— Мы можем пойти с тобой, посмотрим заодно машины на продажу.
Он кивнул Джулии, и они двинулись следом за юным автолекарем в торговый зал. Здесь маслом не пахло, чистый пол был выкрашен белой краской, рядами стояли блестящие машины. Механик подошел к стеллажу «Предметы ухода за автомобилями», где стояли банки с аэрозолями и разная мелочевка.
— Обычное масло? — спросил он.
— Да, — сказал Йерлоф.
Он заметил, как из конторы торгового зала вышел пожилой и остановился в дверях в нескольких метрах от них. Он был почти такой же длинный и широкоплечий, как и механик, но его лицо расчерчивали багровые линии лопнувших сосудов.
Они были знакомы заочно и, соответственно, прежде никогда не разговаривали. Когда раньше Йерлофу требовалось что-нибудь для машины, он все покупал в Марнессе, но он прекрасно знал, кто такой Роберт Блумберг. Он приехал с материка и открыл мастерскую и автомагазин году примерно в шестьдесят пятом. У Йона Хагмана были какие-то общие дела с Блумбергом, и Йон рассказывал про него Йерлофу.
Блумберг-старший молча кивнул Йерлофу, Йерлоф также молча ответил на приветствие. Он знал, что у Блумберга были раньше довольно серьезные проблемы с зеленым змием, а судя по лицу, может быть, и не только раньше, но, наверное, начинать разговор с этого был не самый лучший вариант для светской беседы.
— Вот, — сказал Блумберг-младший, достав с полки пластиковую канистру с моторным маслом.
Роберт Блумберг пошевелился и медленно пошел обратно в контору, на ногах он держался явно нетвердо, по крайней мере, так показалось Йерлофу.
— Да не нужно мне масло, — возмутилась Джулия, когда они опять оказались в машине.
— Запас карман не тянет. Ну и что ты думаешь про мастерскую?
— Мастерская как мастерская, они все одинаковые, — сказала Джулия, выезжая обратно на Бадхусгатан. — Только вот не похоже, что они там очень парятся.
— Поезжай к гавани, — приказал Йерлоф. — А Блумберги как тебе?
— А что я, по-твоему, должна была увидеть в них особенного?
— Я слышал, Роберт Блумберг много лет ходил в море, — сказал Йерлоф, — как говорится, моряк семи морей. И в Южной Америке тоже был.
— Ну и что?
Оба замолчали.
Гостиница в конце Бадхусгатан становилась все ближе. Йерлоф посмотрел на гавань и почувствовал, как всегда, когда он глядел на море, легкую грусть.
— Этот финал счастливым не назовешь, — произнес он.
— Ты о чем? — спросила Джулия.
— Понимаешь, тут какая вещь: очень многие истории, даже хорошие и интересные, заканчиваются несчастливо.
— Я думаю, самое главное — что они вообще заканчиваются, — сказала Джулия и посмотрела на отца: — А что ты вообще-то хотел этим сказать?
— Ну… Я, например, вот подумал об эландском мореходстве — все могло бы сложиться намного лучше.
Боргхольмская гавань была, естественно, больше, чем Марнесская и Лонгвикская, но все равно не поражала величием. Несколько бетонных, пустых пирсов, ни одной рыбацкой лодки. На асфальтовой площадке поближе к воде лежал здоровый выкрашенный черной краской якорь, может быть в память о прежних временах.
— В пятидесятых годах здесь парусники рядами стояли, — сказал Йерлоф и посмотрел на серую осеннюю воду. — Вот в такие же дни кто грузился, кто разгружался. Народу вокруг полно было, пахло дегтем, олифой, а вот когда день был солнечный, да еще и ветерок, шхуны распускали паруса и выходили в море. Паруса не то что нынешние, не нейлон, а настоящие, из парусины. Синее небо и паруса — вот красотища…
Он замолчал.
— А когда это закончилось? Ну, когда корабли сюда перестали заходить? — спросила Джулия.
— Где-то в шестидесятых. Но дело скорее не в том, что сюда заходить перестали, а в том, что перестали уплывать отсюда. Практически у всех местных капитанов возникла одна и та же проблема: надо было менять парусники на более современные суда. Времена изменились, иначе очень трудно было тягаться с конкурентами с материка, а банки ссуды давать не хотели. Они, дескать, не верили в перспективы эландского судоходства. — Йерлоф помолчал и добавил: — И мне тоже ссуду не дали, как и всем остальным, поэтому я продал мою последнюю шхуну, мою красавицу… Потом я пошел на вечерние курсы, где готовили служащих, чтобы появилась возможность бывать дома зимой.
— А я вообще не помню, чтобы ты зимой бывал дома, — сказала Джулия тихо, — я вообще не помню, как ты дома появлялся.
