Полотно пилы скрипнуло и лениво провернулось.
Волин видел, что электрокабель, идущий к зловещему агрегату, оборван и извивается по полу дохлой змеей с пучком искореженных проводов вместо головы.
Но оно ПРОВЕРНУЛОСЬ! И скрип проржавевшей оси, казалось, разнесся на километры вокруг.
Волин, стремглав вылетая из мастерской, успел услышать нарастающий скрип и жужжание…
ОНО ВРАЩАЛОСЬ, ВРАЩАЛОСЬ!
…Когда пошла бесконечная череда комнат, Волин подумал, что обратной дороги он теперь никогда не отыщет. А отыскать надо, чтобы схватить в охапку Сергея и вместе с ним немедленно убраться отсюда куда глаза глядят, хоть в пургу, хоть к черту на рога, только бы подальше и побыстрей. Хотя еще неизвестно, позволят ли теперь уйти свидетелю жестокого убийства. «Только бы добраться до города, — с тоской подумал Алексей. — Я прокурора ночью из постели подниму. А может и нет.
Ну их к черту…» Безмолвие и безлюдье тяготили его все больше. За каждой новой дверью чудилась затаившаяся опасность, а позади то и дело возникали странные шумы, словно отзвук шагов крадущихся преследователей. Волин замирал и прислушивался, но всякий раз убеждался, что это подшучивает над ним дробящееся в гулком пространстве эхо. Но стоило ему двинуться с места, как за спиной вновь начинали шаркать призрачные ступни. Алексею вспомнилась пустынная ночная улица, звон разбитой бутылки, гогот и топот пьяной оравы позади, темная арка тоннеля, ведущего в проходной двор…
Что за странный разговор состоялся в подсобке, над телом убитого бича? «Куда его, на камбуз? — Он же воняет…» Алексей почувствовал, что опять близок к истерике.
Позади отчетливо скрипнул паркет. Волин резко оглянулся. За чередующимися проемами дверей мелькнули тени. Оттуда, через гулкое пространство, до Алексея донесся пьяный гогот, взвизгнула девка и тут же грянуло и рассыпалось звоном осколков стекло.
С разбегу ударив плечом в створки следующей двери, Волин врезался в стоящий прямо у него на пути стол. Звякнула опрокинутая бутылка, жидкость с бульканьем полилась на скатерть. Сидящий за столом хмурый, небритый мужик при появлении нежданного гостя осклабился и приветственно помахал в воздухе огромным, обглоданным мослом.
«Вот твоя мама!» — мысленно договорил за него обомлевший Алексей. Он, кажется, опрокинул тот стол и сидящего за ним людоеда — а может, они просто растаяли в воздухе — и пулей вылетел вон.
В каморке, где очутился Алексей, на старой железной кровати с украшенной латунными шарами спинкой, занимались любовью старик и старуха. Дряблые, желтые тела извивались, вздрагивая обвисшими складками кожи. Пегие космы старухи разметались в изголовье прелой паклей, линялая сорочка задралась, а ступни высоко поднятых жилистых ног были черными от грязи.
Остолбеневший Волин будто провалился в щель, которую приоткрыла перед ним память… ту самую, между подоконником и короткой занавеской на окне деревенского дома, где жили его дед и бабка. Что заставило тогда гулявшего во дворе мальчика Лешу заглянуть в неплотно занавешенное окно?…
Волин помнил теперь только захлестнувшее его тогда чувство ужаса и отвращения и свой душераздирающий рев, переполошивший стариков «Да ведь это мне снится», — в сотый раз повторил про себя Волин, вламываясь в очередную дверь. Но эта ложь больше не помогала ему. Даже если это и был кошмар, то… наяву. Что там такое плел Лобанов в «вычислительном центре», перед приходом Красного Пиджака? «…Нас просто уже нет в живых…» Бред?!
Сумасшествие?!
И тут Алексея словно обдали кипятком. Видение катастрофы, посетившее их обоих; ночные вагонные гости, рыбак, девка… «Мы видели одно и то же». Совершенно верно! «Рыбак» в глухой хламиде с капюшоном нес не сломанную удочку, он нес…
КОСУ! А Лобановская красотка… Говорят же, что перед войной ходит в сумерки по домам голая баба и просится на ночлег. Ее только пусти!..
Господи! Что же это такое?! Волин чувствовал, что сейчас упадет в беспамятстве, а очнется наверняка конченым и бесповоротным психом. Я чайник! Я чайник!!
Тру-ля-ля!.. Помогите! Если это галлюцинация, то остались же там, наяву, доктора. Пусть сделают укол, шарахнут электрошоком. Что полагается делать в таких случаях? Лишь бы вернуться, вернуться!..
Но Алексей догадывался, что ему никто не поможет. Эта галлюцинация обжигала глотку спиртным, горчила во рту табачным дымом, отдавалась болью в ушибленной ноге, поднимала шатром брюки при виде выреза на кожанке Веры-Магдалины, рвала штанины о ржавые гвозди. Она нагло прикидывалась реальностью, и это мерзкое лицедейство удавалось ей с невиданным мастерством. Поэтому бессмысленно рассчитывать на гипотетических врачей.
