Он был прав. Мы вкладываем деньги в оружие и в людей, которые способны его носить. И мы ожидаем получить – в качестве доходов от этих инвестиций – силу. Чертову уйму силы. А когда мы получим силу, мы сделаем чертову уйму денег. А с деньгами мы станем еще сильнее. И сделаем еще больше денег. Улавливаешь? Может случиться и наоборот: мы шлепнемся на задницу. Так вот, слушай меня внимательно, – этого не случится. Так что не проси меня притормозить. Даже и не заикайся.
– Я все это знаю, Остин. И тем не менее нам, может быть, придется проявить настойчивость...
– В самом деле? Не надо этим шутить, мистер! Ты завяз по самое горлышко, но ты разучился мыслить здраво. Ты думаешь, что можешь меня достать? Допустим. Но ты забываешь, что я могу поднять такую бурю, с которой не сравнится никакой «Ирангейт». Я могу сместить правительство, ты об этом подумал? Я могу заставить полсотни ваших людей молить себе смерти. – Чедвик рассмеялся. – Проявить настойчивость... Как вы собираетесь это сделать, черт вас возьми? – Он повесил трубку.
По обеим сторонам дороги были расставлены щиты с призывами беречь воду. Лаура откинула заднее сиденье и подремала пару часов, свернувшись по-детски клубочком и подложив руки под голову. Ветер из открытого окна растрепал ее светлые волосы. Два приступа астмы за последние дни совершенно истощили ее силы.
В день карнавала они поехали к Дикону – маленькая передышка в ожидании звонка Архангела. Даже здесь у них не было полной уверенности в том, что не будет новых телефонных звонков; Дикон видел, как Лаура смотрит на телефон; к концу вечера ее нервозность стала невыносимой. Он положил ей руки на голову и сказал:
– Я увезу тебя отсюда, – я знаю такое место, где ты будешь в безопасности.
– Поедем завтра, – сказала она.
Но случилось так, что они уехали только на третий день.
Лаура проснулась и увидела, что они едут по грунтовой дороге. Высокие холмы портили вид, но зато ощущалась близость океана. Они выехали рано, а теперь солнце стояло почти в зените, раскаляя крышу машины. Вид сзади закрывали поднятые колесами облака белой пыли. Дикон остановился на лужайке над пляжем и открыл дверцу, но Лаура даже не пошевелилась. Остывающий двигатель тихонько потрескивал. До них доносились деревенские звуки – мычанье быка на ближней ферме, стрекотанье сорок в живой изгороди и шум моря где-то за домом.
– Это был ваш уголок, твой и Мэгги.
– Не имеет значения. – Дикон достал сумку и ждал, когда она выйдет.
– Так ли это?
– Думаю, что да.
Дом все еще блестел, хотя Дикон покрасил его месяц назад. Белая обшивка, зеленая крыша из дранки, внутри – белые стены с репродукциями Боннара, Сезанна и Модильяни в самодельных рамах. Над лампой для чтения висит оправленная в рамку карта Англии. Диван и два подержанных кресла покрыты мягкими серо-бордовыми покрывалами.
С одной стороны располагалась бело-голубая кухня, с другой – маленькая спальня: овечьи шкуры на полу, дубовый платяной шкаф, кровать с латунными украшениями на спинках, кувшин и кружка.
Двери были закрыты, и за несколько недель воздух в комнатах раскалился до предела.
Дикон включил холодильник и переложил в него привезенную еду.
– У меня остался один час, – сказал он. – Я постараюсь вернуться завтра утром. Может быть, мы поживем здесь пару дней и решим, что делать дальше. Завтра я буду знать больше. – Он договорился встретиться с Архангелом в этот вечер, и теперь ему предстояло еще два раза проделать за рулем четырехчасовой путь – до города и обратно. Но что поделаешь – Лауре нельзя было оставаться в Лондоне.
– Ради Бога, будь осторожней, – сказала она.
– Я вернусь завтра до полудня. – В такое заверение мог поверить только ребенок, и Дикон добавил: – Если меня не будет к этому времени, свяжись с Филом Мэйхью.
Он показал ей дом. Потом они пошли на прогулку, и Дикон пропустил Лауру вперед, чтобы она сама выбирала, куда и каким шагом идти. Инстинкт повел ее к пляжу и дальше по тропинке, ведущей на утес. Она остановилась на том самом месте, где всегда останавливалась Мэгги. Дикон внутренне приготовился, ожидая, что это потрясет его, но предвкушение оказалось сильнее реальных ощущений.
– Что про вас говорили? – спросила Лаура. – Друзья и все прочие. Что вы – идеальная пара?
– Не знаю, считали ли так другие, но сами мы говорили это.
– И это соответствовало действительности?
– Не совсем так – мы называли это иначе. Мы любили нашу жизнь – нам нравилось одно и то же, одни и те же места. Нам не надо было искать счастья – так или иначе, оно всегда было в нас. Никто не тянул одеяло на себя, и мы всегда оставались самими собою без особых усилий. Потому что мы доверяли друг другу в истинном смысле слова.
– Это правда?
– Про истинный смысл слова?
– Про доверие.
Дикон пожал плечами.
– Конечно. Я же сказал.
На том месте, где они стояли, крутой подъем заканчивался. При логическом размышлении Дикон мог понять, что здесь сделал бы остановку любой: отсюда открывался самый красивый и самый высокий вид на океан. Здесь можно было перевести дыхание, особенно если тебя душит астма.
Лаура пошла вперед, ветер доносил до Дикона ее слова.
– Я не так хорошо знала Мэгги, как ты думаешь. Мы познакомились, когда я была на втором курсе, а она уже закончила обучение – сначала в Вассаре, потом в Св. Хильде. У нее была машина и небольшой домик в Порт-Мидоу – как у взрослой. Было ясно, что она из небедной семьи, понимаешь? Ее снабжали из неистощимых семейных фондов, а я в то время была довольно тесно связана с коммунистами, и было не похоже на то, что нам написано на роду подружиться. Как ни странно, мы подружились. Эта была не та дружба, которая все время растет и углубляется, скорее, это было продолжительное знакомство, но мы часто и подолгу виделись. Думаю, больше всего мне нравилась в ней ее независимость. Создавалось впечатление, что Мэгги была счастлива, когда ее приглашали в компанию, но не переживала, когда про нее забывали. Она часто пропадала на три-четыре дня, и никто не знал, куда и зачем; потом она возвращалась. В этом не было ничего особенного – просто у нее была своя жизнь, в которой Мэгги чувствовала себя легко и непринужденно. Взрослая жизнь, понимаешь? То же и с мужчинами. Ты ведь это хотел услышать, да? Что мы здесь делаем?
– Иди вперед, – сказал Дикон. – За этим поворотом тропинка станет ровнее. Да, я хотел услышать именно это.
– С мужчинами она держалась на серьезной ноге, но не позволяла себе увлекаться. Впрочем, я могу и ошибаться, это мои личные впечатления, а я тогда была молода, да и люди с годами меняются, не в пример мне. – Дикон ничего не сказал. – По крайней мере, так мне кажется. Ее связи не были тривиальными, не было в них и истеричности. Я помню несчетные ночи, которые провела с термосом кофе у своих подруг, снедаемых любовью и желанием, отговаривая их от самоубийства. Несколько раз подруги выручали меня саму из аналогичной ситуации. Но с Мэгги такого не случалось. Она отдавалась своему увлечению, пока оно длилось, и сразу же забывала про него, едва оно кончалось. Помню, меня удивляло, где она этому научилась. В моем рассказе Мэгги выглядит такой гармоничной и сдержанной, правда? Мне кажется, это то, что больше всего врезалось мне в память. Не знаю... ведь были же у нас и сумасшедшие вечеринки, и пьяные прогулки в лодках, и всякое такое; иногда мы даже упивались «до положения риз», если ты понимаешь, что я имею в виду. Впрочем, она никогда не ела много; эта привычка потом изменилась?
– Нет.
– Пожалуй, мне больше нечего о ней рассказать.
Он резко ускорил шаг и тронул ее за локоть.
– Нам пора возвращаться.
– Ты иди, – ответила она, не глядя на него.– А я еще погуляю.
– Примерно через полмили тропинка выведет к бухте.
– О'кей. – Она бы нашла дорогу и без его объяснений.
Он снова тронул ее за руку, уже тверже, но она не обернулась.
– Не надо, – сказала она. – Ты не виноват.
Дикон вернулся к машине, размышляя о том, чего ей стоило рассказать ему все это; он подозревал, что многого, но это его не остановило: он хотел знать о Мэгги все. Джон никак не мог привести в порядок свои чувства. Лаура почти все время была с ним, начиная с первого таинственного звонка, после которого она сожгла свое желтое платье. Они занимались любовью. В последние два дня она была так напугана, что было трудно определить, насколько она зависит от него. А может, и не надо определять.
...Когда Дикон дождался звонка Архангела, они поехали к ней на квартиру, чтобы упаковать ее вещи. Она нигде не чувствовала себя в безопасности. Когда Дикон уходил на встречу с Филом Мэйхью, Лаура выдернула телефонный шнур из розетки. Спускаясь вниз, Джон услышал щелчки запираемых замков. Мэйхью вообразил, что у него с Диконом есть какие-то секреты, и не захотел разговаривать в присутствии Лауры. Впрочем, Дикону и самому не хотелось приводить его к ней.
