— По-моему, это божественно!
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. — Таня привстала, перегнулась через стол и поцеловала Павла в щеку — Давай-ка по кофейку и собираться по-быстрому. Сегодня в Доме Кино «Крестного отца» показывают. С Марлоном Брандо.
II
Таня уверенно вела «Жигули» по запруженным городским улицам и время от времени бросала пытливый взгляд в сторону мужа. Похоже, озвученная ею версия приобретения квартиры никаких подозрений у него не вызвала. И не должна была — Таня знала, что великолепие их нового жилища не могло не породить вопросов, и заранее подготовила на эти вопросы убедительные ответы. Для каждого — свои.
Ее удивляло безоговорочное доверие Павла. Но все же тонкая душа чувствительна ко лжи. Собственно, лжи как таковой и не было. Скорее умолчание и некоторое смещение акцентов… Ну, не готов он знать всю правду, и никогда не будет готов.
Матери, правда, соврать пришлось. Правдоподобие должно было усыпить всякие страхи, убедить Аду. Вот тут и пришлись кстати неопознанные трупы на ранчо. Согласовала версию с дядей Кокой, тот все гражданской своей жене и разъяснил. Ну, зависла хата конспиративная для нужд Шерова, куда покойник по своим каналам вроде бы когда-то и прописал Танюшу. (Прописку она оформила без труда и задним числом: благо начальник домоуправления сам в том был немало заинтересован). Дядя Кока все понял правильно, изложил без проколов, а Адочка только порадовалась… И много говорить о новом жилье Ада ни с кем и не будет. Чай не дура. Прикроет заслугами отца перед отечеством.
Что вполне вписывается в объяснения, данные ей Павлу, так что со стороны Адочки сюрпризов ждать не приходится. Со стороны дяди Коки — тем более, поскольку сам он с этого дела тоже поимел неплохо, за что, кстати, должен быть ей весьма благодарен.
А начало квартирной эпопеи совпало с завершающей стадией осады крепости по имени Павел. Таня занялась обустройством совместного будущего, когда он об этом будущем еще не ведал ни сном, ни духом…
На выезде с Адмиралтейского наметилась основательная пробка. Таня перестроилась в правый ряд и приготовилась терпеливо ждать, когда наконец удастся свернуть на Невский. Глаза ее следили за огнями светофора, а мысли уносились на полгода назад, когда она забежала в гости к Анджеле, даже не догадываясь, во что выльется этот визит.
— А-а, это ты? — глядя на Таню расфокусированньм взглядом, сказала Анджела. — Проходи.
Она сделала шажок назад, покачнулась и уцепилась за стену.
— А вы все торчите? — осведомилась Таня, разматывая шарф.
— Торчим. А ты — ик! — курнешь? Таня задумалась.
— А что, сегодня можно. Есть повод.
— Ага. И у нас повод. У тебя какой?
— Личный, — коротко ответила Таня.
Что толку говорить этой обкурившейся стерляди, любовнице и лучшей подруге, что Павлик, блестяще защитившись в Москве, сегодня с триумфом вернулся оттуда и тем самым дал ей идеальный по обстоятельствам и психологии момента случай усугубить знакомство? Или не врубится, или начнет доставать ровностями и нежностями.
— И у нас личный. Якубчик влетел очень некрасиво. Сидит весь в расстроенных чувствах, не знает, что делать.
Анджела бросилась Тане на шею и разрыдалась. Таня с некоторой брезгливостью стряхнула с себя белые дрябловатые руки и решительно прошла в комнату, откуда тянулся знакомый дымок и доносился педерастически-сладкий голосок Бюль-Бюль-оглы. За захламленным столом сидел Якуб, подперев руками черноусую голову и тупо глядя в стену. Появление Тани он заметил только тогда, когда она, шумно двинув стулом, села напротив него и спросила:
— Что это там Анджелка бухтит, будто ты влетел во что-то?
Якуб посмотрел на Таню налитыми кровью глазами и криво улыбнулся.
— А, это ты? — вторя Анджеле, сказал он. Таня перегнулась через стол и отвесила ему звонкую плюху.
— Ты что, а?
Он схватился за щеку, в темных глазах блеснула злость.
— Я спрашиваю, во что вляпался. Ну-ка соберись и отвечай на вопрос. Внятно, четко.
Якуб смотрел на нее, не решаясь начать.
