— Неплохо, — кивнула она, внимательно оглядев меня.
— А ты выглядишь… просто потрясающе, — произнес я.
— Спасибо. На самом деле, ты выглядишь лучше, чем неплохо, но я не хотела перекормить твое эго.
— Да нет у меня никакого эго.
Она подняла бровь.
— У каждого есть эго, Эндрю.
Она была права. И мне было очень приятно услышать от нее, что я выгляжу хорошо.
Она схватила флакон парфюма и обдала себя и меня быстрой волной аромата, который мы источали, покидая магазин.
Мы направились вверх по Оксфорд-стрит в сторону Сохо. Я хотел взять ее за руку, но не посмел. Вообще-то, больше всего мне хотелось схватить ее, втолкнуть в проход между магазинами, притянуть к себе и почувствовать губами ее рот.
Вместо этого мы зашли в бар, где взяли по коктейлю, затем в другой, потом просто гуляли по улицам. Воздух был настолько холодным, что я почти протрезвел, когда мы дошли до Лестер-сквер и клуба, название которого сейчас не могу припомнить, но на следующий день оно словно звенело и грохотало у меня в голове. Напитки там были абсурдно дороги, танцпол переполнен, под ногами липкие лужи, а в туалетах я натыкался на малолеток, фыркающих над коксом… Но все это не имело значения. Я был пьян, мне было хорошо в компании Чарли, мне казалось, что я плыву сквозь толпу, ни с кем не соприкасаясь.
Там, на танцполе, был момент, который останется со мной навсегда. Звучал трек Кельвина Харриса, и Чарли танцевала, глядя прямо на меня и улыбаясь, покачивая бедрами и плечами. Огни мерцали, пульсировали, и в тот самый миг я понял, что сейчас происходит одно из главных событий в моей жизни. Когда я уже состарюсь и вдруг случайно услышу эту песню, она перенесет меня во времени к этому золотому моменту, когда я был молод и танцевал с самой красивой женщиной в величайшем городе мира, а все проблемы остались позади и жизнь готовит только счастливое будущее. Затем я перестал осознавать происходящее и растворился в нем.
Мы вышли из клуба в два часа ночи на обжигающий холод улицы. Я обнял Чарли, и она не возражала. Ее бедра были твердыми, ладонью я ощущал берцовую кость… Но все еще не решался поцеловать ее.
— Было весело, — сказала она и зевнула. — А теперь мне грустно. Утром надо на работу. Последний день перед рождественскими каникулами.
Вокруг было полно народу. Пока мы шли к стоянке такси, Чарли пробежалась пальцами по экрану телефона, отправляя кому-то текстовое сообщение.
Навстречу нам по тротуару шел высокий мужчина с густой копной светлых волос. Он двигался, склонив голову, уставившись куда-то себе под ноги. Затем поднял взгляд и, заметив нас, быстро перешел на другую сторону улицы.
— Странно, — заметил я.
— А? — Чарли на мгновение оторвалась от телефона.
— Какой-то парень, завидев нас, свернул в сторону, словно мы парочка террористов или грабителей.
— Ха, правда? Ну, ты и правда страшно выглядишь, Эндрю. Я не хотела говорить тебе, но…
Светловолосый мужчина скрылся в переулке.
— Ты не хочешь взять одно такси на двоих на юг Лондона? — спросил я. — То есть сперва забросим тебя…
— Ты очень мил. Но я только что договорилась остаться у друга, который живет здесь неподалеку. Прости. Иначе мне придется завтра очень рано вставать, чтобы успеть на работу.
— Все нормально, — я почувствовал себя так, словно мне врезали в солнечное сплетение.
— Дай мне свой номер, — сказала она, протягивая мне свой телефон.
Я набрал номер, и она сохранила его в адресной книге, а затем посмотрела на меня.
— Я отлично провела время, празднуя твое выздоровление, Эндрю Самнер.
— Я тоже, Чарли Саммерс, — я не хотел прощаться с ней.
— Я позвоню тебе через пару дней, и мы сможем повторить. Или придумаем что-то более спокойное. Как тебе такая мысль?
Мое хорошее настроение немедленно вернулось.
— Звучит потрясающе.
— Просто зашибись, чувак.
— Не дразни меня, — сказал я, улыбаясь.
И тут она меня поцеловала. Обхватив руками мою талию, она подняла лицо, и мы поцеловались. Это длилось долго. Кто-то присвистнул, проходя мимо нас. Это был лучший поцелуй в моей жизни.
