доктор, как мы поступим? Пока на этом и остановимся. Я забуду об этом случае, а вы исчезнете из нашей жизни. Устраивает вас такой компромисс?
Не дожидаясь моего ответа, он сдернул с машины чехол — под ним оказался не садовый трактор, а новехонький квадроцикл. Переключившись на него, Жонас, казалось, полностью утратил интерес к здоровью сына. Долго и страстно его разглядывал, потом наконец повернулся ко мне:
— Но до того, как мы разойдемся по домам и забудем все, что было сказано, могу я попросить вас, доктор, о небольшой компенсации?
Странно, он второй раз называет меня доктором, хотя раньше этого не делал.
— Я бы хотел, чтобы вы профессиональным глазом глянули на эту упрямую ослицу Дидину.
Я понимала его. Если он вернулся после нескольких месяцев отсутствия, ему должно было броситься в глаза, в каком состоянии Амандина. А она, наверное, и ему сказала, как твердила мне, что не позволит врачу ее осмотреть.
— Разумеется, Жонас. Не беспокойтесь, я буду лечить вашу жену.
Теперь этот татуированный Жонас, казалось, был искренне озабочен.
— «Лечить» — не совсем то слово, доктор. Я думаю, все... немного сложнее. 31
Савина прижалась к батарее.
Раскаленный чугун поджаривал задницу сквозь непромокаемую ткань штанов, и это было истинное блаженство.
Едва не замерзнув насмерть на развалинах мюрольского замка, она могла бы часами вот так поджариваться. Да здравствуют Овернь, вулканы и тепловая энергия Земли!
— Не хочешь закрыть окно? — проворчал Нектер, прижав ладонями к столу свою коллекцию гватемальских марок.
Жарко натопив комнату, Савина вытащила сигарету и теперь курила, выпуская дым в открытое окно.
— Докурю — и закрою.
Нектер пожал плечами и еще несколько секунд смотрел, как Савина дышит одновременно жаром и холодом.
— Чаю хочешь?
— Отцепись ты со своим чаем.
Все ясно, Нектер убедился, что социальная работница не в духе. И все из-за медовых канеле из «Пекарни Ламии»? Он благоразумно убрал в ящик планшетки с марками.
— Ты тоже не понимаешь?
— Нечего здесь понимать! — взорвалась Савина. — Спускаясь от мюрольского замка, я видела его мотоцикл, припаркованный в Фруадефоне, как раз перед источником. Этот козел Жонас вернулся! Опять будет мучить Амандину. Я-то думала, раз снег не выпал, этой зимой он ее оставит в покое, но нет, наверное, вздумал по горам полазить или на квадроцикле погонять.
Нектер не понимал, почему Савину бесит возвращение Жонаса.
— Ну хорошо, самый татуированный серфер Оверни снова здесь. Но сейчас есть вещи поважнее, а? Ты слышала, что сказала булочница из «Пекарни Ламии»? Эстебан Либери каждое утро покупал себе канеле с медом!
Савина затянулась сигаретой и забыла выпустить дым в окно.
— Эй, поаккуратнее, — забеспокоился секретарь. — Если Сушняк, Жеральдина или Удар учуют запах табака...
— Не вовремя Жонас вернулся! Очень не вовремя! Тем более, когда Амандина в таком состоянии.
Не вовремя вернулся... Амандина в таком состоянии... Нектер ничего не понимал, но, посмотрев на мигающую красную точку пожарного датчика, успокоился. Завитки дыма едва заметным серебристым ореолом окружали седые волосы Савины.
— Послушай, Савина, ты понимаешь, что означает эта история с канеле? Выходит, что бы там ни говорила Мадди Либери, ее сын ничего не имел против меда. И никакой апифобии у него наверняка не было. Она с самого начала нам врала, а значит ...
— Амандине лучше бы раз и навсегда послать Жонаса подальше! Я эту песенку наизусть знаю, он будет каяться, поднесет ей букет цветов, которые нарвет на лугу. «На этот раз, дорогая моя, я и вправду остаюсь навсегда!» И она снова развесит уши. Так все и будет продолжаться до тех пор, пока он не отправится рвать цветочки на другом лужке, у него по дому на каждый сезон и по жене у каждого подъемника. Да уж, сейчас самое время ему здесь объявиться — Том валяет дурака, а докторша Либери крутится около него...
— Вот-вот, — подхватил Нектер, — давай поговорим про Мадди Либери. Если она соврала насчет апифобии, значит, могла соврать и насчет всего остального. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что здесь что-то не так.
Савина в последний раз затянулась и раздавила окурок о подоконник.
— Этот козел опять ее растерзает, и мне потом придется собирать Амандину по кусочкам.
Нектер продолжал рассуждать вслух, не зная, слушает ли его Савина:
— Надо еще раз созвониться с Лазарбалем. Я одного понять не могу. Он ведь тоже должен был опрашивать булочников и знать про канеле. Но знал ли он про медовую фобию? Да что ж такое — только покажется, что картинка сложилась, тут же какая-нибудь деталь выпадет, как если бы не влез на место последний кусочек пазла, и начинай все сначала...
Савина захлопнула окно.
— Что ты сказал, Ники? Надо все начинать сначала? Начни, пожалуйста, извини, я не слушала. — Она оглядела комнату. — А ты что, не заварил мне чай? 32
Я убрала в чемоданчик стетоскоп, Амандина тем временем застегнула блузку.
— Все хорошо. Не беспокойтесь. Вам просто надо побольше отдыхать.
Она приподнялась, села. Если бы не Жонас, она никогда бы не согласилась лечь на диван и уж тем более не позволила бы мне ее осмотреть, послушать сердце, прощупать живот и груди. Амандина смотрела на меня убийственным взглядом, как будто я только что ее изнасиловала. С такой ненавистью, будто я украла у нее ее тайну.
И тут же перевела глаза на своего татуированного героя. Ненависть в ее взгляде тут же сменилась любовью. Жонас так и остался стоять, одну его руку удерживала Амандина, в другой у него была открытая бутылка пива.
Амандина влюблена и покорна, она из тех женщин, которые никогда не поймут, сами они выбрали участь Пенелопы или смирились с ней. Судьба жен моряков, дальнобойщиков, исследователей... Или серферов. А женщин, неспособных на страсть, неспособных к терпению, довольствующихся первым попавшимся мужчиной, заменой, тех женщин, кому не суждено упиваться пряным ароматом долгих объятий после разлуки, эти Пенелопы презирают. И когда их Одиссей наконец возвращается домой, они готовы вопить на весь мир: «Я была права!»
Я никогда такой не стану. Как же Амандина должна меня презирать!
Надолго ли Жонас останется на этот раз? Мне кажется, что он пришвартовал свой мотоцикл во дворе лишь на время, его одиссея еще не скоро закончится. Хотя не все ли мне равно, в конце концов... По крайней мере, у него достаточно влияния на Амандину, чтобы заставить ее заботиться о здоровье.
Я попыталась сделать примирительный жест, осторожно протянула руку, чтобы положить ее на живот Амандины, но та мгновенно отодвинулась от меня как можно дальше. Если бы Жонас не стоял рядом с диваном и не держал ее за руку, она бы уже убежала.
И я сказала:
— Не бойтесь, с вашим ребенком все в порядке.
Амандина на пятом месяце беременности, но окружающие об этом не догадываются. Одежда у нее всегда просторная, живот почти не заметен. Я выписала ей направление к гинекологу в Обьер и рецепт на спазфон и метопимазин — на случай болей или тошноты. Попыталась ее убедить, что теперь никто у себя на ферме не рожает и не лечится одними только травами, что существует ультразвуковое исследование