БАРДО ТЁДОЛ! И если верить только что прочитанному…
«Да ведь меня здесь сожрут!» — Алексей почувствовал, как пол качнулся у него под ногами.
Неожиданно где-то поблизости по паркету рассыпался сушеный горох. Не оборачиваясь и втягивая голову в плечи, Волин прибавил шагу. Но невидимые горошины все падали и падали, звук не прекращался и не отставал, словно по пятам за Алексеем спешил вприпрыжку беспечный мальчишка с рваным мешком, из которого выплескивались пригоршни звонких зерен.
Не выдержав, Волин резко повернулся кругом. Оставшаяся позади комната просматривалась через распахнутую дверь. Там никого не было. Вторая, дальняя дверь, которую недавно притворил за собой Алексей, белела неплотно сомкнутыми створками. Утерев со лба пот, Волин двинулся дальше. Позади снова застучали невидимые зерна, еще ближе, а вслед за этим мышью пискнул старый шарнир.
Дернув головой, Алексей чуть не свернул себе шею. В задней комнате ничего не изменилось… Если не считать того, что одна из створок дальней двери еще вздрагивала, приоткрывшись и пропустив неведомого преследователя. Чувствуя, как по всему телу кожа вскипает жгучей сыпью, Алексей попятился. Теперь дробный стук раздался совсем рядом, но через дверной проем по-прежнему никого не было видно.
«Ба-ба се-я-ла го-рох!..» — тоненько пропело у Волина в голове. Но он уже знал, что никакие бабы здесь ни при чем, догадавшись, какой такой горох частит в щербатый паркет.
Бежать, скорее всего, не имело смысла. Впереди несколько дверных проемов последовательно зияли пустотой, лишенные створок, так что захлопнуть их за собой и отгородиться от врага не удастся…
Стук повторился у самого порога. Отступая, Волин лихорадочно огляделся в поисках чего-нибудь, что могло послужить для самозащиты. Конечно же, ничего подходящего он не увидел. Ах, если б знать!.. Газовый револьвер, снаряженный зарядами «для защиты от зверей», остался дома, в ящике письменного стола в полном соответствии с законом всемирного сволочизма.
«Очень будет больно или нет? — почти равнодушно подумал Алексей. — За что мне это? Зачем же я?.. Разве плохо мне было… там?» Давно застреленный милицией черный дог шмыгнул в комнату, где топтался Волин, грянув в пол когтями совсем уже оглушительно. Алексей сразу узнал его.
Безобразное пятно лишая расползлось еще шире, захватив весь собачий бок. Вокруг пораженного пространства желтели проплешины помельче, словно брызги от огромной капли кислоты, упавшей на шкуру животного.
— Ну, хорошая собака… — ломко заговорил Волин, не узнавая и пугаясь своего голоса. — Хорошая… умная… мы тебя полечим… Угостить вот ничего нет…
Дог двинулся к Алексею, и его когти опять угрожающе грохнули в паркетные плиты.
Волин смотрел, как к нему медленно, словно сквозь воду, приближается его смерть, обнажая желтые влажные клыки величиной с мизинец, покачивая ощеренной мордой, припадая на передние лапы и напряженно вздергивая костлявый зад.
Низкое, глухое рычание словно хлестнуло Волина по лицу. Сбросив оцепенение и ничего уже не соображая, он кинулся наутек. Он несся так, что подошвы сапог едва чиркали по паркету, и этих легких касаний хватало для того, чтобы бешеный ветер ужаса тут же подхватывал его и увлекал неведомо куда, лишь в полном согласии с инстинктом самосохранения.
Вокруг все мелькало, словно в запущенном на бешеную скорость кинофильме. Грохот собачьих лап рокотал со всех сторон. Алексей чувствовал, что клыкастая пасть все ближе, рядом… уже почти настигает его.
Проскочив пустые проемы, он с разбегу ударял всем телом в створки дверей, каждый раз молясь о том, чтобы они не оказались запертыми. Ему пока везло, но времени на то, чтобы захлопнуть двери перед мордой преследователя, не оставалось.
Волин мчался, как автомобиль, на полном ходу оставленный водителем, и как тот неуправляемый автомобиль отыскал наконец свой роковой кювет. Что-то ударило его спереди по ногам, прямо над ступнями, то ли вывороченная половица, то ли ножка опрокинутого стола.
Падая, Волин даже испытал облегчение от того, что не надо больше рвать мышцы и сухожилия в этом бессмысленном бегстве. Лишь бы все кончилось побыстрей. Но, грохнувшись об пол и зайдясь от боли, он понял, что не желает умирать, хоть в кошмаре, хоть наяву. Обратившись в кусок пропитанной животным ужасом плоти, Алексей взорвался воплем — не-е-ет! Инерция протащила его по полу еще несколько метров. Коленную чашечку обожгло. Отщепившийся от паркета деревянный скол зло ужалил кожу голени. И в тот же миг что-то твердое и угловатое больно врезалось в бедро. Волину показалось, что в том месте его ухватили челюсти дога.
