— Внимание!
Теперь самое главное — не спугнуть, чтобы те, кто пришел не ломанулись назад как лоси. Надо, чтобы они спокойно прошли к комнате — там для них небольшой сюрприз приготовлен…
Беззвучно — почти беззвучно открылась дверь. Я подался назад, приготовился к броску. Ничего не видеть, что происходит в темном коридоре, было страшно — но если они увидят — будет хреново, все сорвется. Надеюсь, то чуть приоткрытая дверь санузла ни на какие размышления их не наведет…
Все произошло быстро и внезапно — вдруг в большой комнате послышался приглушенный грохот — на пол со всей силы упало что-то большое и очень тяжелое. Описывать то, что было дальше сложно — все как в калейдоскопе. Константин Иванович успел первым, несмотря на возраст — а у меня, когда я поднимался с пола, проскользнула нога, я потерял равновесие и промедлил пару секунд. Глазко выскочил в коридор, с разбега припечатал кого-то к стенке — тут в них со всего разгона врезался я, и мы повалилсь на пол в тесной прихожей. Я оказался сверху, схватил чью-то руку…
— Не меня держи… — донеслось снизу, оказалось, что я схватил за руку Константина Ивановича. В комнате тоже слышалась возня, что-то упало…
Поняв, что толку так не будет я попытался встать — тут кто-то подсек меня под ноги, и я снова грохнулся в живую кучу-малу…
— Твою мать, б. ь!!! — уже не сдерживаясь заорал в голос я
Не поднимаясь, я скатился с намертво сцепившихся в рукопашной схватке мужиков, оказался на полу. Снова перекатился — и оказался по моим расчетам как раз в том самом месте, где должен был быть выключатель — во всех квартирах они устанавливались одинаково. Пальцами нащупав знакомую изогнутую пластмассовую деталь я нажал на нее что есть силы — и коридор ярко осветился…
— Лежать! Лежать, сука!
Варяжцев уже справился со своим «клиентом» — и теперь держал под прицелом Стечкина того, кого пытался удержать на месте Глазко…
— Лежать, пришибу!
Щелкнули наручники — Константин Иванович позаимствовал на всякий случай пять пар у царандоевцев. Варяжцеву своя пара не понадобилась — своего противника он просто вырубил…
— Сука! — сделав шаг вперед, Варяжцев с размаха пнул Горденко по лицу, разбив нос — я сейчас вас обоих! Суки!
— Довольно! — крикнул поднявшийся на ноги Глазко
— Да пошел ты! — на Варяжцева было страшно смотреть — он моего друга убил, сейчас я его завалю. Сука!
Горденко попытался отползти — но Варяжцев ударил его снова…
— Уймись! Уймись твою мать! — Глазко стал у него на пути, заслонив собой лежащего Горденко. Тот бросил взгляд на дверь — но там стоял я, а руки у него уже были в наручниках Не вырваться…
— Нет, я что должен их — в задницу целовать!?
— Уймись! — заорал Глазко — Сергей, дверь закрой нах..!!!
Человек на полу в большой комнате стал подавать признаки жизни. Я захлопнул дверь на лестницу — пока не сбежались соседи, стены тонкие, подумают, что пьяный дебош.
— Нет, ну суки… — полковник Варяжцев уже остывал….
И тут я понял — спектакль! Классический — добрый следователь — злой следователь. И хотя мы об этом не договаривались — но старый лис розыска Глазко все с ходу просек и подыграл Варяжцеву на самом высоком уровне. Ай, красота. Профессионализм есть профессионализм…
В комнате, Глазко достал еще одну пару наручников, надел на приходящего в себя человека…
— Сергей! Тащи этого сюда…
Я поднял Горденко, тот тяжело повис на мне…
— Сергей, ты что творишь… — выдохнул он
Ничего не отвечая, я вывел его в большую комнату, где уже тоже горел свет…
— Присаживайтесь! Рядком присаживайтесь!
— Что за произвол! — в голосе второго говорившего не было никакого акцента, да и на грузина он не был похож. Кто же это?
— Произвол… — Варяжцев поднял пистолет — сейчас я покажу тебе, что такое произвол!! Хочешь?!
