Кэнди. Три месяца назад я сказал ей, что вернусь через три дня. И Аллегре. Я даже не попрощался с Аллегрой перед тем, как уйти. Она психанула, когда я недолго поработал телохранителем Самаэля, и с тех пор между нами какой-то напряг. Если Видок внутри, это ещё одно конкретное осложнение. Старик ближе всех из тех, кто у меня когда-либо был, к настоящему отцу. Но ещё он француз и шумный, когда возбуждён. Прямо сейчас я не знаю, смогу ли выдержать одного из них, тем более обоих. И всё же.
Я стучу в дверь. Та приоткрывается, и через щель на меня смотрит грузная блондинка с голубой кожей и рожками. Она Людере [101]. Вид Таящихся. Всё племя — заядлые игроки. Наверное, единственная причина, почему женщина работает здесь, заключается в том, что она может принимать бегущие ставки [102] на то, какие пациенты поправятся, а какие умрут.
— Вам назначено?
— Все считают меня мёртвым, так что, наверное, нет.
Она протягивает руку через открытую дверь и суёт мне в руку визитную карточку.
— Позвоните, и доктор Аллегра примет вас, когда сможет.
Она начинает закрывать дверь. Я хватаюсь за край.
— Кэнди внутри?
— Вам зачем знать?
— Это значит, что она внутри?
Она указывает на визитку.
— Позвоните и назначьте встречу.
— Почему бы мне не организовать её прямо сейчас? Меня зовут Старк, и через тридцать секунд я войду внутрь. У тебя есть десять секунд, чтобы записать это в свою книгу, и двадцать секунд, чтобы убраться с дороги, прежде чем я вышибу дверь.
Она отклоняется в сторону, чтобы свет из вестибюля клиники падал мне на лицо.
— Ты это он, или тот зануда?
— Мы знакомы?
— Раньше я тусовалась в «Бамбуковом доме кукол». До того, как он появился.
— Принцесса, станет занудно ходить и вышибать двери?
— Звучит похоже на тебя. Жди здесь.
— Двадцать секунд.
Двадцать секунд наступают и проходят. Очень плохо. Мне всегда нравилась эта дверь с отслаивающимися золотыми буквами. Но никогда не высказывай угрозу, которую не готов исполнить. Я отступаю на расстояние для хорошего удара ногой. Дверь выглядит не очень, так что не нужно драматизировать. Просто поднять ногу, чтобы выбить замок. Я подтягиваю её вверх и секунду стою на улице, словно кожаный фламинго. Дверь распахивается, и на пороге стоит Кэнди. Она смотрит на меня, стоящего на одной ноге, в грязной коже и пальто со следами асфальтовой болезни. Я смотрю на неё. Те же рваные джинсы и Чак Тейлоры. На ней футболка с японскими иероглифами. Вид словно для женской рок-группы, о которой я никогда не слышал. Мы оба смотрим друг на друга. Потом мне приходит в голову опустить ногу.
— Привет, — говорит она.
— Привет.
Она смотрит на меня так, словно я призрак или обман. Должно быть, святоша Джеймс изрядно поработал с этими людьми, если никто не верит своим глазам. Минуту спустя на её лице расплывается улыбка. Она выходит и обнимает меня за плечи. Подпрыгивает и обхватывает ногами мою талию. С минуту остаётся в таком положении, прежде чем слезть. И Джон Уэйн с разворота бьёт меня в лицо. Я поднимаю руки и отклоняюсь назад на тот случай, если она решит снова ударить. Она так и делает, каждую пару слов нанося резкие удары мне по корпусу.
— Мудак. Глупый чёртов тупой ублюдок. Я, блядь, ненавижу тебя, и то, насколько ты, блядь, тупой.
Секунда тишины и затем полное боли: «Оу». Она лезет мне под пальто и поднимает рубашку. Смотрит на доспех, а затем на меня.
— Что это за хрень?
— Защита от сумасшедших девчонок, приветствующих тебя кулаками.
— Я даже ещё не начинала надирать тебе задницу. Ты удираешь на выходные в Ад и не возвращаешься, и мы ничего не слышим. Затем кто же объявляется, какая-то хипповая версия тебя с детским личиком, которая скорее будет спасать китов, чем выпьет со мной?
— Итак, ты встретила блудного мудака.
— А затем мы догадываемся. Он какой-то адовский розыгрыш. Монстр, посланный сюда, чтобы занять твоё место. Это даёт нам понять, что ты мёртв.
Я пытаюсь положить руки ей на плечи, но она отбрасывает их.
— Прости за всё, но это я, и я не мёртв.
— Ну, пошёл ты и твои хорошие новости. Скорее всего, ты просто ещё один глупый монстр, которого они послали наверх. Какой у тебя трюк? Собираешься делать с нами макраме во имя мира во всём мире?
— Я сам себе монстр, и я отправил себя наверх.
— Зачем?
— Чтобы найти тебя.
Она отводит взгляд. Тычем носком своего Чака Тейлора в раздавленный кусок жвачки у двери, пытаясь отодрать его. Внутри Людере с парой пациентов наблюдают за нами, словно за реалити-шоу из плоти и крови.
— Я отпустила Старка, потому что он был таким благородным, и я тоже хотела быть благородной, чтобы он вспомнил меня, когда найдёт Элис. Самая большая глупость, которую я когда-либо сделала.
Я приближаюсь.
— Как я мог забыть о тебе и о том, как ты пытала меня теми глупыми очками-роботом? Если ты думаешь, что всё это время я играл в семью с Элис, то ошибаешься. Я отправил её домой в тот же день, как нашёл. Это я здесь. Не тот другой парень. С Элис, Адом и всем остальным покончено.
Она скрещивает руки на груди.
— Откуда мне знать, что это ты?
— Когда я сказал, что вернулся, чтобы найти тебя? Я солгал. Я вернулся за ножом, который одолжил тебе. Давай его сюда.
Она смотрит на меня и морщит лоб. Её глаза немного краснеют. Не в смысле «О, Боже мой. Годзилла собирается наступить на меня». Скорее, как красные от слёз. Но на самом деле она не плачет. Она такой же монстр и убийца, как и я. Иногда нас распирает, но мы оставляем плач тем неудачникам, которых убиваем. Она подходит и кладёт руку мне на грудь. Затем скользит ею, чтобы обнять меня. Я через доспех чувствую её тело, когда она кладёт голову мне на грудь. Она тычет мне кулаком в бок. На этот раз слегка, так что это вообще едва ли удар.
— Если ты ещё раз так уйдёшь, то возьмёшь меня с собой.
— Договорились.
Она отступает на шаг, рассматривая доспех.
— Что за история с экипировкой Железного Человека? — Затем улыбается. — Боже мой. Старк. В этом есть смысл. Ты действительно Тони Старк [103]. Ты с самого начала был Железным Человеком.
— О, Боже. Вижу, эта шутка нескоро умрёт.
— Можешь на это рассчитывать.
Я обнимаю её
