Да, на всякого мудреца довольно простоты. Сколько хитроумных и сложных планов придумал и реализовал Аркадий Борисович за свою долгую жизнь! Уж, казалось бы, все знал, все предвидел. А купился на самый дешёвый прием. Можно сказать, детский. А может, и то сказалось, что сам он никогда ни в кого не стрелял, даже и не ударил никого. Всю жизнь за него кто-то делал всю чёрную работу И убивал, если это ему надо было. Но вот остался один — и не помогли ему его хитроумные системы.
Одним хорошим броском Яков покрыл разделявшее их расстояние и правой рукой ловко набросил плед на голову Хозяина. Левой рукой он схватил его правую руку с зажатым в ней пистолетом и рывком направил ее вверх. Хозяин судорожно выстрелил, потом ещё раз, потом еще. Не обращая внимания на выстрелы, Яков, который был намного сильнее и тяжелее, всей тяжестью навалился на Хозяина, обхватив правой рукой его замотанную пледом голову.
— Врёшь, собака, — яростно стягивая плед, хрипел Яков и, навалившись всем телом, двигал Хозяина вместе со стулом от стола с мигающим пультом к стене. — Врешь, гад проклятый, врешь, паук вонючий…
Свободной левой рукой Хозяин пытался оттолкнуть Якова, царапался и, извиваясь, судорожно сучил ногами. Яков, сжимая его в руках, удивлялся тому, как много оказалось силы в этом хилом, тщедушном теле. Так продолжалось несколько минут. Движения Хозяина становились все слабее, и вот он в последний раз дернулся и затих. Яков вынул из его руки пистолет и засунул себе за пояс. Из предосторожности он еще минуты две так и продолжал держать Хозяина, вернее, то, что от него осталось. Потом, переведя дух, Яков разогнулся и приподнял плед.
Смерть мало кого украшает. А умерший такой жуткой смертью Хозяин, который и в жизни-то не был приятным, был просто страшен. Глаза его почти вылезли из орбит, все лицо, на котором сохранилось выражение злобы и ярости, было залеплено отвратительной розово-желтой пеной.
Яков аккуратно накрыл голову Хозяина пледом и обернулся к столу. Стоявший на столе пульт продолжал равномерно мигать. Яков подошел ближе и внимательно осмотрел пульт. Постояв минуту, он решил оставить здесь все как есть. Открыв дверь, он на всякий случай приставил к ней стул. Потом положил в карман ключи, взял со стола свой пистолет и, выставив его вперед, торопливо засеменил по лестнице, настороженно глядя вверх. Игорек скорее всего уже знал о том, что только что произошло с Хозяином.
Поднявшись на второй этаж, Яков осторожно подошел к двери кабинета Хозяина и попробовал повернуть ручку. Она подавалась. И это означало, что дверь кто-то разблокировал. Яков глубоко вздохнул, отклонился назад, быстро повернул левой рукой ручку, плечом резко распахнул дверь и сделал бросок внутрь, выставив пистолет вперед.
Шкаф в кабинете был отодвинут, сейф открыт, рядом на полу стояла большая сумка. У открытого сейфа стоял Игорёк, который при появлении Якова обернулся и теперь, как завороженный, открыв рот, смотрел на него.
— Руки за голову! — резко приказал Яков. — Ну, что, есть там что-нибудь ещё или уже всё?
Игорь молчал, округлившимися глазами глядя на Якова.
— Чего молчишь? — заорал Яков с интонациями Хозяина. — Всё?
— Всё, — дрожащим голосом ответил Игорек. — Всё здесь, в сумке…
— Ишь ты! И блокировку сумел снять, и сейф открыл. Ну, да, своя рука — владыка. Молодец. — Яков, ухмыляясь, покрутил головой. — Вот только дверь-то закрыть надо было, делопут. Эх, молодой, опыта нет. Ну-ка, стань-ка вон туда. Теперь повернись спиной. Руки за головой. Дернешься — стреляю. Стой так.
Подойдя к ставшему лицом к стене Игорьку, Яков ударил его рукояткой пистолета по голове. Игорек, резко ткнувшийся от удара лицом в стену, оставляя ярко-красный след на светлых обоях от полившейся из носа крови, завалился на спину. Яков наклонился к нему и быстро обыскал. Пистолет Игорька он отбросил к двери кабинета, бумажник положил к себе в карман. Потом он открыл сумку.
— Ого! Это да, — прошептал он вслух. — Ну, щенок…
Закрыв сумку, он поставил ее на стол. Потом достал из шкафа бутылку воды, подошел к лежавшему Игорьку и стал лить на него из бутылки. Тот застонал и задвигался. Яков полил еще и потом пнул Игорька ногой.
— Давай, поднимайся, гаденыш. Нечего лежать.
Игорёк сел и, морщась, пощупал голову рукой. Он увидел кровь на рубашке, поднял мутные, испуганные глаза на Якова.
— Ну, что смотришь? — зло усмехнулся Яков, — ставай, ублюдок.
