В районе Окриджа я знал немало мест, где можно надежно спрятаться; одно казалось мне просто идеальным убежищем. В прошлом году друг детства рассказал, что из-за бюджетных трудностей правительство закрыло национальный парк Фроузн-Хед. Этот парк я знал отлично: в свое время мы с братом исходили его вдоль и поперек. Сейчас в эти горные леса нет доступа туристическим группам, и там можно встретить разве что заядлых путешественников, которым плевать на запрет.
Уже к полуночи мы были по другую сторону Аппалачей, в Ноксвилле. Оттуда я покатил дальше на запад по шестьдесят второй автостраде. Не прошло и получаса, как мы въехали в Окридж, который во время Второй мировой войны был "засекреченным городом". Сегодня его физические лаборатории известны во всем мире, но тогда этого города на картах не существовало. За тридцать послевоенных лет – я уехал в Алабаму в 1975 году – Окридж мало-помалу приобрел черты заурядного американского города. Однако совершенно «нормальным» так никогда и не стал. В его атмосфере сохранилось некое напряжение энтузиазма, ощущение высокой миссии – и исключительности этого места. Все в Окридже жили с сознанием, что в случае ядерной войны от нас уже в первые минуты останется только пар.
Даже в темноте я не мог не заметить, как разросся город за те годы, что я здесь не был. Больше ресторанов, больше супермаркетов, но сердцем города остались все-таки научная лаборатория и ядерный реактор, привлекающий толпы туристов, которым любопытно посмотреть, где и как ковалась наша победа над японцами.
На выезде из Окриджа мы были единственной машиной на шестьдесят второй автостраде. Мы обогнули подножие горы Биг-Браши и поехали в сторону тюрьмы. В этом уединенном месте, где сходятся границы трех графств, существовал вечно подернутый туманом особый мир, населенный потомками шахтеров и самогонщиков. Люди цепляются за существование в каких-то развалюшках на склонах вдоль заброшенных карьеров, до сих пор уродующих горы.
Я свернул на узкое сто шестнадцатое шоссе, проехал сначала мимо деревушки Петрос, затем мимо тюрьмы штата, смотревшейся весьма зловеще в ярком ядовитом свете, который только подчеркивал колючую проволоку ограды. К северу от тюрьмы шоссе вилось вокруг горы, но я свернул с него влево, на неприметную дорогу, вообще не обозначенную на карте; я помнил ее с детства и знал, куда она ведет. Отсюда рукой подать до ворот национального парка Фроузн-Хед, которые сейчас, наверное, наглухо закрыты.
За полмили от ворот я сбросил скорость и стал искать просвет между деревьями. Найдя удобное место, свернул в лес, и уже через десять секунд мы исчезли за стеной зелени. Там, где деревья росли слишком плотно и склон горы был слишком крут, чтобы двигаться дальше, я затормозил и выключил двигатель.
Рейчел не разбудила даже тряска. Она проснулась, лишь когда я стал вытаскивать из-за сидений спальные мешки. Тут она резко вскочила и испуганно уставилась в почти непроглядную темноту.
– Что вы делаете? Где мы?
– Успокойтесь, – сказал я. – Все в порядке. Мы на месте.
– Где?
Рейчел пыталась разглядеть хоть что-нибудь вокруг машины, но при выключенных фарах даже стволы трудно было различать. Полное впечатление, что мы в пещере.
– Недалеко от Окриджа. Недавно закрытый национальный парк Фроузн-Хед.
– Фроузн-Хед? Никогда не слышала.
– А про что вы слышали, нью-йоркская штучка? – пошутил я. – Вы, кстати, спали как убитая.
Рейчел надменно тряхнула головой.
– Я не могу спать в автомобилях!
– Ладно, продолжайте так же сладко не спать. Я разбужу вас на рассвете.
Все еще немного ошалелая после сна, Рейчел проморгалась, поднесла руку ко рту и сказала с капризной гримаской:
– А зубные щетки вы купили?
– Да. Но с гигиеной можете подождать до утра.
– Мне нужно пи-пи.
– В вашем распоряжении целый лес.
– А насколько здесь опасно?
Я хотел предупредить насчет гремучих змей, но смолчал: есть вероятность, что тогда она из машины и шагу не сделает. Поэтому я ответил дипломатично:
– За последние двадцать четыре часа мы нигде не были в большей безопасности.
Я включил фары, чтобы ей было спокойнее. Рейчел вышла из машины, но дверь оставила открытой. Она не возвращалась целую вечность, я даже нервничать начал. По ветровому стеклу вдруг забарабанил дождь, и тут же донесся визг Рейчел. Она влетела в пикап – с незастегнутыми джинсами – и захлопнула дверь.
– Льет как из ведра! – воскликнула она, приводя в порядок «молнию». – Я моментально вымокла!
– Дождь для нас очень кстати. Скрывает звуки. Можем не бояться, что кто-нибудь нас услышит.
Рейчел влезла по грудь в спальный мешок.
