Госпожа умолкает, словно ожидая от меня каких-то слов. Но я храню молчание, и немного погодя она поднимается с диванчика и подходит к камину.
— Недавно я получила в высшей степени ужасное известие, — тихо произносит она, стоя ко мне спиной, с низко опущенной головой. — Бедная дорогая миссис Кеннеди… умерла.
— Умерла, миледи?
Она молча кивает.
— Эта новость, как вы понимаете, стала для меня страшным ударом, и именно поэтому, когда вы случайно упомянули ее имя, я сорвалась на оскорбительную грубость, за которую, надеюсь, вы теперь простили меня.
Натурально, я выражаю потрясение в связи со смертью «дорогой миссис Кеннеди», и миледи горячо благодарит меня.
— Вы прочитали о нападении в газете, миледи? — спрашиваю я.
Она на миг теряется и снова отворачивает прочь лицо.
— Нет-нет. Мне сообщил мистер Вайс.
— Полагаю, миледи, вы пожелаете присутствовать на похоронах?
— Увы, — вздыхает она, — новость дошла до меня с опозданием. Мою бедную старую няню похоронили много недель назад… Ну а теперь, Алиса, — говорит она после минутного раздумья, — когда мы снова стали друзьями, я должна сказать вам одну вещь.
— Да, миледи?
Томная, снисходительная улыбка исчезает с лица баронессы. На нем появляется непонятное выражение, повергающее меня в смятение и тревогу.
— Я не хочу, чтобы вы служили у меня горничной.
Я с ужасом понимаю, что мы с ней поменялись ролями. Я разоблачена.
— Вам нечего мне сказать?
Несколько секунд миледи пристально смотрит на меня немигающим взглядом. Потом улыбка вновь вспыхивает — так же неожиданно, как погасла.
Подступив ко мне, госпожа опять целует меня в щеку и сжимает мою руку в ладонях.
— Милая Алиса! Неужели вы подумали, что я вас увольняю? Вот глупенькая! Да как вам такое могло прийти в голову?
— Не знаю, миледи. У вас было такое лицо…
— Нет-нет. Я не имела в виду ничего подобного. Разумеется, я не собираюсь вас увольнять, но я приняла решение, важное для вашего будущего здесь. Я уже давно обдумывала этот вопрос, чуть ли не со дня вашего приезда в Эвенвуд. Итак, Алиса, вот мое решение. Я не хочу, чтобы вы были моей горничной, я хочу, чтобы вы стали моей компаньонкой. Ну? Что вы на это скажете?
Компаньонкой!
Я не могла мечтать ни о чем большем, нежели об установлении более близких и доверительных отношений с госпожой, благодаря которым я получу возможность пристальнее наблюдать за ней и проникнуть в сферы ее жизни, ныне закрытые для меня. Посему я с неподдельной радостью поблагодарила миледи, за что удостоилась еще одного поцелуя и многословных изъявлений удовольствия и приязни.
— Конечно, я назначу вам щедрое содержание — я не допущу, чтобы моя компаньонка ходила в скучных черных платьях. И надобно подыскать вам другие комнаты — этажом выше есть очаровательные апартаменты с уютной маленькой гостиной. Безусловно, вы займете очень высокое положение в доме — правда, пока я не найду новую горничную, все должно оставаться по-прежнему…
Она продолжала говорить без умолку, но я едва ее слышала. Я уже мысленно представляла, как удивится и обрадуется мадам, узнав добрые новости, и с нетерпением предвкушала, как я всерьез приступлю к Великому Предприятию сразу по получении третьего Разъяснительного Письма.
Когда миледи наконец отпустила меня, я побежала в свою комнату и настрочила краткое письмецо опекунше, а потом с ликующим сердцем спустилась вниз, чтобы поужинать — возможно, в последний раз — в столовой для слуг.
Сегодня 23 декабря. Миледи пребывает в раздраженном настроении и по завершении утреннего туалета резким тоном отсылает меня прочь. Прогулявшись по саду, я возвращаюсь на Парадный двор и вижу подкатившую карету, откуда выходит мистер Армитидж Вайс — первый из приглашенных на Рождество гостей и для меня самый неприятный.
Следующий час я провожу в своей комнате, ожидая звонка Эмили. Не дождавшись, я спускаюсь вниз и спрашиваю мистера Покока, по-прежнему ли леди Тансор занимается утренней корреспонденцией.
— Нет, мисс, — отвечает он. — Ее светлость уехала в ландо с мистером Вайсом. Боюсь, я не знаю, куда они отправились и когда вернутся.
