Она стояла, упираясь руками в бедра и нетерпеливо пристукивая ногой.
— Лучше ты скажи, что случилось, Декстер.
Я удивленно взглянул на нее.
— Э… — ответил я, подыскивая правильный ответ. — Насколько я знаю, ничего не случилось. То есть ничего из ряда вон выходящего…
Этот ответ даже мне показался чертовски неуместным, и Рита вполне со мной согласилась.
— Ну да, ничего не случилось, — произнесла она, не сводя с меня глаз и продолжая постукивать ногой, точно ожидала большего, так как сказанное мной оказалось таким неубедительным.
Я перевел взгляд на плиту. От сковородки вместо благоуханного пара поднимался дымок.
— Рита, — осторожно напомнил я, — кажется, что-то горит.
Она хлопнула глазами, а потом, когда до нее дошло, резко обернулась к плите.
— Блин, ты только посмотри! — воскликнула она, наклоняясь над сковородой с воздетой в воздух лопаточкой в руке. — А время-то… — И в ее голосе зазвучала досада. — Ну почему нельзя… никогда нет… Коди, Эстор, завтракать, сейчас же!
Рита соскребла подгоревшую яичницу, бросила на сковороду кусочек масла и вылила еще два яйца — и все это быстрыми, едва различимыми движениями.
— Дети! Сию же секунду идите есть! — крикнула она и снова взглянула на меня, а потом, помедлив, сказала: — Я просто… нам нужно…
Рита покачала головой, словно не могла вспомнить подходящие слова.
— Я не слышала, как ты вчера пришел, — объяснила она, и конец фразы прозвучал почти неразборчиво.
Я мог бы сказать, что вчера вечером она бы ничего и не услышала, даже если бы по дому под звуки волынок промаршировал шотландский полк ее величества, но понятия не имел, какого ответа ждет Рита. Да и зачем портить приятное утро, пытаясь найти разгадку? И потом, рот у меня был полон яичного желтка, а говорить с набитым ртом невежливо. Поэтому я улыбнулся, издал какой-то ободряющий звук и принялся доедать завтрак. Рита выжидающе смотрела, но тут явились Коди и Эстор, и она поспешно принялась ставить еду на стол. Утро прошло совершенно обычно, и я снова, как и при пробуждении, почувствовал слабоумный проблеск ни на чем не основанной надежды, с которой и поехал на работу.
Даже ранним утром у майамских пробок есть особенности, которых не сьпцешь в других городах. Водители в Майами, судя по всему, злее и шустрее прочих. Возможно, яркий и безжалостный солнечный свет напоминает им, что они могли бы ловить рыбку или лежать на пляже вместо того, чтобы ползти по шоссе на скучную, бессмысленную, убийственную работу, за которую платят гораздо меньше, чем они заслуживают. Но вполне вероятно, они всего лишь выплескивают избыточную энергию, которую получают, выпив невероятно крепкого местного кофе.
Какова бы ни была причина, но каждое утро воздух над трассами оказывается насыщен манией человекоубийства, и сегодняшняя поездка на работу не стала исключением. Водители сигналили, выкрикивали угрозы, делали непристойные жесты, а на пересечении с Пальметто старый «бьюик» въехал в новенький «БМВ». На обочине шла драка, и водители притормаживали, чтобы посмотреть или что-нибудь крикнуть противникам. Поэтому ушло лишних десять, минут, чтобы миновать этот хаос и добраться до работы. Впрочем, ничего страшного, учитывая то, что меня там ожидало.
Я по-прежнему чувствовал себя до абсурда бодрым и живым, поэтому не остановился выпить чашку смертоносного кофе, который мог положить конец шуму в голове, ну или мне самому, а направился прямиком к столу, где нашел Дебору — она ждала, сидя в моем кресле и являя собой воплощение Мрачного Раздумья. Ее левая рука по-прежнему висела на перевязи, но гипс утратил блеск и новизну. Дебора навалилась им на стол, опрокинув подставку для карандашей. Но нет в мире совершенства, и начало дня было таким радостным, что я ее простил.
— Доброе утро, сестренка, — весело поприветствовал я ее, но мои слова, казалось, оскорбили Дебору сильнее, чем следовало. Она поморщилась и покачала головой, словно качества сегодняшнего утра никак не относились к делу.
— Что случилось вчера вечером? — спросила она резче, чем обычно. — То же, что и с остальными?
— Ты имеешь в виду Камиллу Фигг? — уточнил я, и в ответ Дебора буквально зарычала:
— А кого еще, блин, я могу иметь в виду?! Деке, черт возьми, я должна знать — с ней случилось то же самое?
Я сел на складной стул напротив стола, решив, что с моей стороны это благородный поступок, поскольку в кресле расположилась Дебора, а стул был не очень удобен.
— Нет, я так не считаю, — ответил я, и Дебора со свистом выдохнула.
