Внезапно память вернулась. Джеймс облегченно вздохнул. Наконец-то! Ему удалось обнаружить пролом, брешь в туннеле из прошлого. Джеймс открыл записную книжку и начал писать.
Воспоминания потерявшего память
Глава 2
Родители энергично машут мне, а поезд медленно отползает от станции. Я машу им в ответ, но смотрю в другую сторону, поэтому прощание выходит коротким и смазанным. Спустя несколько секунд они исчезают из виду, и на меня наваливается обширный горизонт. Я ощущаю радостное возбуждение, но в глубине души что-то скребется — смутная печаль, сожаление о чем-то несбывшемся. То, что я хочу как можно скорее забыть.
Джейн Липскомб я знал с первого класса. Ее посадили со мной за одну парту, и помню, как меня раздражало, что придется сидеть рядом с девчонкой. У нее были темно-русые волосы по плечи и серьезное выражение лица, а еще бледные веснушки, которые издали казались пятнышками грязи. Для девочки она была высоковатой и имела привычку застенчиво жевать нижнюю губу. В то время я почти не замечал ее, а вот Джейн, напротив, сходила по мне с ума. И хотя все девчонки в классе каждую неделю находили новый объект для обожания, по неведомым причинам Джейн на мне словно заклинило. Ее обожание выражалось в том, что Джейн вечно таскалась за мной по школьным коридорам, на вечеринках и в столовой старалась сесть поближе, а во время футбольных матчей просто молча таращилась на меня с трибуны. Думаю, нас обоих это не на шутку раздражало, но она и виду не подавала, что ее задевает мое равнодушие, я же, напротив, всячески унижал Джейн перед товарищами, показывая, что плевать хотел на ее чувства. Джейн никогда не обижалась, даже когда я орал на нее, запускал ей в волосы паучка или придумывал обидные прозвища. Только однажды ее терпение лопнуло. На День святого Валентина Джейн испекла мне целую коробку печений в форме сердечка. Она поставила коробку на стол и поцеловала меня в щеку. Вокруг захихикали. Покраснев, я стал разламывать печенье и раздавать приятелям.
— Я испекла их для тебя, — очень серьезно сказала Джейн.
Я не знал, куда деваться от стыда. Нам было тогда по десять лет.
После окончания начальной школы все изменилось. Мы учились тогда в большой школе в шахтерском поселке в нескольких милях от пригородного поселка, где я жил. Большинство ребят из класса мне не нравились: все они были крупнее и агрессивнее меня. А вот с девчонками я легко нашел общий язык. Впрочем, пока они тоже были крупнее меня. Долговязые и тщедушные девочки обступали меня на школьном дворе и делились своими грязными секретами. Не знаю, почему они остановили свой выбор на мне — должно быть, из всех ребят в классе я выглядел самым большим недотепой, — но спустя неделю я знал, кого из них приятель поимел при помощи пальца, кто сидит на таблетках, чьи сосочки все время твердеют, а у кого при виде ребят-шестиклассников трусы становятся мокрыми. Во время этих «занятий» я получил столько важнейшей информации, что ради нее одной и стоило ходить в школу.
Что же до приставалы Джейн, то у меня почти не сохранилось воспоминаний о ней того времени. Джейн перевели в другой класс, и мы стали видеться реже, но однажды оказались за одной партой на уроке немецкого. Тогда нам было лет по двенадцать-тринадцать. Урок вела пожилая немка, имя которой я забыл, но прекрасно помню ее вспыльчивый характер. Обычно таким нервным училкам здорово достается от не в меру хулиганистых учеников, и фрау X не была в этом смысле исключением. И чем чаще она в слезах выбегала из класса или швырялась в нас точилками, тряпками для вытирания доски или скомканными листками с домашним заданием, тем большее удовольствие нам доставляла. В результате на уроках немецкого царила полная анархия и каждый мог заниматься чем хотел. Мы с Джейн тоже выбрали занятие по душе — своего рода «эротическую щекотку». Я отчетливо помню, как вокруг беснуются одноклассники, сквозь окна падает белесый (снег?) свет, а мы с Джейн на задней парте упоенно исследуем эрогенные зоны друг друга при помощи подушечек пальцев и ладоней. Иногда эти упражнения доставляли боль, но почти всегда завершались наслаждением. У меня до сих пор встает, стоит мне только подумать об уроках немецкого.
И все же, несмотря на еженедельные эротические забавы, я никогда не думал о Джейн в «этом» смысле. Она была моей подружкой: заставляла смеяться, обеспечивала эрекцию. Вероятно, потому, что я привык отвергать Джейн во время учебы в младших классах, я никогда не думал о ней как о «моей девушке», а в те времена я думал о девушках постоянно.
