- Вы их пробуете, смакуете. Вот как я это пирожное. Вас прельщает именно разнообразие вкусов.
- И что же, – загрустил Миша, – это не лечится?
- А зачем? – спросил Решетников и осторожно положил кусочек в рот. И зажмурился, и причмокнул. – Зачем? Кому это мешает?
«Действительно – подумал Миша, - кому это мешает?»
Вот Жанне, например, абсолютно все равно. Танцует себе, смеется, а на Мишу ноль внимания.
- Скажите, Семен, а каково лично ваше мнение об этом деле со стеклянными ангелами? Ваше мнение именно как специалиста? – осторожно спросил Миша. Решил ковать железо, пока горячо. И раз развлечься у него не получается, и его так принципиально игнорируют, нужно хоть какую-то пользу извлечь. И не то, чтобы он хотел воспользоваться тем, что Решетников пьян, просто чувствовал, что Жанна многого ему не договаривает. А ведь ему необходим этот материал. Сроки поджимают, он должен предоставить его через четыре дня. Может быть, Решетников что-нибудь подскажет?
- О стеклянных ангелах?.. – теперь Решетников пытался вилкой подцепить ускользающую оливку, - …нет уж, господин журналист, я хоть и пьяный, а ни гу-гу… Жанна предупредила, что вы будете подкатывать.
- Да ладно вам, Семен! Жанна уже давно мне все рассказала, ведь я помогаю ей в расследовании. Мне просто интересно ваше мнение.
- А-а-а… - протянул Решетников, - вы и ее записали в свой послужной список эротомана? Думаете, я не вижу, как вы на нее поглядываете? Она, конечно, лакомый кусочек… - Он, наконец, поймал оливку и отправил ее в рот - …но вот только никому доставаться не хочет. Я бы ее и сам съел, но…
- Семен, а тебе не достаточно?
Жанна появилась неожиданно. А ведь только что стояла у окна рядом с той толстухой в синем велюре. Миша специально посмотрел, когда начал разговор о стеклянных ангелах.
Села, как ни в чем не бывало, за их столик, подперла кулачком подбородок, улыбается. Миша напрягся, сейчас ему не хотелось ни смотреть на нее, ни, тем более, разговаривать. Он взял нож, вилку, и сделал вид, что занят бифштексом.
- А я что?... – пьяно заулыбался Решетников, - … я ничего… Мы вот с господином журналистом беседуем. Он у меня все о стеклянных ангелах выспрашивает, а я ни словечка… как ты и велела…
Жанна быстро взглянула на Мишу. Он отвел глаза.
- И про лонжу ни-ни… - икнул Решетников, и, вытянув губы, потянулся через стол. - Жанночка, дорогая моя, разреши тебя поздравить…
- Семен, тебе домой пора, – сказала Жанна, - я такси вызову. А вам, Плетнев, стыдно должно быть подпаивать человека, чтобы выведать у него…
Миша со злостью швырнул нож на стол. Зазвенела посуда, гости стали на них оборачиваться.
Он встал и пошел к выходу.
Проходя мимо рояля, заваленного разноцветными коробками, он увидел букет белых роз, которые так тщательно выбирал в цветочном магазине. Розы подвяли, потемнели. Мише стало жаль потраченного на них времени, и внезапно, с безудержным раздражением, денег, выброшенных на ветер.
* * *
Он сел в машину. На душе было муторно. Муторно и обидно до слез. Черт, не хватало еще разреветься. Вот почему мужики курят и водку глушат. Чтобы не плакать. А он сам себя добровольно лишил этого утешения в угоду маме. Бедной, бедной маме, которая пашет днями и ночами, пока ее бестолковый сын возится с красивой бесчувственной дурой. Зачем позвала его, ведь он не напрашивался? И этот взгляд, полный презрения… Не буду больше ей звонить. Никогда больше не приду, и не позвоню. Пусть катится к чертям собачьим. И стекляшки эти проклятые пусть катятся. Завра же пойду искать работу. Не нужно мне от нее ничего.
Кто-то постучал в окно, издавая звенящий и чуть царапающий звук. Миша поднял глаза. Жанна скребла по стеклу согнутым пальчиком. Это от кольца получался такой звук. Миша помнил это колечко с зеленным камушком. Когда она гладила его лицо в прошлый раз, он чувствовал его прохладную гладкость.
Он открыл окно, но сидел молча и не смотрел на нее.
- Ты почему так рано уезжаешь? – спросила она.
- Мне пора, - сказал он, стараясь казаться как можно более равнодушным.
- Ты обиделся? - она протянула руку и потрепала его по волосам, и от этого прикосновения его словно обожгло внутри.
Но он отвел голову. Отстранился слегка.
- Нет. На что мне обижаться? Все правильно. Только не понимаю, зачем ты меня позвала, если у тебя даже минутки на меня не нашлось?
