Войдя в дом, Тоби заглянула в гостиную:
— Я вернулась.
Джейн Нолан отошла от окна, чтобы собрать журналы. На диване лежал «Нэйшнл инквайер», раскрытый на развороте с заголовком «Шокирующие предсказания». Джейн быстренько закрыла его и повернулась к Тоби, смущенно улыбаясь.
— Мои ночные забавы. Я знаю, что следовало бы развивать ум более серьезным чтением. Но, по правде говоря, не могу устоять, когда вижу на обложке Дэниела Дэй-Льюиса. — Она продемонстрировала таблоид.
— Я тоже, — призналась Тоби.
Они засмеялись — приятно осознавать, что некоторые причуды характерны для всех женщин.
— Как прошел вечер? — осведомилась Тоби.
— Очень хорошо. — Джейн повернулась и быстро поправила диванные подушки. — Мы поужинали в семь, и она прекрасненько все слопала. Затем я сделала ей ванну с пеной. Хотя, наверное, не нужно было, — с сожалением добавила она.
— Почему, что случилось?
— Ей так понравилось, что она не хотела выходить. Пришлось сначала спустить воду.
— По-моему, я никогда не делала ей ванну с пеной.
— О, это выглядит очень забавно. Она кладет пену себе на голову, а потом сдувает ее. Вы, наверное, уже видели беспорядок на полу. Это все равно, что смотреть на играющего ребенка. В некотором смысле так и есть.
Тоби вздохнула:
— И этот ребенок с каждым днем становится все младше.
— Но она такой милый ребенок. Мне приходилось работать с альцгеймеровскими пациентами, которые были весьма неприятны. Которые, старея, становились противными. Я думаю, ваша мама такой не будет.
— Не будет, — улыбнулась Тоби. — И никогда не была.
Джейн собрала остальные журналы, и Дэниел Дэй-Льюис исчез в ее рюкзачке. В стопке был и экземпляр «Современной невесты». Журнал для мечтательниц, подумала Тоби. Судя по резюме, Джейн была не замужем. Тридцатипятилетняя Джейн походила на многих других знакомых Тоби — одинокая, но не потерявшая надежды. Обеспокоенная, но не отчаявшаяся. Таким женщинам приходится довольствоваться фотографиями темноволосых кинокумиров, пока в их жизни не появится мужчина из плоти и крови. Если вообще появится.
Они подошли к входной двери.
— Значит, вы считаете, что все в порядке, — сказала Тоби.
— О да. Мы с Элен прекрасно поладили. — Джейн открыла дверь и остановилась. — Чуть не забыла. Звонила ваша сестра. И еще какой-то мужчина из судмедэкспертизы. Сказал, что перезвонит.
— Доктор Дворак? Он не сказал, чего хочет?
— Нет. Я сообщила, что вы будете позже. — Она улыбнулась и помахала рукой. — Спокойной ночи.
Тоби заперла дверь и пошла в спальню, чтобы позвонить сестре.
— Я думала, у тебя выходной, — сказала Вики.
— Так и есть.
— И удивилась, когда трубку сняла Джейн.
— Я попросила ее посидеть несколько часов с мамой. Знаешь, мне все же хочется побыть вне дома хотя бы один вечер за полгода.
Вики вздохнула:
— Ну вот, опять дуешься.
— Ничуть.
— Да ладно, я слышу. Тоби, я знаю, что ты прикована к маме. Знаю, что это кажется несправедливым. Но мне-то что делать? У меня дети, от которых голова кругом. У меня работа, да еще большая часть забот по дому. Я с трудом барахтаюсь.
— Вики, это что, соревнование — кто больше страдает?
— Ты понятия не имеешь, что такое дети.
— Пожалуй, нет.
Повисла долгая пауза. И Тоби подумала: «Я не имею понятия, потому что мне никогда не предоставлялась такая возможность». Но она не могла винить за это Вики. Собственное честолюбие заставило ее сосредоточиться на карьере. Четыре года в университете, три года в ординатуре. Не было времени на романы. А затем у Элен начались нарушения памяти, и к Тоби постепенно перешла ответственность за мать. Это не было запланировано. Этот путь она не выбирала сознательно. Просто жизнь так сложилась.
У нее нет права злиться на сестру.
— Слушай, вы можете приехать к нам на обед в воскресенье? — спросила Вики.
— Я работаю.
— Никак не могу запомнить твое расписание. По-прежнему четыре ночи работаешь, три дома?
— В основном, да. На следующей неделе я не работаю в понедельник и вторник.
— О Господи! Эти дни нам совсем не подходят. В понедельник день открытых дверей в школе. А во вторник у Ханны занятия по фортепиано.
Тоби молчала и ждала, пока Вики закончит обычную литанию о своих бесконечных делах, о том, как сложно координировать расписание четырех человек. Теперь Ханна и Гейб перегружены, как и все нынешние дети, — заполняют каждую свободную минуту уроками музыки, гимнастикой, плаванием, компьютерным классом. Отвези их туда, отвези сюда, и к концу дня уже еле на ногах стоишь.
— Ничего страшного, — наконец прервала ее Тоби. — Почему бы не выбрать другой день?
— Мне правда хочется, чтобы вы приехали.
— Да, я понимаю. У меня свободны вторые выходные ноября.
— Я запишу. Только мне надо сначала убедиться, что все смогут. Я позвоню тебе на следующей неделе, хорошо?
— Отлично. Спокойной ночи, Вики. — Тоби повесила трубку и устало пригладила волосы.
Слишком заняты, мы все слишком заняты. У нас даже нет времени налаживать контакт друг с другом. Она прошла по коридору и заглянула в комнату мамы.
В мягком сиянии ночника было видно, что Элен спит. Она выглядела совсем по-детски: рот слегка приоткрыт, лицо мирное и спокойное. Порой, как сейчас, Тоби замечала легкую тень той маленькой девочки, которой когда-то была Элен, могла представить себе ребенка — с ее лицом, ее страхами. Может, она просто затаилась под леденящими пластами взрослой жизни? И появилась только сейчас, в конце жизни, когда эти слои сошли.
Тоби коснулась маминого лба, отодвинула седые прядки. Зашевелившись, Элен открыла глаза и растерянно уставилась на дочь.
— Это всего лишь я, мамочка, — сказала Тоби. — Спи.
— Плита выключена?
— Да, мама. И двери заперты. Спокойной ночи. — Она поцеловала Элен и вышла из комнаты.
Тоби решила не ложиться. Нет смысла сбивать устоявшийся ритм — через сутки ей снова предстоит ночное дежурство. Она налила себе бокал бренди и отнесла его в гостиную. Включила стереопроигрыватель и поставила диск Мендельсона. Запела одинокая скрипка — чисто и печально. Это был любимый концерт Элен, а теперь и Тоби.
На пике крещендо зазвонил телефон. Она сделала музыку потише и потянулась к трубке. Это был Дворак.
— Простите, что так поздно, — извинился он.
— Ничего страшного, я недавно пришла. — Держа бокал в руке, Тоби откинулась на диванные подушки. — Я знаю, вы пытались до меня дозвониться.
— Я разговаривал с вашей домработницей.
Он замолчал. Было слышно, что у него играет оперная музыка. «Дон Жуан». Вот так, подумала она, двое одиноких людей, каждый сидит у себя дома в компании стереосистемы.
— Вы собирались проверить истории болезни тех пациентов из Казаркина Холма, — напомнил он. — Я хотел узнать, есть ли что-нибудь новенькое.
— Я видела карту Гарри Слоткина. Хирургических вмешательств, которые привели бы к БКЯ, не было.
— А гормональные инъекции?
— Нет. Похоже, он не был включен в протокол. По крайней мере в карте об этом не говорится.
— А как насчет Парментера?
— Мы не нашли его карту. Поэтому неизвестно, были ли у него какие-то операции. Вы могли бы завтра спросить доктора Валленберга.
Дворак не ответил. Она заметила, что «Дон Жуан» затих и на том конце провода воцарилась тишина.
— Жаль, что я не могу вам ничего больше сообщить, — сказала она. — Наверное, ждать окончательного диагноза просто невыносимо.
— Были вечера и повеселее, — признался он. — Я понял, что чтение страховых полисов — на редкость скучное дело.
— Ну нет. Вы же не на это потратили вечер, правда?
— Бутылочка вина помогла.
Она сочувственно пробормотала:
— Бренди — вот что я обычно рекомендую после тяжелого дня. Честно говоря, я как раз держу в руке бокальчик. — Она помолчала, а потом опрометчиво добавила: — А знаете, я все равно не буду спать всю ночь, как всегда. Вы можете приехать ко мне, выпьем вместе.