Но однажды все изменилось. И случилось все на школьной дискотеке. Должно быть, стояло жаркое лето, потому что шторы в актовом зале были задернуты. Девочки сидели по стенкам, а ребята толпились у столиков, опрокидывая пластиковые стаканчики с колой и лимонадом тем же решительным и небрежным движением, которым впоследствии будут прихлебывать пиво в пабах. Весь вечер я вяло слонялся между танцующими, выглядывая своих фавориток, и внезапно принял решение пригласить Тэсс Мэллоу. У нее были длинные темные волосы, хорошенькое личико и тонкая фигурка, но больше всего меня привлекало спокойное и немного загадочное выражение ее лица. Вряд ли эта девчонка была про меня, но я решил попробовать. Наверное, играли что-то медленное («Истину» «Spandau Ballet»? «Силу любви» из «Frankie Goes to Hollywood»?), потому что в танце мы обнимали друг друга за плечи. Как только музыка закончилась, Тэсс приблизила свое лицо к моему. Я сжал губы, но внезапно почувствовал ее мягкий язык. Тэсс посмотрела на меня удивленно и попробовала еще раз. И вот мы уже целовались — жарко, неумело, бестолково, — но разве тогда это имело значение? Это был мой первый поцелуй! Это была Тэсс Мэллоу! Я не мог поверить в удачу.
На следующий день мне не удалось увидеться с Тэсс, но я часами бродил вокруг школы, грезя о ней. Наверное, это был последний учебный день перед каникулами, потому что с потолка свисали воздушные шарики и у нас была куча свободного времени. Мы сидели в библиотеке, и вдруг Джейн предложила мне с ней встречаться. Она сказала это просто и совсем ненавязчиво. Казалось, Джейн совершенно не волнуется, хотя, скорее всего, она искусно притворялась. К сожалению, я не проявил должного такта и мягкости, хотя тогда, вспоминая свой ответ Джейн, я гордился собой, не подозревая, как ошибался. Довольно прямолинейно я объяснил Джейн, что я бы не прочь, но вчера вечером на дискотеке меня поцеловала Тэсс Мэллоу, и, хотя я не уверен, что у нас с ней что-нибудь получится, я рассчитываю на продолжение отношений. (Наверное, вам покажется странным, что тринадцатилетний мальчишка выражал свои чувства так по-взрослому, но именно таким это объяснение с Джейн осталось в моей памяти.)
Однако Джейн не собиралась сдаваться так скоро. Я помню, как она бросилась умолять меня — обольстительно, вовсе не жалостливо, — говоря, что с Тэсс меня связывает всего лишь поцелуй, а мы с ней целый год ласкали друг друга под партой; что Тэсс — иллюзия, а она, Джейн, реальна. «Разве нам было плохо вдвоем?» — допытывалась она. Я соглашался, что хорошо. «Только подумай, как нам будет хорошо, если мы станем встречаться…»
Как ни странно, но слова Джейн совершенно не возбуждали меня. «Мое сердце принадлежит Тэсс Мэллоу, тут уж ничего не поделаешь», — со вздохом заявил я ей напоследок.
Как же я раскаялся в своем решении! Разумеется, у нас с Тэсс ничего не вышло. Отношения закончились, не успев и начаться, хотя винить в этом я мог только себя. Я предложил ей встречаться. Тэсс стояла в классной комнате, окруженная подружками и одноклассниками. Она смутилась и ответила: «Посмотрим…» Я кивнул и отвернулся, чтобы уйти, когда она добавила: «Я позвоню».
На второй или третий день летних каникул отец позвал меня к телефону. «Какая-то девушка», — сказал он и подмигнул мне или просто приподнял бровь, уже не помню. Телефонный аппарат стоял в коридоре. Дверь в кухню, где сидели отец с матерью, была открыта. Не знаю, подслушивали родители или нет, но они наверняка были не прочь узнать подробности, поэтому я постарался закончить разговор как можно быстрее. И еще… почему-то я совершенно не мог сказать «да» в их присутствии. Поэтому когда Тэсс спросила, не хочу ли я пойти с ней в кино завтра вечером — и тогда иллюзия обрела бы плоть, — я перебил ее: «Прости, не могу, я занят» — и повесил трубку. Когда я вошел в кухню и встретил вопросительный взгляд родителей, то просто пожал плечами. Бедная Тэсс. С тех пор мы не обмолвились с ней ни словом.
В это лето Джейн Липскомб вышла на площадку для сквоша, где мы играли с Филиппом Бейтсом, и начала раздеваться. Хотя я не уверен, что лето было то самое. Между тем днем в библиотеке, когда она предложила встречаться, и этим незабываемым происшествием могло пройти и два года, и два месяца — в детстве время ползет медленно.