Она открыла дверь, сказала просто:
- Подвинься.
- Зачем? - спросил он холодно, обида все еще переполняла его.
- Ну подвинься, - мягко попросила она.
Он подвинулся, не понимая, чего она хочет.
Она села на его место, пристегнулась. Потом повернула к нему освещенное светом уличного фонаря лицо:
- И ты пристегнись, а то знаешь: я - недисциплинированный водитель, нарушаю иногда.
Он пристегнулся, и она тронулась с места.
- А как же твои гости? – спросил он, все еще пытаясь сохранить суровость, но в душе уже ликуя, уже предвкушая.
- Ничего, - улыбнулась она, - им уже и без меня весело.
Он решил, что они поедут к ней на квартиру, но через пару поворотов она выехала на проспект, ведущий к загородному шоссе.
Он не стал ничего спрашивать, пусть будет, как она хочет. Ему было очень хорошо ехать вот так рядом с ней, чувствовать запах ее духов, касаться ногой ее колена и иногда, поворачивая голову, видеть ее профиль.
Она сосредоточено смотрела на дорогу и, чем дальше они отдалялись от города, тем больше набирала скорость.
- Лонжа – это веревка, – неожиданно сказала она.
- Что? – удивился он.
- Лонжа – это веревка. Для страховки. Используют воздушные гимнасты в цирке.
- И что, это относится к делу о стеклянных ангелах?
- Относится, – сказала Жанна, - в одном из случаев на месте преступления обнаружили кусок веревки, которой был задушен потерпевший. Обычно никаких следов убийца не оставлял, кроме фигурки ангела. Но в этот раз его спугнули, и он не успел снять веревку с шеи. У Семена друг один есть – он в детстве в цирковой школе занимался, вот он и подсказал, что гимнасты используют такую веревку для страховки. Но это только предположение…
- В каком случае? – спросил Миша.
- В случае с Боровиковым.
- Ясно, - сказал Миша и подумал о том, что он-то знает, кто спугнул убийцу. Соседка, которая вышла на лестничную площадку, чтобы позвать мальчика-инвалида. Говорить об этом Жанне или подождать? Пожалуй, лучше повременить с этим. Так не хочется портить эту близость, это очарование, это счастье просто быть рядом с ней.
- Почему ты все-таки рассказала мне? Ты ведь запретила Решетникову?
- Ничего я ему не запрещала, просто хотела сама рассказать. Семен вечно все путает. Ты ведь сам видел, в каком он иногда бывает состоянии.
- Может, есть еще какая-нибудь информация? Мне бы пригодилась.
- Пока ничего нового нет, кроме того, что я тебе уже рассказала. Появится, сообщу, если, конечно, не передумаешь.
- Не передумаю.
- Хорошо. Только давай не будем больше об этом, ведь сегодня мой день рождения.
- Не будем, - сказал Миша и отвернулся к окну.
У нее сегодня день рождения… И зачем нужно было приглашать эту кучу народа? Могли бы провести этот день вместе, только вдвоем. Еще эта злосчастная корзина от этого С.Я. Зандера, черт бы его побрал. И жалкий увядший букет, ненужный Жанне, как и сам Миша.
Через некоторое время Жанна свернула с шоссе на какую-то проселочную дорогу, потянулись темные поля, где-то в самом конце которых расплывались, дрожа, пятна желтых огней, которые все приближались, пока машина, наконец, не въехала в какой-то поселок или деревню.
Здесь Жанна скинула скорость, и они медленно двинулись по, видимо, центральной улице вдоль темнеющего ряда домов с мерцающими проблесками желтых окон.
Доехали до самого конца улицы, потом поднялись в гору. Пару раз машина пробуксовывала, и Миша переживал, что встанут. Но все обошлось, Жанна оказалась отличным водителем. Здесь стоял небольшой, крытый черепицей, отливающей красным в матовом лунном цвете, дом, с трех сторон огороженный невысоким дощатым забором, а четвертой стороной глядящий на лес, уходивший остроконечной громадой куда-то в стылую темноту.
Жанна остановила машину у самых ворот.
- Ну что пойдем? - спросила негромко.
- А где это мы? - отозвался Миша.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу. Жанна вышла из машины, толкнула незапертую калитку и исчезла в темноте, окружавшей дом.
Миша заторопился следом.
Жанна стояла на крыльце и отпирала замок, висевший на тяжелой деревянной двери. Дверь тихо заскрипела, пропуская их в дом.
- Осторожно, - сказала Жанна, - не споткнись. Здесь порожек высокий.
- А свет нельзя включить? - поинтересовался Миша, которому как-то не по себе стало в этой темени, в незнакомом месте.
- Здесь нет электричества, – ответила Жанна, - дай мне руку.