— Павел Степанович! — выкрикнул Глазко — хватит, в конце концов! Идите на кухню, воды выпейте. А ты, Сергей, обыщи их. Только аккуратно…
Когда я обыскивал, Константин Иванович переместился к окну — чтобы я не перекрывал ему линию огня. Ожидать можно было всякого — ведь Михеева же они как-то убили. Но оружия что у Горденко что у второго не было — не было даже перочинного ножа. У обоих было метров по пять крепкой веревки, а у второго — еще и склянка какая-то, закрытая закручивающейся крышкой. Склянка из коричневого стекла, в таких бывают лекарства…
— Дай-ка… — появившийся в комнате Варяжцев забрал у меня склянку, осторожно открыл, вдохнул так как учат на уроках химии, не сунув нос в склянку, а приблизив ее к носу и помахав двумя пальцами — хлороформ…
В этот момент меня впервые посетила мысль, что что-то не то…
— Рассказывай, Харава… — уже более мирным тоном сказал Варяжцев, перейдя к окну…
— Вы не имеете права!
— Не имеем? — недобрым тоном начал Глазко — это с какой это стати не имеем. Я веду расследование убийства Михеева. И вы вломились ночью в мою квартиру зная, что у меня хранится информация по этому убийству. Кроме того — есть и другие улики — например книга, которую вы, Харава, взяли у Мащенко и сделали в ней тайник, а потом, убив Михеева подбросили ему в квартиру. А вы, Горденко, пытались навести следствие на ложный след, обвинив Михеева в спекуляциях. Вы двое совершили умышленное убийство с отягчающими вину обстоятельствами — а за это вам обоим вышка светит. Так что — имеем мы право или нет?
— Мы не убивали… — мрачно сказал Горденко
— Не убивали? А сюда зачем полезли?
В коридоре раздался какой-то шорох… Что-то я слышал и раньше — но не придал этому значения.
Дверь, что ли не закрыта… Закрывал ведь…
— Я сейчас…
Я шагнул в коридор — и нарвался на автомат…
Ирак, окрестности Тикрита
30 сентября 1978 года
Из пустыни злобно задувал ветер, он то утихал, то вновь начинал подвывать, подобно раненому зверю. На севере горизонт тускло светился — там находился небольшой город Тикрит, арабское захолустье, название которого через четыре десятка лет будет знать весь мир. Сейчас же это было просто иракское захолустье…
Темно-зеленый УАЗ с брезентовым верхом — советская модель джипа, в изобилии поставляемая Ираку, надежная и неприхотливая машина, способная переносить самые дурные условия эксплуатации свернула с дороги, ведущей к городу и, завывая мотором, подпрыгивая на неровностях, покатила по пустыне. В машине был один человек, он вел машину, не включая фар. Оставалось только удивляться — местность была неровная, и вполне можно было убить подвеску, а то и перевернуться. Но сидевший за рулем человек этого не боялся, дорогу он видел. Много лет назад он точно также катил на Виллисе по рокадным дорогам, и включать фары было нельзя — в любой момент можно было нарваться на немецких парашютистов или на прорывающиеся к своим остаточные группы. Если фары будут включены — они не промахнутся. А вот если выключены — попробуй, попади по темному силуэту машины, да еще движущейся…
Место, где должна была состояться встреча, человек тоже нашел в темноте, почти интуитивно — хотя до этого всего лишь видел его на карте и запомнил ориентиры. Машину он развернул, поставил носом к дороге, двигатель глушить не стал. Тот, с кем он должен был встретиться, должен был появиться со стороны Тикрита, своего родного города — эту местность он знал намного лучше и вполне мог добраться не по шоссе, а проселочными дорогами. И он должен был тоже быть один — таково условие встречи…
Человек привычно расстегнул кобуру — в ней покоился его любимый старый ТТ, Тульский-Токарев, с которым он прошел еще войну. В кармане гражданской куртки был запасной магазин и две осколочные гранаты — стандартный «малый набор» чистильщика-скорохвата. Несмотря на то, что человеку было уже много лет — с таким набором он был способен уничтожить целое отделение. А если не поможет это — значит, не поможет уже ничто…
Мерседес появился через десять минут. Сначала генерал услышал шум работающего мотора — горы хорошо рассеивали звук, казалось, он шел ниоткуда — и отовсюду. Затем с севера, там где на горизонте слабо светились огни Тикрита, мелькнули вспышки — машина тяжело переваливалась на неровностях почвы, тяжелый немецкий лимузин совсем не был предназначен для того, чтобы ездить по бездорожью — но машина справлялась и с этим. Генерал всмотрелся — машина была одна…
Тот, кто был за рулем, родился здесь, здесь он пас скот, принадлежащий дяде со стороны отца Ибрагиму — и он прекрасно знал все окрестности своего родного города. Здесь он играл со своими сверстниками, многих из которых он уже вытащил в Багдад, назначил на ответственные посты, собирая свою команду, лично преданных людей. Сюда же он убегал, когда дядя приходил в ярость и бил его — иногда он прятался целыми днями. И он все это помнил до сих пор, хорошо помнил…