— М-м-мать… я знала, — сказала она, выпрямляясь, и взглянула на меня с огнем в глазах. — А что не совпадает?
Я поднял руку, слегка притормозив сестру, и предупредил:
— Все не слишком-то убедительно. По крайней мере детектив Худ со мной не согласен.
— Этот дебил даже пол двумя ногами не нащупает, — огрызнулась Дебора. — Что ты узнал?
— Кожа жертвы повреждена в двух местах. Поэтому на месте преступления есть кровь. Э… и тело оказалось уложено немного по-другому.
Сестра ждала, и я продолжил:
— Следы ударов тоже другие.
— В каком смысле? — спросила она.
— Удары нанесены другим орудием, — объяснил я. — Не молотком.
— А чем? Клюшкой для гольфа? Бампером «бьюика»? Чем?
— Не знаю… — помедлил я. — Каким-то предметом с выпуклой поверхностью. Может быть… — Я на секунду замолчал. Произнести это вслух было все равно что расписаться в собственной паранойе. Но Деб смотрела на меня с выражением готовности на грани раздражения, поэтому я договорил: — Может быть, бейсбольной битой.
— Так, — протянула она, сохраняя прежнее выражение.
— Э… и тело лежало не совсем так, как раньше, — повторил я.
Дебора продолжала гипнотизировать меня взглядом. Когда я замолчал, она нахмурилась.
— И все? — спросила она.
— Почти, — ответил я. — Придется подождать вскрытия, чтобы удостовериться. Но одна из ран — на голове, и я думаю, Камилла была без сознания или даже мертва, когда ей ломали кости.
— Это ничего не значит, — возразила сестра.
— Дебора, на остальных вообще не было крови. В первых двух случаях убийца очень старался не лишать жертву сознания до самого конца. Он ни разу не прорвал кожу.
— Ты не втолкуешь это капитану, — заявила она. — Весь департамент требует моей головы. Если я не докажу, что отправила за решетку нужного человека, Худ выдаст меня на расправу.
— Я ничего не могу доказать, — сказал я. — Но я знаю, что прав.
Сестра недоуменно склонила голову набок.
— Это говорит… один из твоих голосов? — осторожно спросила Дебора. — А он не может объяснить поподробнее?
Когда Дебора наконец узнала, какова моя истинная суть, я попытался объяснить ей про Темного Пассажира. Я сказал, что всякий раз, когда на меня снисходит «прозрение» насчет убийцы, на самом деле я получаю подсказку от темного духа, обитающего в моей душе. Видимо, я говорил слишком путано, поскольку Дебора до сих пор полагала, будто я впадаю в некое подобие транса и общаюсь по удаленной связи с кем-то, сидящим за Неведомой Гранью.
— Я не ясновидец, — напомнил я.
— Мне плевать, даже если придется гадать по чайным листьям, — заметила Дебора. — Пусть твой дух расскажет нам что-нибудь полезное.
Но прежде чем я успел открыть рот и произнести язвительную фразу, которая так и просилась у меня с языка, в дверях затопали здоровенные ноги, и огромная темная тень поглотила остатки приятного утра. Я обернулся и увидел перед собой во плоти Смерть Радости.
Детектив Худ, привалившись к косяку, одарил нас фирменной злобной усмешкой.
— Вы посмотрите, — сказал он, — два неудачника.
— Вы посмотрите, — огрызнулась Дебора, — говорящая жопа.
Худ, казалось, даже не обиделся.
— Допустим, но я теперь главный, детка. И я буду искать настоящего убийцу вместо того, чтобы махать ручкой по телевизору.
Дебора покраснела. Удар был подлый, но он достиг цели. Надо отдать сестре должное, она немедленно дала сдачи.
— Ты даже свой член не найдешь без поисковой группы.
— Причем большой группы не понадобится, — радостно подхватил я. Родственники должны стоять горой друг задруга.
Худ злобно взглянул на меня, и его улыбка сделалась еще шире и отвратительнее.
— А ты теперь вообще не участвуешь в расследовании, — заявил он. — Как и твоя голливудская сестричка.
— Правда? — спросил я. — Поскольку я могу доказать, что ты ошибаешься?
— Нет, — ответил он. — Потому что… — Худ помедлил, наслаждаясь, а затем медленно и с очевидным смаком выговорил: — Потому что ты теперь под вопросом.
Я собирался ответить очередной остроумной и язвительной репликой, вне зависимости от сказанного им, но слова Худа застали меня врасплох. «Под вопросом» на языке полицейских значит: «Мы считаем, ты виновен, и докажем это». В немом ужасе глядя на детектива, я оказался не в силах подобрать остроумный ответ на фразу, которая намекала, будто меня подозревают в убийстве. Особенно если ты его еще даже не совершил. Я несколько раз открыл и закрыл рот, и со стороны, наверное, это выглядело как неплохое подражание вынутому из воды окуню, но не издал ни звука. К счастью, вступилась Дебора.