Йерлоф быстро взглянул на дочь:
— Да нет, я как-то находился дома несколько месяцев. Я тогда подумывал стать океанским капитаном, но мне предложили конторскую работу в коммуне, и я остался. А вот Йон Хагман, он у меня штурманом был, он купил шхуну, когда я на берег сошел, и пару лет еще продержался. Последняя боргхольмская шхуна, она называлась «Прощай» — очень подходящее оказалось имя.
Джулия неторопливо продолжала вести машину. Пирсы оставались позади, рядом с гаванью появились большие деревянные особняки в обрамлении аккуратненьких заборчиков. Ближайшая к гавани вилла оказалась самой большой — длинный, выкрашенный белой краской дом, почти такой же, огромный, как гостиница у пристани.
Йерлоф приподнял руку:
— Останови здесь.
Джулия притормозила у тротуара, Йерлоф осторожно наклонился и открыл свой портфель.
— Эландские владельцы шхун были слишком упертые, — сказал он и вынул из портфеля коричневый конверт и увесистую книгу, которую прихватил с собой с письменного стола. — Мы могли бы скинуться и купить большое судно, но нам это было не по нраву: как же — один, дескать, ты сила, сам себе хозяин, так нам казалось. Вот и получилось, что на большое дело пороху не хватило.
Он протянул книгу дочери, ту самую, юбилейную «Торговые перевозки Мальма. Сорок лет» с символической черно-белой картинкой: большое моторное судно, плывущее прямо на солнце, через бескрайний океан.
— А это вот единственное исключение — «Торговые перевозки Мальма». Мартин Мальм был капитаном, единственным, у которого хватило сил и средств на большое судно. Он создал свою собственную, хотя и небольшую, флотилию, которая вышла в океан. Он заработал денег и на прибыль тоже купил корабли. Так что в конце шестидесятых годов Мартин стал одним из самых богатых людей на Эланде.
— Да ну?! — удивилась Джулия. — Вот здорово.
— Но здесь не все так просто: никто не понимает, откуда он взял стартовый капитал, — сказал Йерлоф. — Я-то ведь знаю, что он был такой же, как все мы, — типичный эландский капитан, ничем не лучше. — Он указал на книгу. — Весной к юбилею компании Мальма напечатали вот это, — добавил он. — Поверни книгу, я хочу тебе кое-что показать.
На задней стороне обложки был короткий текст, который говорил о том, что это юбилейное издание о наиболее процветающей эландской судоходной компании. Под текстом — логотип: «Торговые перевозки Мальма». Над ним — силуэт — три летящие чайки.
— Посмотри на них, — сказал Йерлоф.
— Ну и что? — спросила Джулия. — Три нарисованные чайки, что здесь такого?
— А ты сравни-ка вот с этим, — ответил Йерлоф и протянул ей коричневый конверт. На нем была обыкновенная шведская марка, расплывшийся штемпель и адрес: «Капитану Йерлофу Давидссону, дом престарелых, Марнесс», написанный нетвердой рукой пляшущими буквами синими чернилами. — Кто-то оторвал верхний угол, но все-таки кое-что разглядеть можно. Вот тут осталась такая же чайка, вот, справа… Видишь?
Джулия посмотрела и потом медленно кивнула.
— А что это за конверт?
— В нем мне прислали сандалию, — пояснил Йерлоф, — ту самую.
Джулия быстро повернулась к нему:
— Ты же его выбросил? Ты при мне это сказал Леннарту.
— Ложь бывает черная, бывает серая, а эта, наверное, белая. Мне показалось, с него хватит и того, что он забрал сандалию. — И поспешил добавить: — Главное в том, что этот конверт фирмы «Торговые перевозки Мальма». И именно Мартин Мальм собственной персоной послал сандалию Йенса. Я в этом уверен и считаю, что звонил мне тоже он.
— Что? — удивилась Джулия. — Звонил тебе? Ты ничего об этом не говорил.
— Возможно, он мне звонил. — Йерлоф посмотрел на особняк. — Особенно нечего рассказывать. Просто кто-то звонил мне несколько вечеров подряд, и это началось как раз после того, как я получил сандалию. Звонивший все время молчал.
Джулия повертела конверт и посмотрела на отца.
— И что, мы сейчас его увидим?
— Надеюсь. — Йерлоф указал на большую белую виллу перед ними. — Мартин живет здесь.
Он открыл дверцу и выбрался на тротуар. На несколько секунд Джулия застыла, вцепившись в руль, потом тут же вышла из машины.
— А ты уверен, что он дома?
— Мартин Мальм всегда дома, — как-то странно ответил Йерлоф.
Холодный ветер с пролива обдал их сыростью. Йерлоф через плечо взглянул на море. Он не раз ломал себе голову над тем, каким чудом тогда, почти пятьдесят лет назад, этому черту Нильсу Канту удалось перебраться через пролив.
