Светящиеся песчинки, огромные как астероиды, гладкие как женские плечи, потеряли для Райма всякий интерес.
— Итак, — тихо произнес он, — мы столкнулись с проблемой.
Она запомнила: вчера ночью похожий на пение цикад звонок телефона разбудил ее, перекрыв шум противного мелкого дождя за окном спальни.
Она с презрением посмотрела на телефон, словно именно телефонная компания Нью-Йорка была виновата в терзавшей ее тошноте, в мучительной боли, удушающим обручем стиснувшей ей голову, в пляшущих перед глазами огоньках.
Наконец, она сбросила ноги с кровати и на четвертом звонке схватила трубку.
— Алло!
Ответом ей было гулкое эхо коммутатора, соединившего телефонную линию с радиостанцией.
Потом раздался голос. Кажется.
Смех. Кажется.
Затем оглушительный рев. Щелчок. И тишина.
Никакого гудка, приглашающего к набору номера. Полная тишина, укутанная в оглушительные волны, накатывающиеся на ее уши.
— Алло? Алло?..
Положив трубку, она села на кровать и уставилась в окно, на дождь за окном, на куст кизила, сгибающийся и распрямляющийся под порывами грозового ветра. Затем она снова заснула. Но через полчаса телефон зазвонил снова. Ей сообщили, что реактивный самолет «Лир — Чарли Джульетт» разбился при заходе на посадку, унеся с собой жизни ее мужа и Тима Рэндольфа.
Сейчас, серым понурым утром, Перси Рейчел Клэй уже знала, что таинственный ночной звонок был от ее мужа. Рон Тэлбот, мужественно позвонивший ей с известием о катастрофе, рассказал, что приблизительно в то время, когда «Лир» разбился, он переадресовал на ее домашний телефон вызов Эда.
Значит, это был его смех…
Алло? Алло?
Откупорив фляжку, Перси сделала глоток. Ей вспомнился ветреный день много лет назад, когда они с Эдом прилетели на гидроплане «Сесна-180» на Красное озеро в провинции Онтарио и сели, имея в баках всего около шести унций горючего. Успешное завершение полета они отпраздновали, осушив бутылку канадского виски сомнительного качества, после которого на следующий день их мучило жуткое похмелье. От этого воспоминания у нее навернулись слезы.
— Послушай, Перси, хватит на сегодня, хорошо? — сказал мужчина, сидящий на диване, указывая на фляжку. — Пожалуйста.
— Да-да, хорошо, — в ее хриплом голосе прозвучал сдержанный сарказм. — Конечно, — она сделала еще глоток. Ей хотелось закурить, но она держалась. — За каким чертом Эду вздумалось звонить мне во время захода на посадку?
— Наверное, он очень о тебе беспокоился, — предположил Брит Хейл. — Тебя же мучила мигрень.
Как и Перси, Хейл эту ночь провел без сна. Тэлбот позвонил и ему, и Брит, узнав о катастрофе, сразу же приехал к Перси, чтобы быть рядом с ней. Он оставался у нее до самого утра, помогая делать все необходимые звонки. Именно Хейл, а не Перси, сообщил печальное известие ее родным, живущим в Ричмонде.
— Брит, почему он звонил во время захода на посадку?
— Это никак не связано с тем, что случилось, — мягко заметил Хейл.
— Знаю.
Они были знакомы друг с другом уже много лет. Хейл стал одним из первых летчиков компании «Гудзон-Эйр». Он работал четыре месяца, не получая жалования, а затем, когда его сбережения иссякли, застенчиво попросил у Перси хоть каких-то выплат. Хейл так и не узнал, что она платила ему из собственного кармана, так как компания стала приносить прибыль только через год. Внешне Хейл напоминал строгого сухопарого учителя. В действительности он очень легко сходился с людьми — полная противоположность Перси — и был не прочь пошутить. Однажды, когда пассажиры буянили и вели себя особенно грубо, он перевернул самолет вверх шасси и летел так до тех пор, пока они не успокоились. Хейл часто занимал правое кресло, когда в левом сидела Перси, считавшая его лучшим вторым пилотом в мире.
— Считаю за честь летать с вами, мэм, — отвечал он, не очень удачно копируя Элвиса Пресли. — Благодарю вас.
Боль в висках почти прошла. Перси, не раз терявшая друзей — в основном в авиакатастрофах — знала, что утрата ближнего является хорошим обезболивающим.
Как и алкоголь.
Еще один глоток из фляжки.
— Черт возьми, Брит! — она плюхнулась на диван рядом с ним. — О, черт возьми!
Хейл положил ей на плечо свою сильную руку. Перси уронила голову ему на грудь.
— Успокойся, малыш, — нежно прошептал он. — Я могу чем-нибудь помочь?