С этим Якубом, аспирантом Торгового института, целевым порядком направленным туда из Азербайджана, Анджелка сошлась еще весной. Потом, когда так резко и неприятно оборвалась хлебная работенка у Шерова, позволила этому пылкому охотнику до блондиночек в теле взять себя на содержание и переехала в нему, в двухкомнатную квартирку на Софийской, которую он снимал за стольник в месяц. Таня время от времени заезжала к ним передохнуть, выпить бокал хорошего винца, которое Якубу привозили земляки, иногда забить косячок, а то и оставалась на ночь. Таня не знала, что Анджелка наплела Якубу про их отношения, только в первую же из таких ночей он с некоторым даже облегчением уступил Тане свое место на широкой кровати и устроился в гостиной на раскладушке. Видно, притомился каждую ночь доказывать Анджелке и себе самому непревзойденность своих мужских достоинств.
Жили Якуб с Анджелой широко, не по-аспирантски — рестораны по большому счету, дорогие импортные шмотки, дубленки, золотишко. Таня знала, что Анджела, с молчаливого согласия Якуба, продолжает понемногу заниматься «гостиничным бизнесом», но одних Анджелкиных заработков на все это великолепие и за десять лет не хватило бы — да и не та она баба, чтобы посадить себе на шею «жениха». Это так, на мелкие прихоти. Таня не сомневалась, что у Якуба свои доходы, и даже догадывалась, в какой именно сфере, но влезать в эти дела не хотела нисколько. Ей это было неинтересно.
Глядя на его скорбное лицо, Таня ощущала приятное пощипывание в висках и в ладонях. Как прежде, когда смотрела, как кодла молотит Игоря в темном дворике, когда вешала лапшу на уши сторожу, а ребята бомбили склад, когда брала слепки с ключиков в квартире Лильки… Когда опускала монтировку на голову Афто, когда обговаривала с Ариком варианты, как кинуть Максимилиана. Когда письмишко Черновым левой рукой писала. Да, застоялась она за последнее время, размяться хочется. И Анджелку будет жалко, если тут что-то серьезное заварилось — она-то тут совсем не при делах… Кстати о птичках: прикандехала из прихожей, села, смотрит то на нее, то на Якуба.
— Ай, иди отсюда, да? — Якуб раздраженно взмахнул рукой перед самым носом Анджелы. — С тобой потом говорить будем.
Анджела вышла, надув губы, а Якуб подался вперед, нависая физиономией над столом, и начал:
— Накололся я, брат, сильно накололся…
— На сколько? — деловито спросила Таня, решив пропустить «брата» мимо ушей. Ну, нерусский, бывает.
— На пятнадцать кусков пока.
— Неслабо… Ну, ничего, поднимешь как-нибудь. — Она обвела рукой богатую обстановку гостиной.
— Поднять-то подниму, да только теперь всю жизнь поднимать придется, шакалов этих кормить. Прижали они меня, Таня, хорошо, обложили, а я ничего с ними сделать не могу.
— Что-то с любым человеком сделать можно, — задумчиво проговорила Таня.
— Какие они человеки — твари, честное слово! Голыми руками зарежу, мамой клянусь!..
— А если поконкретней? Давай-ка выкладывай все. Может, на пару что-нибудь сообразим. Конечно, если тебе, гордому сыну Кавказа, в лом у бабы совета просить…
— Ну что ты, зачем так говоришь, слушай? — поспешно сказал Якуб. — Какая же ты баба? Бабы все дуры, а ты… Анджелка столько про тебя нарассказала…
— Значит, выходит, что я мужик? Ну, спасибо, милый, за комплимент.
— Какой мужик, слушай!
Якуб окончательно запутался и покраснел.
— Ладно, мою половую принадлежность потом обсудим. Говори давай по делу.
Он вздохнул и трагическим полушепотом начал:
— Понимаешь, Таня, была у меня раньше одна… женщина. Ах, какая женщина! Красивая, зажиточная, вдова торгового работника… Мы весной расстались, вышла она за немца замуж и уехала в Германию. Ай, как я тосковал, пока Анджелу не встретил…
— Без лирики, если можно, — сказала Таня и по-хозяйски развалилась в кресле.
— Я про Нору уже и забыл почти. Только три дня назад звонит мне ее брат, которому она здесь квартиру оставила, и говорит, что только что вернулся из Германии и привез мне от Норы письмо и посылочку. Я говорю, давай встретимся где-нибудь, а он говорит, приезжай лучше ко мне, я тебе расскажу, как она теперь, фотографии покажу. Я, как гондон, ушами хлопаю…
Таня рассмеялась, буквально представив себе, как названный Якубом предмет хлопает ушами; Якуб с обидой посмотрел на нее и продолжил:
— В общем, поехал я по известному адресу. Он, гнида, дверь распахивает, мордой улыбается, в комнату зовет, про Нору базарит, кофеем угощает. Конвертик вынимает, пакет достает — а в нем костюмчик джинсовый, фирменный, с лейблами, с заклепочками. Я, как положено, спасибо говорю, конвертик, не раскрывая, в карман, пакет в сумку…