– Не хочу вас обижать, но это полный маразм. Разве нельзя было остановиться в каком-нибудь дешевом мотеле?
– В данный момент никто в мире не знает, где мы находимся. Потому и найти нас невозможно. Именно к этому мы и стремились. Ложитесь спать.
Она покорно кивнула.
Я тоже влез в спальный мешок и какое-то время сидел, слушая музыку дождя и вспоминая наши предрассветные бдения с отцом и братом в ожидании уток или оленя. Я смертельно устал, однако проспать слишком долго не боялся: перед рассветом я непременно проснусь. Та первобытная часть моего мозга, которая бездействовала в городе, на природе пробуждалась, и мои внутренние часы безошибочно следовали за лесными ритмами. Внутренний голос подсказывал мне, когда наступит рассвет, когда грядет дождь, когда приближается дичь.
– Спокойной ночи, – сказал я Рейчел.
Ответом мне было только ее ровное дыхание.
* * *
Я действительно проснулся с первым лучом солнца. Помигал, обвел глазами лес вокруг, ничего особенного не заметил и осторожно разбудил Рейчел. Она опять дернулась всем телом и вскочила, но все же не так испуганно, как ночью.
– Пора в путь.
– Хорошо, – пробормотала она, хотя явно предпочла бы и дальше спать.
Я вышел, облегчил мочевой пузырь, потом принялся паковать рюкзаки. Самое тяжелое я поместил в свой рюкзак, чтобы Рейчел несла за плечами только спальный мешок, часть продуктов и бутылочки с топливом. Когда она закончила утренний туалет, я протянул ей весь камуфляжный наряд и толстые носки под ботинки.
Она скривилась, однако одежду взяла и пошла переодеваться за пикапом. А я тем временем закрепил на своем рюкзаке лук и колчан со стрелами, затем влез в комбинезон и натянул высокие непромокаемые ботинки. Когда я надевал рюкзак, стало заметно светлее – значит, солнце на востоке уже поднялось выше горы Виндрок.
Рейчел вышла из-за пикапа, чертовски напоминая бравую офицершу израильской армии с журнальной фотографии. Рюкзак она надела быстро, без охов и ахов и на его вес жаловаться не стала.
– Видели бы вас сейчас ваши университетские друзья! – сказал я, прикрепляя ей на пояс портативную рацию.
– Лопнули бы от смеха!
Я сунул нашу нормальную одежду ей в рюкзак.
– Смотрите под ноги. Ступайте туда, куда я ступал, и избегайте колючек. Если потеряетесь, пользуйтесь уоки-токи,[8] но говорите очень тихо.
– Хорошо.
– В пути без особой необходимости не разговаривайте. Если я поднимаю руку – застываете на месте. Если я, по-вашему, иду чересчур быстро, просто молча схватите меня за пояс. Мы никуда не торопимся. Здесь нам встретятся разные животные. Обходите змей, остальную живность просто игнорируйте.
Рейчел кивнула.
– А куда именно мы направляемся?
– В горах есть пещеры. Часть из них общеизвестна, но есть и такие, про которые никто не знает. Одну такую пещеру мы с отцом нашли, когда я был еще мальчишкой. Вот туда мы и двинем.
Рейчел улыбнулась:
– Что ж, поиграем в неандертальцев.
Мы вернулись к дороге по следу, оставленному шинами нашего пикапа, и замаскировали сучьями просвет между деревьями, через который я въехал в лес. Затем перешли дорогу, и я стал искать приток Нью-Ривер – неглубокую речушку, которая течет в расселине глубиной метров пятнадцать. По этой расселине проще всего подниматься вверх по горе. Работники парка проложили специальную удобную тропу параллельно речке, но от тропы нам лучше держаться подальше, чтобы даже случайному путешественнику не попасться на глаза. Опасался я и встречи со здешними шустрилами, которые повадились выращивать в горах марихуану. Без туристов местному населению жилось хуже, и многие потомки самогонщиков нашли новый способ зарабатывать деньги. На посторонних они смотрели, конечно, косо. Вокруг подпольных плантаций стояли капканы. Могли, не разобравшись, и подстрелить.
Речку я нашел быстро. И когда окончательно рассвело, мы уже шлепали вверх по течению – вода была не выше щиколоток. Скрюченные древесные корни, словно громадные подагрические пальцы, торчали из скал справа и слева. Тут и там путь через ущелье преграждали валуны размером с автомобиль. Речка, мелкая и широкая, только в некоторых местах сужалась в быстрый и глубокий поток. На песке я заметил следы и помет оленей. А один неясный отпечаток напоминал след медведя. Это навело меня на тревожную мысль: не появился ли у моей пещеры постоянный хозяин? В кустах то и дело кто-то шуршал, оттуда время от времени выбегали спугнутые нами кролики или броненосцы. Каждые несколько минут я оглядывался на Рейчел. Она пару раз поскользнулась на мокрых камнях, но держалась молодцом; карабкаться в гору по гладким валунам – задача сложная для новичка любого пола.
