Я буду анализировать, сколько захочу. — Она одним глотком осушила стакан. Горло саднило.
