В дверь позвонили. Леонидов прислушался. Раздались торопливые спотыкающиеся шаги, потом голоса, тихий плач, похожий на жалобу, низкий шепот.
«Ну, слава богу, еще одна проблема решена. Глав' ное, она теперь не одна. В таком горе, как смерть, самое страшное — это одиночество, на людях оно легче. За живых надо цепляться, за живых…» — подумал Алексей и вышел в прихожую.
В длинном широком коридоре Лидия Евгеньевна рыдала в объятиях крупного почти полностью облысевшего мужчины. Он неуверенно гладил жену по голове, глухо повторяя только одну фразу:
— Горе, горе…
— Здравствуйте. Вы отец Лилии?
— Да, — коротко кивнул он.
— Могу я теперь оставить Лидию Евгеньевну на вас? Ей дали успокоительное, напоите ее чаем и уложите. Вы сами-то как?
— Справлюсь. Вы оттуда? — Он кивнул куда-то в пустоту.
— Да, я из милиции.
— Что-нибудь известно о нем} Леонидов сразу понял, что речь об убийце.
— Ищем. Могу я взять блокнот вашей дочери?
— Да, конечно.
— Держитесь, мы его поймаем. — Кроме этой банальной фразы Леонидов не нашел других слов. Конечно, они его поймают, но для этих несчастных родителей уже ничего не изменится. Возмездие нужно живым, и оно только утешает, но не воскрешает.
С девяти часов следующего сентябрьского утра Леонидов караулил у дверей конторы, где Лилия Мильто предположительно познакомилась с Валентином Беликовым. Без двух минут появилась нарядная раскрашенная дама с белым вихрем волос на голове и открыла дверь массивным железным ключом. Не давая ей опомниться, Алексей прямо у дверей сунул ей в лицо удостоверение: времени у него было в обрез.
— Мне нужны сведения об одном человеке, возможно даже, что он у вас работает.
Дама моргала накладными ресницами, с трудом вникая в смысл происходящего. Леонидов, не дождавшись ответной реакции, продолжил:
— Имя Валентин Беликов вам знакомо?
— Беликов, Беликов… Погодите, — начала просыпаться дама. — Кажется, это наш новый программист, мы заказали ему программу для офиса.
— Прекрасно. Адрес у вас есть?
— Что?
— Адрес мне дайте. Срочно* — Леонидов начинал терять терпение. Рядом хлопнула входная дверь. Сотрудники начинали без особого энтузиазма стекаться на рабочие места.
Дама засуетилась, нашла нужную бумажку:
— Вот, город Истра, и дальше… А телефона нет. Алексей схватил заветную бумажку и испарился с
максимальной скоростью, на которую только был способен.
Беликов был дома. Он преспокойненько отсыпался после ночного бдения за любимым компьютером. Через час с небольшим он уже сидел перед Леонидовым.
Записав необходимые сведения, Леонидов сразу приступил к главному:
— Знаете, зачем вас привезли?
Высокий, худой Беликов с внешностью типичного очкарика-отличника подслеповато щурил глаза за толстыми цилиндрическими линзами. Лицо у него было тонкое, скорее мальчишечье, чем мужское, руки же размером и строением пальцев больше походили на женские.
— Не знаю я ничего. Врываетесь, поднимаете с постели, везете черт знает куда… Не совершал я ничего криминального, кроме неуплаты налогов, разумеется, но за это же в уголовку не таскают? В доме все перевернули. Зачем? — Валентин явно нервничал, но это была скорее нервозность человека, впервые попавшего в такую обстановку, вырванного из привычной среды и испытывающего от этого вполне понятный дискомфорт.
— Позавчера вечером на сорок первом километре Волоколамского шоссе нашли задушенную девушку, Мильто Лилию Аркадьевну. В последнее время, по словам родственников и друзей, она проживала у вас в квартире.
— Лилю? Убили? Не может быть! Как странно. А я, дурак, еще вчера подумал, что она сбежала, и, знаете, даже вздохнул с облегчением. Убили. Странно…
— «Странно» — это все, что вы можете сказать о девушке, на которой собирались жениться?
— Кто? Я?! Глупость какая. Сумасшедший только мог хотеть на ней жениться, да и тот сбежал бы прямо из-под венца. У нас не было друг перед другом никаких обязательств, совершенно никаких. Я Лилю не выгонял, она сама, кажется, задерживаться не собиралась. Конечно, мне ее жалко, я немного не так выразился. Просто не сталкивался никогда с этим, ну, когда убивают. Знаете, это как в кино, кажется, что в настоящей жизни не случается. А тут такая совершенно безобидная девушка, и вдруг — задушена. Странно. Зачем мне ее убивать? — Он заметно и вполне искренне расстроился.
— Где вы были позавчера вечером в районе одиннадцати часов?
— Дома, конечно. Сидел за компьютером, как обычно.
— Вы стрелять умеете?
— Да у меня минус девять! Я еще со школы пожизненно освобожден от стрельбы. Я даже в саму мишень попасть не могу. И при чем здесь стрельба?
— Где вы были вечером двадцать девятого августа после девяти часов вечера?
— Дома я был, где же еще. Я все вечера сижу дома, мне все равно, какое вы называете число и день недели.
— Кто может подтвердить, что позавчерашний вечер и вечер двадцать девятого августа вы провели дома?
— Ну, тот, в августе, Лиля, кажется, была со мной.
— Прекрасный свидетель. Вы хоть понимаете, что говорите? Соседи вас видели?
— Какие соседи? Я не знаю никаких соседей. С чего мне заявлять им о том, что я дома? Они сами по себе, а я сам по себе.
— Вам известно, кто такой Александр Сергеевич Серебряков?
— Из Александров Сергеевичей я знаю только Пушкина, да и то смутно и не в лицо.
— Очень остроумно. В вашем положении лучше обойтись без замечаний подобного рода. Сколько вы были знакомы с Лилей?
— Не считал. Две недели точно.
— И ни разу за две недели не слышали о Серебрякове?
— Кажется, слышал. Да она говорила о нем, но я внимания на ее словах не заострял.
— Вы знаете, что его убили?
— Когда, тоже позавчера?
— Вы смотрите телевизор?
— Нет, не смотрю. Для меня там нет ничего интересного.
— Так кто все-таки может подтвердить, что седьмого сентября вы были дома?
— Понятия не имею.
— У вас есть машина?
— Да, есть. Старый «жигуль», «копейка», стоит около дома. А-что?
— Когда вы в последний раз пользовались машиной?
— Когда отвозил часть сделанной работы на «Павелецкую».
— У вас есть оружие?
— Какое оружие?
— Вы хорошо стреляете?
— Да вы спрашивали меня уже. Вы можете себе представить, что такое минус девять? Это все равно что бродить в густом тумане, даже очки полной коррекции не дают, ведь у меня ко всему прочему еще и миопический астигматизм на оба глаза. Можете посмотреть мою медицинскую карту.
— Как же вы водите машину?
— Как все. Я купил права. Это преступление? Можете пересажать половину всех автомобилистов.
— Ими ГАИ пускай занимается. Значит, за компьютером вы целыми днями сидеть можете, машину водить тоже можете, а стрелять нет. Не логично получается.
— Как раз логично. Я экономлю зрение ради того, "что мне действительно необходимо. А стрелять мне незачем.
— Вы убили Лилию Мильто?
— Да не убивал я ее. Зачем мне убивать? У меня с психикой все в порядке, я не маньяк какой-нибудь. С чего мне убивать девушку, которая и так мне ни в чем не отказывала?
— Я могу подсказать вам, Валентин Дмитриевич, что это был за мотив…
В кабинет вошел Матвеев. Покосился на Беликова:
— Валентин Дмитриевич, выйдите на время в коридор, покурите, отдохните.
— Спасибо. — Беликов вытер намокший лоб, с облегчением исчез за дверью.
Матвеев присел возле стола: —Ну, что, Леша?
— Да, бред какой-то. Целый час по кругу одно и то же. С одной стороны, у него зрение такое, что в слона не попадет с расстояния в один метр, не то что в человека. С другой стороны, машину-то он водит.
— Правильно. Потому что есть такая штука, как контактные линзы, в них можно полную коррекцию при любом зрении сделать. У меня дочка тоже все глаза себе вычитала, щурилась на все, а очков стеснялась. Сейчас надела линзы, никто и не замечает, что у нее видимость почти нулевая. Может, у Беликова есть комплект контактных линз, но он их постоянно не носит, а только в крайних случаях.
— Проверим. Алиби у него никакого нет: все время сидит дома, с соседями не общается. Мотив отрицает. Но Лилия вполне могла его окрутить и натравить на Серебрякова. Не сама же она стреляла? А?
— Что ж, другого подозреваемого у нас нет. Пока Беликов не доказал, что сидел дома эти два дня, он первый кандидат. С другой стороны, улики-то все косвенные. Если бы пакет с деньгами найти…
— Интересно, а вы действительно считаете реальным, Павел Николаевич, что мужчина, две недели знакомый с женщиной и о которой у него создалось не самое лучшее впечатление, пойдет вечером убивать любовника, который эту самую женщину бросил полгода назад? Абсурд какой-то.
— Это для тебя абсурд. Мало ли, что она ему наплела. Могла запросто сказать, что шеф к ней приставал, заставлял силой, шантажировал потерей работы, принудил сделать аборт. У баб фантазия такая, что из мелочи раздуют Большую Советскую энциклопедию.
