как он. – Смит ткнул пальцем в сторону Брома. – Вы твердо уверены, будто у вас есть право указывать людям, что им делать, что говорить, как думать. Но вот что я тебе скажу, Бен ван Брунт, – я знаю, что ты сделала, и ты за это заплатишь.
Заплатишь!
Произнося эту речь, Смит приблизил лицо почти вплотную к моему. Я чувствовала идущую от него табачную вонь, видела, как бешено вращаются его глаза. Жена Смита умерла, рожая Юстуса. Кроме сына, у него никого не было. Я жалела этого человека, жалела – но не настолько, чтобы сносить оскорбления.
– Я ничего не сделала. И не смейте больше обвинять меня в том, чего я не сделала, или заплатить придется вам.
Не знаю, что на меня нашло. Я была тощим четырнадцатилетним подростком, а он – взрослым мужчиной. Я не могла сделать ему по-настоящему больно. Бром мог, а я нет. И я не угрожала ему Бромом. Слишком поздно я осознала, что сказанное мной можно истолковать как угрозу колдовством – если ты уже склонен верить в подобные вещи.
Кровь отлила от лица Смита.
– Ведьма.
– Еще раз назовешь мою внучку ведьмой, и тебе не понравится то, что будет потом, – предупредил Бром.
– Все в порядке, опа. Минхер Смит уже уходит.
Это я произнесла тоном Катрины в образе полноправной хозяйки дома. Смит перевел взгляд с Брома на меня и попятился, спотыкаясь.
– Ты заплатишь, – повторил он. – Все узнают, какова ты, и ты заплатишь.
Несколько прохожих остановились, чтобы поглазеть на нас. Бром ступил на тротуар, медленно огляделся по сторонам – и все зеваки внезапно вспомнили о своих делах и поспешили прочь. Все, за исключением Хенрика Янссена, который стоял, привалившись к дому, в нескольких футах от дорожки. Я встретилась с ним глазами, и он выпрямился, оторвался от стены и подошел ближе, не обращая внимания на свирепый взгляд Брома.
– Ну и девчонка у тебя, – сказал Янссен Брому. – Храбра, почти как парень.
Бром немного расслабился, шагнул ко мне и положил руку на мое плечо.
– Я бы сказал, храбрее большинства парней. Почти как ее бабушка.
Я покраснела. Действительно, Катрина не боялась никого. Я видела, как она сверлит взглядом мужчин вдвое крупнее ее, когда желает высказать свое мнение – и высказывает его. Сравнение с Катриной безумно польстило мне. Но я не хотела говорить с Хенриком Янссеном. От его взгляда у меня волосы на затылке вставали дыбом.
– Когда-нибудь кому-нибудь повезет взять тебя в жены, – заявил он.
– Я никогда не выйду замуж, – сообщила я, но от его слов мне стало не по себе.
Не потому ли он вечно смотрит на меня так, подумала я. Имеет планы на ферму ван Брунта? Из того, что наши земли граничат друг с другом, отнюдь не следует, будто их нужно объединить. В любом случае, если бы Бром захотел заполучить землю Янссена, он бы просто выкупил ее. Как делал всегда.
А еще он старый. Ему же по меньшей мере лет тридцать. Почему у него еще нет жены – его возраста?
Мысли Брома, похоже, текли в том же направлении, потому что он, стиснув мое плечо, сказал:
– Она слишком мала, чтобы я задумывался о ее замужестве.
– Не так уж и мала, – ответил Янссен. – Многие здешние девушки выходят замуж в четырнадцать.
– Но большинство – в шестнадцать или восемнадцать, – парировал Бром и многозначительно добавил: – И выходят они обычно за своих ровесников.
Янссен лишь улыбнулся, и от этой улыбки у меня в животе все перевернулось. И все же, чего бы там ни хотел Янссен, я по крайней мере поняла, что Бром никогда не станет торговать мной, не променяет на землю или что-нибудь в этом роде. Я знала, с некоторыми девушками такое случалось.
Бедная Верла ди Виис, например, – ее родители были почти так же бедны, как ван ден Берги, но ее красота привлекла одного торговца, который проезжал через Сонную Лощину, когда она развешивала перед домом выстиранное белье. Верле было всего четырнадцать, но у нее имелось пятеро младших братьев и сестер, а еды на всех не хватало. Торговец (которому было все пятьдесят, если не больше) заявился к родителям Верлы и сделал им предложение: он берет девушку в жены и отдает за нее весьма щедрый (по слухам) выкуп.
Перед самой свадьбой она пыталась сбежать, но отец нашел ее и не дал уйти далеко. Вся деревня собралась посмотреть на хрупкую рыдающую Верлу, когда ее против воли выдавали замуж за торговца, который на протяжении всей церемонии смотрел на нее как на призовую корову. Это было примерно год назад, и я помнила, как меня мутило во время службы. И как плотно сжимала губы Катрина, словно сдерживала яростную обличительную речь.
– А теперь мне нужно отвезти Бен домой, – сказал Бром, оттеснив Янссена плечом. – Катрина спустит шкуру с нас обоих, если мы опоздаем к обеду.
– Да, отвези ее домой, – бросил нам вслед Янссен. – Пока не явился еще кто-нибудь с обвинениями.
– Опа, мы с Сандером собирались поиграть. – Я оглянулась на друга, который в расстройстве махал мне вслед.
– Не сейчас, Бен, – едва слышно пробормотал дед, подталкивая меня к сараю, в котором оставлял Донара, когда приезжал в деревню. – Знаешь, я не хочу, чтобы ближайшие пару дней ты мелькала в деревне.
– Из-за того, что сказал минхер Смит?
– Да. – Бром быстро оседлал Донара, вскочил в седло и затащил на него меня. – Не думаю, что большинство примет его всерьез, но когда мы вернулись за телом Юстуса, от мальчика не осталось ничего, кроме костей. Смит беснуется, ища, кого бы обвинить, – и решил обвинить тебя. Ничто из сказанного любым из нас не убедит его в обратном.
Мороз пробрал меня до костей, хотя день стоял теплый.
– Но он же ничего не может мне сделать. Множество людей слышали, как он угрожал мне прямо на улице.
– Как ты угрожала ему, они тоже слышали.
– Ты тоже ему угрожал, – напомнила я.
– За свою жизнь я, наверное, поколотил чуть ли не всех мужчин деревни, как в гневе, так и шутки ради, – пожал плечами Бром. – От меня иного и не ожидают. А вот от тебя…
– Это нечестно, – вырвалось у меня. – Почему мальчишки могут делать все, что захотят? Минхер Смит не смог бы даже сказать, что я ведьма, будь я мальчиком.
Я не видела лица Брома, но почувствовала, как он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Может, я не оказал тебе такой уж большой услуги, воспитывая так, как воспитывал. Может,