Игорёк с трудом поднялся, опираясь испачканными кровью руками о стену.
— Ага, ну, вот и хорошо, — удовлетворенно сказал Яков. — А теперь иди-ка и садись в кресло.
Игорёк, покачиваясь, добрался до кресла и робко сел на самый край.
— Сядь нормально! — приказал Яков. — Поглубже! Вот так. Сейчас посмотрим, как оно работает, это кресло. Как делать, чтоб сжималось? Ну, тебя спрашиваю. — Яков поднял пистолет.
— Там клавиша синяя, где «плюс».
— Давай попробуем. — Яков нажал клавишу, и кресло начало сжиматься. — Ага, ну вот и хорошо. А теперь поговорим. У Хозяина в подвале пульт стоит. Красная лампочка на нём мигает. Он все грозил, что всех на воздух поднимет. Если этот пульт будет в надёжном месте, то само по себе ничего не взорвется?
— Нет, само по себе нет.
— А не надо сигнал какой-нибудь подавать или что-нибудь другое?
— Нет, это точно.
— А как с этого пульта взорвать?
— Надо шифр набрать. Только шифр я не знаю. Можно, конечно, определить, но это долго.
— Сколько?
— Часа два потребуется, не меньше.
— А взорвать можно только с этого пульта? Больше никак?
Игорёк пожал плечами:
— Заряд где-то в подвале спрятан. Я не знаю где.
Яков опять нажал на клавишу, с удовольствием глядя на то, как Игорёк сморщился, охнул и неестественно выпрямился.
— Так что? — ухмыльнувшись, спросил Яков.
— Если подорвать заряд в подвале граммов на четыреста, остальное тоже сдетонирует. Наверняка.
— Это понятно. До этого я и без тебя дошёл. А пульт, значит, сам по себе не опасен? Гляди, ведь если что…
— Я понимаю, это точно, — оживился Игорек. — Можете не беспокоиться.
— Ну, это хорошо, — удовлетворённо сказал Яков. — Вот видишь, и ты можешь пользу давать. Не один вред. Да, а теперь тебя больше и спросить-то не о чём. Сейф ты уже открыл. Значит, не нужен ты больше, парень.
Улыбаясь и глядя в упор на Игорька, Яков нажал на клавишу.
— Стой, стой! — с исказившимся лицом закричал Игорёк. — Ты ведь не это самое…
Яков злорадно ухмыльнулся, показав острые редкие зубы:
— Да, и даже очень.
Он снова нажал клавишу и больше ее не отпускал. Кресло медленно сжималось. Глаза Игорька расширились, он сделал попытку вскочить, но из этого ничего не вышло. Кресло уже крепко обхватило его. Он закричал. Потом крик его перешел в прерывистый вой. Яков, все так же улыбаясь, глядел на корчившегося Игорька. Кресло продолжало сжиматься. Игорек теперь уже только хрипел. Что-то сильно затрещало. Тело Игорька безжизненно обвисло, а чудовищно сжатая нижняя половина совсем исчезла в недрах сплющившегося с боков кресла.
Яков подошел к окну, которое было видно с улицы, и завязал одну штору узлом. Взяв тяжелую сумку, он вышел из кабинета. Со своего пульта включил освещение и звуковой сигнал в камере Ходунова в подвале. Потом вынул из своего шкафа другую сумку, положил в нее все, что забрал у Игорька, и, взяв обе сумки, спустился во двор. Оставив сумки у крыльца, он открыл калитку и, не выходя на улицу, прислонился к кирпичному столбу, ожидая Друзина.
* * *
Когда зазвонил звонок и зажегся свет в камере, Ходунов уже давно не спал. У него не было часов, и он имел весьма приблизительное представление о том, сколько же сейчас времени. Сначала это его беспокоило. Но беспокойство быстро прошло. И абсолютная тишина подвала, и то, что почти все время он был в темноте, все это его не угнетало. За эти три дня, с вечера среды, он много спал и не видел плохих снов. И чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Его почему-то уже не тревожило то, что его ждало впереди. Как будто самое тяжелое уже миновало. Как спортсмен перед ответственным стартом, он отдыхал и копил силы. Он теперь мог совершенно спокойно, без обжигающего чувства тревоги думать о своих девочках. И, лежа в темноте, он с удовольствием вспоминал всё лучшее, что было у него в жизни. Все самое лучшее. Только это. И вспоминал он это спокойно и легко.
Ходунов почистил зубы и помылся холодной водой до пояса. Поглядев на себя в зеркало, он остался доволен. Несмотря на трехдневную щетину, выглядел он совсем неплохо. Одевшись, он уселся на топчан и стал ждать, когда к нему придут. Судя по тому, что есть хотелось основательно, должны были принести поесть. То ли ужин, то ли завтрак.
«Я как та павловская собака. Уже просто на свет реагирую, — усмехнулся про себя Ходунов. — Лежал себе, всё хорошо. А теперь есть так хочется. Пора бы и принести уже».
