— А где именно в Мэрилебоне находится ваша гостиница? — спросила я.
— На Грейт-Портленд-стрит.
— То есть через улицу от Портленд-плейс.
Ее глаза расширились.
— Даже при виде писем я не сообразила… такой выбор гостиницы просто показался мне естественным. Должно быть, меня безотчетно повлекло туда.
— И точно так же вы знали имя Томаса Вентворта — не сознавая, что знаете.
— Что же еще скрывается в темной глубине моего сознания, готовое всплыть в любой момент? Мне это не нравится, но все же… — Она решительно вздернула подбородок и сделала отметающий жест. — Что бы ни случилось, теперь мы с вами есть друг у друга.
Перспектива ужинать в обществе постороннего человека — тем более молодой женщины, едва мне знакомой, — повергла дядю Джозайю в совершенное замешательство, но Люсия была столь мила и задала столько вопросов про книжную лавку, что под конец я уже и не знала, как нам от него отделаться. Слава богу, к прошлому Люсии он проявил не больше интереса, чем когда-либо проявлял к моему прошлому. Я всегда изо всех сил старалась угодить дяде, но сейчас исполнилась решимости настоять на том, чтобы Люсия поселилась у нас, невзирая на все его возможные возражения; и как только мы с ней опять остались наедине, я твердо пообещала, что завтра же утром добьюсь такого разрешения.
Мы вышли из-за стола только в начале девятого. Я ожидала, что после ужина Люсия засобирается обратно в гостиницу, но Шарлотта разожгла камин в верхней гостиной, и моя гостья не выказала намерения уйти. Отблески огня дрожали у нее на щеке и играли в волосах, вспыхивая красными, медными и золотыми искрами при каждом движении головы. Французский акцент незаметно исчез, или я просто к нему привыкла. Мне не терпелось побольше узнать об их с Розиной жизни, которую я представляла весьма смутно, но я не хотела приставать к ней с расспросами, хорошо понимая, сколь сильно она потрясена вновь открывшимися обстоятельствами своей биографии. Люсия же, со своей стороны, горела желанием узнать о моем детстве в Нитоне всё вплоть до самых мелких и обыденных подробностей; когда я показала ей матушкину брошь в виде стрекозы, она долго зачарованно разглядывала ее, точно священную реликвию, медленно крутя в пальцах, отчего рубины сверкали алым огнем в свете камина.
Мы потеряли счет времени, и, лишь когда часы в холле внизу пробили десять, Люсия встрепенулась и испуганно поднесла ладонь к губам:
— Ах, Джорджина… я совсем забыла. В десять гостиница запирается на ночь. Что же мне делать?
— Вы должны заночевать здесь, — сказала я. — Мы постелим вам на диване — или можете разделить постель со мной, если ничего не имеете против.
Она с благодарностью приняла мое предложение. Я принесла ей ночную сорочку и оставила переодеваться у камина, а сама разделась в своей спальне при свете двух свечей над туалетным столиком. Облачившись в ночную сорочку, я открыла дверь и пригласила Люсию войти, а сама села перед зеркалом и принялась расчесывать волосы.
Внезапно мое отражение в зеркале словно раздвоилось, и над моим ухом раздался тихий голос:
— Позвольте мне.
Я, вздрогнув, обернулась и с облегчением увидела, что позади меня стоит Люсия: в мерцающей глубине зеркала наше с ней сходство было поистине поразительным.
— Извините ради бога, я не хотела испугать вас… верно, вы не услышали моих шагов.
Она взяла у меня щетку и начала расчесывать мне волосы. А я в полугипнотическом состоянии завороженно смотрела на отражение Люсии, улыбавшееся мне из зеркала, и у меня было полное впечатление, будто моя воображаемая сестра обрела самостоятельное существование.
Когда Люсия закончила, мы с ней поменялись местами, но картина в зеркале осталась практически прежней, что усугубило владевшее мной чувство нереальности. Я никому не расчесывала волосы со времени матушкиной смерти и уже забыла блаженное ощущение близости, возникающее от таких прикосновений, от прерывистого скольжения и тихого потрескивания щетки, от теплого аромата распущенных волос. Немного погодя веки Люсии медленно сомкнулись, но по слабым ответным движениям ее головы и игравшей в уголках губ улыбке я понимала, что она не спит.
Наконец я отложила щетку в сторону. Люсия встала и, обняв меня, прошептала:
— До встречи с тобой я и не сознавала, насколько я одинока.
Она подошла к кровати и уютно улеглась на ней, обратив лицо к свету. Я оставила одну свечу горящей и тоже скользнула под одеяло; мы лежали лицом к лицу, обняв друг друга одной рукой. Глаза Люсии снова закрылись, и уже через пять минут она спала крепким сном, но я долго лежала не смыкая глаз, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь и как ее легкое дыхание шевелит мои волосы. Вот что, должно быть, люди подразумевают под выражением «супружеское счастье», подумала я. Но испытаю ли я подобные чувства рядом с мужчиной? Я вспомнила молодого бычка на лугу и слова тети Вайды: «У людей то же самое… Меня лично эта идея никогда не привлекала». Большинство прочитанных мной романов заканчивались супружеским счастьем, но о молодых бычках там ни словом не упоминалось. Мне всегда представлялось что-то грубое, неуклюжее и болезненное, но сейчас, наслаждаясь теплом, исходящим от тела Люсии, я понимала, что ничего другого мне не надо, лишь бы она мирно покоилась в моих объятиях.
Я бы с радостью прободрствовала всю ночь, но в конце концов меня сморил сон, а когда спустя какое-то время я пробудилась в кромешной тьме, Люсию, теперь лежащую ко мне спиной, мучил кошмар. Она пронзительно вскрикнула и попыталась оттолкнуть мою руку, а потом повернулась ко мне и замерла в моих объятиях, трепеща всем телом. «Успокойся, милая, успокойся, — прошептала я. — Теперь ты в безопасности». Я нежно погладила Люсию по голове, прижала к себе покрепче и почувствовала ответное прикосновение горячих губ, прежде чем ее дыхание замедлилось и выровнялось. И вновь я боролась со сном, вдыхая аромат ее волос и рисуя в воображении нашу совместную жизнь в каком-нибудь коттедже у моря… Дядя Джозайя прекрасно управлялся с лавкой до моего появления здесь — обойдется без меня и впредь… Может, поселиться в Неттлфорде?.. Мы непременно должны хотя бы наведаться туда и увидеть дом, где я родилась… Или на острове Уайт, только на сей раз подальше от обрыва…
Я проснулась на сером рассвете, вдыхая запах расплавленного воска и обмирая от страха при мысли, что Люсия мне просто приснилась. С бешено стучащим сердцем я выскочила из постели и бросилась в гостиную. Люсии и след простыл, лишь аккуратно сложенная ночная сорочка лежала на диване. А ведь я даже не спросила, как называется ее гостиница… Я упала на колени подле дивана и прижала сорочку к лицу. Из нее выпорхнул листок бумаги, на котором бледным карандашом и почерком, похожим на мой, было написано: «Тысяча благодарностей. Не хотела тебя будить. Приду в лавку сегодня после полудня. Л.».
Уговорить дядю Джозайю оказалось даже труднее, чем я предполагала. Согласно своему обещанию я поставила вопрос ребром за завтраком, хотя уже и боялась, что Люсия передумала жить у нас, если вообще не исчезла бесследно, как сказочная фея. Однако, если она по-прежнему не прочь поселиться здесь, сказала я себе, а я не поговорю с дядей, она может подумать, что на самом деле мне этого не хочется. И вот я набралась решимости перебить дядю — он с увлечением рассказывал о каталоге, полученном с утренней почтой, — и спросила, понравилась ли ему мисс Эрден.
— Да, моя дорогая, — ответил он, не глядя на меня. — Очаровательная юная леди.
— Я рада, что вы так считаете, дядя, потому что она будет жить у нас.
Он отложил лупу и уставился на меня в полнейшем недоумении:
— Не понимаю.
— Мисс Эрден будет жить у нас, — повторила я. — В свободной спальне наверху.
— Да ты, наверное, шутишь, Джорджина. Мы не можем позволить себе такое.
— Почему, дядя?
— Ну как почему? Лишние расходы, неудобство и вообще… — Дядя беспомощно вскинул ладони.
Еще за ужином накануне я вдруг заметила, как сильно он постарел за последний год. Череп у него полностью облысел, и обвислые седые усы стали совсем жидкими. Сердце мое сжалось от жалости, но отступать я не собиралась.
— Вам не придется входить в расходы, дядя. Люсия будет платить пятнадцать шиллингов в неделю, как и я, а такой суммы более чем достаточно для ее содержания.
По крайней мере последние мои слова были чистой правдой: я решила оплачивать проживание Люсии из собственных средств, ничего не говоря ей. В таком случае у меня останется меньше десяти шиллингов в неделю, но меня это не волновало.
— И никаких неудобств у вас не возникнет. Люсия станет помогать мне в лавке, когда сумеет, а есть мы будем наверху, в моей гостиной, — так что вы сможете спокойно читать за столом, не отвлекаясь на нашу болтовню.
