Пленники расселись в кромешной тьме, футах в пятнадцати от железной двери. Эбигейл закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоить разволновавшееся сердце и привести в порядок мысли.
– Понимаю, здесь жутковато, и рядом останки тех, кто умер, потому что их заперли в пещере, – сказал Лоренс, – но настоятельно прошу вас постараться не думать ни о них, ни о том, что с ними случилось.
Джун тихонько всхлипнула и тут же извинилась:
– Простите, простите. Я постараюсь…
Фостер взяла ее за руку.
– У нас три фонаря, но давайте смотреть правде в глаза, – снова заговорил ее отец. – Если батарейки сядут, прежде чем мы найдем выход, то мы все умрем здесь. Неиспользуемые фонари предлагаю положить в рюкзак, чтобы случайно не повредить. У нас тридцать две унции воды. Это чуть больше стакана на каждого. Пить будем маленькими глотками через каждые несколько часов, чтобы протянуть как можно дольше. Надеюсь, вода здесь где-то есть. Можно ли ее пить, это другое дело, но мы хотя бы попробуем. То же относится и к батончикам. Разделим их на маленькие порции.
– Сколько мы можем протянуть без воды? – спросила Тозер.
– Три дня, – вздохнул Кендал. – Может быть, чуть больше, потому что здесь не жарко. А теперь нам нужно принять важное решение. Сидеть и просто ждать, когда же нас спасут, нельзя, потому что даже если в Абандон вышлют спасательные команды, нас они точно не найдут.
– А если попробовать обработать дверь камнями по периметру? – предложила Джун.
– Это вариант, – согласилась Эбигейл, – но я осмотрела дверь, и, на мой взгляд, именно этим они здесь и занимались: пытались сломать дверь или отбить камень вокруг нее. Но порода очень твердая, и мы наверняка умрем от жажды раньше, чем добьемся какого-то успеха. Думаю, они совершили большую ошибку, сосредоточившись именно на этом. А когда выбились из сил, то просто легли умирать, потому что сил на поиски воды или другого выхода у них уже не осталось.
– И света тоже, – добавил Лоренс.
– Вот именно. Я к тому, что если они не смогли сломать дверь, то и у нас нет никаких шансов.
– И что тогда остается? – спросила Джун.
– Мне представляется так. Шахту в этом месте расширили нарочно, чтобы получить такую вот пещеру. Уверен, дверь – не единственный выход. Знаю, мы все устали, но предлагаю, пока еще есть какие-то силы, вода и продукты, встать и попытаться найти другой выход.
– Вы хотите, чтобы мы вслепую бродили по пещере? – испугалась Джун.
– У тебя есть другой вариант? – отозвался Кендал.
– А если заблудимся?
– Мы уже заблудились. Представим, что двери нет, а вокруг камень. Возможно, так оно и есть.
– