До того, как все наконец угомонились, она успела получить еще изрядную порцию мелких, но досадных неприятностей. Бетти, никак не желавшая отправляться спать, заставила ее выпить с ней чашку чаю и еще раз выслушать впечатления от спиритического сеанса. Иштар, выпущенная из подвала, укусила ее. И наконец, в какой-то момент исчезла Пенни. Сперва Эллен просто испытывала раздражение, что ее нет под рукой и некому помочь перестелить простыни, но когда поняла, что дочь вовсе не смотрит телевизор вместе с Морри, впала в настоящую панику. Она находилась на грани тихой истерики, когда услышала, как открывается входная дверь. Эллен обнаружила Пенни в кухне: та пыталась избавиться от мокрого дождевика, пока ее никто не заметил.
– Где ты была? Ты вся промокла!
– Просто гуляла. – Щеки девочки горели от холодных струй, глаза сверкали, с длинных волос стекала вода – Пенни была похожа на русалку. – Я люблю гулять в грозу.
– Но ты же прекрасно знала, что я буду беспокоиться! Что за опрометчивость! А если бы собаки рыскали поблизости? Норман мог спустить их.
– Он и спустил. – В тоне Пенни звучали странные нотки. – Я слышала их лай с лесу. Мамуля, перестань дергаться. Я не выношу этого жуткого Морри и просто вынуждена была сбежать от него. Что тебя так взволновало?
Не дожидаясь ответа. Пенни вышла, оставив промокший плащ в луже на полу. Эллен подобрала его и застыла в раздумье. Капли равномерно шлепались на пол, болью отдаваясь у нее в голове и напоминая о знаменитой китайской пытке.
Эллен проснулась от храпа Морри. И не обрадовалась новому дню, хотя за окном сияло солнце. Протирая глаза и позевывая, она поплелась на кухню и поставила воду для кофе, надеясь, что успеет выпить хоть чашку, прежде чем ей опять придется входить в роль любезной хозяйки.
Когда утреннюю тишину разорвала пронзительная трель телефона, Эллен метнулась к нему стрелой, теряя на ходу тапочки, и – пожалуй, впервые в жизни – была разочарована, услышав голос Джека. Она-то рассчитывала, что это Норман спешит извиниться за свое вчерашнее нелепое поведение.
Джек имел обыкновение выкладывать скверные новости без предисловий:
– Я не смогу приехать сегодня, Эллен. Еще одно дурацкое совещание.
– Жаль.
– У тебя странный голос. Что-нибудь случилось? Эллен силой попыталась придать своему тону немного бодрости:
– Просто еще не проснулась как следует. Рэндольфы остались на ночь – у нас тут бушевала гроза – и я легла поздно.
– Надо же, какое совпадение, – хмыкнул Джек, который не любил Рэндольфов, – у нас тут тоже лило как из ведра. Буря не причинила вреда?
– Нет-нет. – Эллен глянула в окно. – Во дворе лужи, но солнце их скоро высушит... Я так хотела тебя видеть...
– Я тоже. Может, вы с Пенни приедете завтра? По гулу голосов в трубке Эллен поняла, что Джек в комнате не один. Даже в воскресное утро он работал.
– Джек, ты слишком занят.
Он перебросился с кем-то парой слов, прикрыв трубку рукой, и снова обратился к ней:
– Я перезвоню вечером. Посмотрим, о чем можно будет договориться.
Кофе ей так и не удалось выпить: звонок разбудил остальных, и они, зевая и потягиваясь, спустились вниз.
Уехали Рэндольфы только в полдень. С разламывающейся от боли головой и слипающимися глазами Эллен вернулась на кухню, тоскливо глядя на гору оставшейся после завтрака посуды. Пенни снова исчезла. В другое время Эллен отнеслась бы к этому спокойно: в этом отношении ее дочь ничем не отличалась от всех нормальных подростков, имеющих склонность растворяться в воздухе при малейшем намеке на нудную домашнюю работу. Но в это утро отсутствие Пенни показалось зловещим. Не в силах справиться с растущим беспокойством, Эллен позвонила Норману. К телефону подошла Марта. Никогда не отличавшаяся особенной разговорчивостью, сегодня экономка едва дала себе труд быть вежливой: сухо ответив, что Нормана нет дома, она повесила трубку, прежде чем Эллен успела задать еще какие-нибудь вопросы.
Головная боль сделалась невыносимой. Приняв пару таблеток аспирина, Эллен поднялась наверх и легла. Она не собиралась спать, но тут же провалилась в тяжелое забытье.
Сон, который ей приснился, был не нов: она все так же бежала сквозь лес, пытаясь предотвратить неведомое бедствие. Но на этот раз напряжение усилилось до предела. Опасность была повсюду: подстерегала за каждым деревом, таилась в густых кронах – казалось, она сгущается в воздухе, тяжелыми кровавыми каплями стекая с листвы. Эллен очнулась с криком, оглушенная стуком собственного сердца – и лишь спустя несколько мгновений осознала, что стук раздается еще и снаружи. Кто-то колотил в парадную дверь.