Озадаченная поведением госпожи, ни о чем меня не предупредившей, но обрадованная возможностью провести время в свое удовольствие, я уединяюсь с книгой в одном из своих любимых уголков отдыха — на приоконном диванчике в выходящей на Парадный двор башне, откуда открывается восхитительный вид на парк и извилистую реку, — и там жду возвращения миледи.
Близился полдень. Куда же они уехали? Что затевается? В какой-то момент я случайно бросила взгляд в сторону Эвенбрука и заметила мужчину, неподвижно стоявшего на мосту и смотревшего на дом. С такого расстояния лица было не разглядеть, но высокая широкоплечая фигура тотчас вызвала у меня отчетливое воспоминание о виденном раньше человеке, стоявшем в тумане и глядевшем на окна моей комнаты. Однако сейчас, при ярком утреннем свете, я различила еще одну, в высшей степени характерную особенность странного незнакомца. Правый рукав сюртука у него вяло свисал вдоль тела. Я напрягла зрение, чтобы убедиться, что не ошиблась. Нет, теперь я уверена. У него нет одной руки.
В следующий миг на вершине Горки показался экипаж, и через считаные секунды я признала в нем ландо миледи.
Заслышав стук копыт и колес, мужчина на мосту тотчас повернулся, а потом отступил в сторону, пропуская экипаж. Проехав мимо, баронесса оглянулась на него — он пристально смотрел вслед ландо, которое свернуло в огромные железные ворота и остановилось у крыльца. Прикрывая ладонью глаза от солнца, он с явным интересом наблюдал, как мистер Вайс помогает миледи выйти из экипажа и, поддерживая под руку, поднимается с ней по ступенькам. У самой двери она обернулась и взглянула на мост, но мужчина уже размашисто шагал вверх по склону Горки, направляясь к Южным воротам.
Полагая, что миледи вскоре вызовет меня, я быстро вернулась в свою комнату, но колокольчик молчал. Прошел час, но он все не звенел. Потом раздался стук в дверь. Отворив, я увидела Баррингтона.
— Это пришло вам, мисс. — Он вручил мне коричневый пакет.
В первый момент я решила, что наконец пришло третье письмо мадам, и сердце мое часто забилось от нетерпеливого предвкушения. Потом я увидела, что на пакете стоит лондонский штемпель и адрес написан незнакомым почерком.
Когда Баррингтон ушел, я села за стол и торопливо вскрыла пакет.
Внутри я обнаружила короткую записку; конверт, надписанный почерком мистера Торнхау и адресованный «Мисс Э. А. Горст, лично в руки»; маленький томик ин-октаво в темно-синем матерчатом переплете.
Записка была от миссис Ридпат.
Девоншир-стрит, 12
22 декабря 1876 г.
Дорогая Эсперанца! По просьбе мистера Торнхау я раздобыла и сейчас высылаю Вам приложенную к сему книгу, найти которую в Париже не удалось. Он и мадам настоятельно просят Вас внимательно ознакомиться с ней после того, как Вы прочитаете письмо от него, тоже к сему приложенное.
Едва ли нужно говорить, что вместе с книжкой я шлю Вам наилучшие рождественские пожелания от мистера Торнхау и мадам, а также, разумеется, от себя лично.
Мадам просила передать, что во избежание подозрений она рекомендует Вам в дальнейшем всю корреспонденцию отправлять на мой адрес. Письма из Парижа к Вам в Эвенвуд впредь будут пересылаться через меня, и с Вашими посланиями надлежит поступить так же. Удобный и безопасный адрес до востребования в ближайшей округе, куда я смогла бы отправлять письма, стал бы дополнительным преимуществом.
Хочется верить, Вы довольны своей жизнью в Эвенвуде, слывущем одним из красивейших поместий в стране. Красиво оно или нет, я надеюсь, Вы не забудете, что до Девоншир-стрит от Вас не особо далеко и здесь Вы всегда найдете убежище в случае необходимости.
Засим остаюсь Ваша любящая
Э. Ридпат.
Сгорая от нетерпения, я вскрыла конверт с письмом мистера Торнхау в надежде, что там окажется также какая-нибудь весточка от мадам. Но ожидания мои не оправдались. Вот что я прочитала.
Авеню д’Уриш
Париж
20 декабря 1876 г.
Маленькая принцесса! Мадам просит сообщить тебе, что по тщательном размышлении она сочла нужным повременить с отправкой третьего Разъяснительного Письма, которое твердо намеревалась отослать на этой неделе. Последние два дня она сочиняла его, забыв обо всех прочих делах, но задача оказалась сложнее, чем ей казалось поначалу.