Она покачала головой. Этот вопрос не имел ответа.
Снова глотнув бурбон, Перси взглянула на часы. Девять утра. С минуты на минуту приедет мать Эда. Друзья, родственники… Надо будет думать о поминках…
Так много дел.
— Я должна позвонить Рону, — наконец сказала Перси. — Надо что-то делать. Компания…
В гражданской авиации слово «Компания» имеет несколько другой смысл, чем в других областях деятельности. Компания — обязательно с прописной «К» — это живое существо, организм. О ней говорят с почтительностью, грустью или гордостью. Иногда с горечью. Гибель Эда стала раной в жизни многих, в том числе Компании, для которой ранение может оказаться смертельным.
Столько дел…
Но Перси Клэй, женщина, не знающая, что такое паника, вытворявшая на своем «Лир-23» такие пируэты, что даже бывалые летчики закрывали глаза, сейчас будто парализованная сидела на диване. «Странно, — думала она, словно глядя на себя из другого измерения, — я не могу пошевелиться». Перси даже посмотрела на свои руки, уверенная, что они, обескровленные, стали белыми как полотно.
О, Эд…
Разумеется, и Тима Рэндольфа тоже жалко. Прекрасный второй пилот, каких еще поискать. Перси мысленно представила себе его юное круглое лицо, чем-то напоминающее лицо молодого Эда. Улыбающийся и жизнерадостный. Внимательный, исполнительный, но твердый. Управляя самолетом, Тим даже от самой Перси требовал беспрекословного подчинения.
— Тебе хорошо бы выпить кофе, — предложил Хейл, направляясь на кухню. — Я приготовлю тебе двойной мокаччино с молоком.
Они с Перси часто шутили, что настоящие летчики терпеть не могут растворимые помои и пьют только настоящий черный кофе.
Но сейчас Хейл, благослови его Господи, думал не о кофе. В действительности он хотел сказать: «Брось пить». Перси намек поняла. Закупорив фляжку, она с громким стуком швырнула ее на стол.
— Ну хорошо, хорошо.
Встав с дивана, Перси принялась расхаживать по гостиной. Вдруг она увидела себя в зеркале. Плоское лицо с приплюснутым носом. Жесткие непокорные кудри, черные как смоль. Однажды во время терзаний переходного возраста Перси остриглась наголо. «Я им покажу!» Но этот вызывающий поступок лишь дал ученицам закрытой женской школы в Ричмонде дополнительное оружие против нее. Перси все еще оставалась стройной, а ее глаза, как не переставала твердить мать, были «высочайшего качества». Естественно, с ее собственной точки зрения. А мужчины, разумеется, на это качество плевали свысока.
Сейчас под этими глазами набухли темные мешки. Кожа лица уже давно потеряла блеск — расплата за то, что многие годы Перси выкуривала по две пачки «Мальборо» в день. Проколотые мочки ушей, не зная сережек, много лет как заросли.
Перси выглянула в окно, сквозь деревья, растущие рядом с домом, на оживленную улицу. В ее памяти что-то шевельнулось. Что-то неприятное.
Что? Что именно?
Ощущение исчезло, сметенное настойчивым звонком в дверь.
Открыв дверь, Перси увидела на крыльце двух дородных полицейских.
— Миссис Клэй?
— Да.
— Полиция Нью-Йорка, — они показали значки. — Мы будем охранять вас до тех пор, пока не будет установлено, что случилось с вашим мужем.
— Проходите, — сказала она. — Со мной Брит Хейл.
— Мистер Хейл? — обрадованно кивнул один из полицейских. — Он здесь? Очень хорошо. Мы направили двух человек и в его дом в Бронксвилле.
Взглянув на улицу, Перси снова ощутила что-то неуловимое. Обойдя полицейских, она вышла на крыльцо.
— Миссис Клэй, вам лучше не выходить из дома…
Она стояла, застыв на месте, уставившись на улицу. В чем же дело?
И вдруг Перси поняла.
— Я должна вам кое-что сообщить, — повернулась она к полицейским. — Черный микроавтобус.
— Черный микро?..
— Да, черный микроавтобус. Он стоял вон там.
Один из полицейских достал записную книжку.
— Расскажите мне о нем подробнее.
* * *
— Подожди, — сказал Райм.
Лон Селитто оборвал свой рассказ на полуслове.
Криминалист услышал приближающиеся шаги. Ни легкие, ни тяжелые. Он узнал, чьи они. И дело тут было не в дедукции. Просто Райм уже много раз слышал эти шаги.
В дверях показалось красивое лицо Амелии Сакс в обрамлении длинных рыжих волос. Неуверенно остановившись, молодая женщина все же решила войти. Она была в синей полицейской форме, но без фуражки и галстука. В руках она держала хозяйственную сумку.