Потом она пошла прочь, оставив меня у стоянки такси, словно громом пораженного. И что удивительно: казалось, я нравился ей не меньше, чем она мне.
Глава третья
— Что случилось, братишка? Ты выглядишь рассеянным.
Рождественское утро, как всегда, я проводил со своей сестрой Тилли в ее специально обустроенной квартире в приморском Истборне.
Она уверенно маневрировала на инвалидном кресле, и бокал коктейля «Бакс физ» из шампанского с апельсиновым соком угрожающе вздрагивал на ее подносе. В комнате было полно подарков и разорванной упаковочной бумаги; разноцветные огни на пластмассовой елке вспыхивали и гасли; парни из какой-то поп-группы прыгали и скакали на экране под композицию из очередного хит-парада.
— Со мной все в порядке, — сказал я, — разве что недомогание после чересчур обильного угощения.
— Умеешь ты сделать комплимент.
Я рассмеялся.
— Я не то имел в виду, сестренка. Давай пойдем прогуляемся, подышим свежим воздухом.
Прошло шесть дней, но Чарли не звонила и не писала. Чуть не каждый час я заглядывал в телефон, проверяя уровень громкости, убеждаясь, что батарея не села, что я не пропустил звонок. Почему я не взял ее номер? У меня даже не было предлога пойти в больницу, раз меня выписали, хотя это едва ли оказалось бы хорошей идеей. Надо смотреть правде в лицо. Она и не собиралась звонить. Мы провели вместе прекрасный вечер, один раз поцеловались, вот и все.
Пора двигаться дальше.
Накануне Рождества я был уверен, что видел ее возле моей квартиры. Я собирался купить кое-какие недостающие подарки и упаковочную бумагу — в основном чтобы отогнать мрачные мысли, забыть о Чарли и ощутить дух праздника. Я уже свернул на свою улицу — длинную череду викторианских и эдвардианских домов на две семьи и особняков, переделанных под несколько квартир, — неподалеку от парка Брокуэлл, когда заметил рыжеволосую женщину, скрывшуюся в переулке напротив моего дома. Увешанный пакетами, я попробовал пробежаться хотя бы трусцой. Переулок вел к новому кварталу, граничившему с парком. Ее не было видно. Я прошел по переулку, заглянул в парк. Дети возились в куче листьев, какой-то мужчина с энтузиазмом втолковывал нечто кокер-спаниелю — и никаких рыжеволосых женщин.
Я покачал головой. Отлично, теперь она является мне в галлюцинациях!
— Ты определенно сегодня не в себе, — сказала Тилли, когда я катил ее по набережной.
Небо было уныло серым, налетал ветер с Ла-Манша. Какие-то сумасшедшие плавали в бурных морских волнах, а потом посиневшие от холода выходили на гальку пляжа. На набережной было полно детей, которые торопились опробовать новые велосипеды, полученные на Рождество, семей, вышедших на прогулку после трапезы, парочек рука об руку, вызывавших у меня невольную зависть.
— Я тут недавно встретил кое-кого, — сказал я. — Но думаю, что она больше не появится.
— О ком ты говоришь? — поинтересовалась Тилли.
Я рассказал сестре о знакомстве с Чарли и о том, что она мне не звонит.
— Ну и ладно, ей же хуже, — попыталась успокоить меня Тилли.
Я сидел на влажной скамье рядом с сестрой, мы смотрели на море, и молчание окутывало нас, как сырой туман.
— Ты скучаешь по родителям? — спросила она.
Мои глаза наполнились слезами, и я крепко сжал зубы, с трудом сглатывая комок, застрявший в горле.
— В такие дни — да. Они были бы счастливы, что мы проводим этот день вместе.
— Несомненно. Ведь мой старший брат здесь, чтобы ухаживать за мной.
— Ты справляешься сама? — Мне нужно было, чтобы она сказала «да».
— О, конечно. Я независимая женщина, — она стала мурлыкать песню «Дестиниз Чайлд».
— Тебе надо послушать «Икс-Фактор».
— Хочешь отправить меня на шоу «Большой голос»? Представляешь, как будет эффектно, когда я начну рассказывать об автомобильной катастрофе? Они могли бы под это показывать наши фотографии: мама и папа на экране, а я пою «Слезы на небесах», сидя в инвалидном кресле. Вся страна обрыдается.