Она поняла, кто это, когда, торопливо спускаясь по лестнице, увидела в прихожей Иштар, которая замерла, припав к полу. Из кухни вышла Пенни.
– Забери кошку, – сухо сказала Эллен. – Это, должно быть, Норман: только на него она реагирует подобным образом. – И открыла дверь.
Это действительно был Норман, но Эллен с трудом узнала его. Со вчерашнего дня он не переодевался. Его одежда была покрыта пятнами и заскорузла от грязи. На щеках виднелась светлая щетина. Он глянул мимо Эллен на Пенни, которая держала извивающуюся Иштар, и произнес тоном, какого никогда раньше не позволял себе при Эллен:
– Уберите к чертовой матери эту проклятую кошку! Не проронив ни слова. Пенни повернулась и понесла Иштар в подвал.
– Прости, – уже виноватым голосом произнес Норман, обращаясь к Эллен. Он устало провел рукой по глазам. – Прости... Я не в силах соображать. Умоляю, скажи правду... Тим был здесь?
– Нет, конечно нет. Да войди же. Ради всего святого, в чем дело, в конце концов?
Она могла и не спрашивать – ответ ей был известен. Известен давно. Единственное, чего она не знала, – что именно натворил Тим на этот раз.
– Я не спал всю ночь. Обшарил всю округу, пытаясь найти его... прежде чем это сделают они.
– Кто «они»? Что произошло?
Ей пришлось силой ввести его в дом и, усадив в кресло, направиться к бару, прежде чем продолжать расспросы. Бренди подействовало: глубоко вздохнув, Норман одним глотком выпил его и снова потер глаза.
– Все время забываю, что тебе еще ничего не известно. Помнишь вчерашний вечер? Боже, мне кажется, это было сто лет назад!
– Я помню, как ты выскочил из дома, когда прочел это дурацкое «послание». Я поняла, о чем ты подумал... Только ради Бога, Норман, не говори, что это на самом деле случилось! Что Тим совершил этой ночью?
Эллен почувствовала, что Пенни, стоящая у нее за спиной, тоже напряжена. Почему? Насколько ее волнует судьба Тима? Что она вчера делала на улице под дождем? Все эти вопросы успели вихрем пронестись в ее мозгу, прежде чем Норман ответил:
– Он избил девушку. Возможно, изнасиловал бы ее и даже убил, если в она не оказала сопротивление. И тогда он удрал. – Норман спрятал лицо в ладонях.
Эллен утратила дар речи. Не в силах шелохнуться, она как зачарованная смотрела на светлые пряди, закрывавшие пальцы. Затянувшееся молчание нарушила Пенни:
– Что это за девушка?
– Я ее не знаю. Как там ее имя? Кажется, Пруденс.
– Пруденс? – переспросила Эллен. – Та самая, что...
– Да. – Норман поднял глаза – лишенные выражения, они напоминали бледно-голубые льдинки. – Я знаю, что пришло тебе в голову. Но она не могла сама нанести себе все те синяки и ссадины. Я их видел.
– Ее осматривал врач? – Голос Пенни был сух и холоден, будто принадлежал пожилой женщине.
– Ты не знаешь здешних нравов, – устало ответил Норман. – Чтобы посторонний узнал о таком позоре?
– Существуют специальные анализы, – сказала Пенни, – позволяющие выяснить, насколько далеко зашло дело. Если он...
– Пенни! – Эллен не понимала, почему она так шокирована: она всегда гордилась, что способна свободно говорить с дочерью и племянниками на подобные темы.
Возможно, ее покоробил тон Пенни – или выражение лица Нормана...
– Это ничего не меняет, – вяло произнес он. – Любого другого могли бы, пожалуй, и оправдать за недостатком улик. Но Тиму не дадут даже раскрыть рот. Приговор уже вынесен. Я говорю, они уже ищут его! И я должен найти его раньше!
«Сколько я уже здесь? – подумала Эллен. – Шесть недель?» Достаточно долго, чтобы поверить той ужасной правде, на которую намекал Норман. Полтора месяца назад сама мысль о том, что в цивилизованной стране кто-то способен на расправу, показалась бы ей дикой. Боже, какой она была наивной! Миссис Грапоу и священник... церковь, которая властвует над умами, насаждая болезненную, извращенную веру... устаревшие обычаи, пуританские нравы, мракобесие... И отец Пруденс...
– ... со своим дробовиком, – говорил Норман. – Ты ведь знаешь Мюллера, Эллен? Он грозится застрелить парня, как только встретит. И вполне может это сделать: пьян больше обычного.
– Да, я знаю его, – ответила Эллен. – О Боже, и своими руками я вернула ему этот дробовик... Нет-нет, слишком долго объяснять, да и все равно это не имеет значения: он взял бы ружье где-нибудь в другом месте.
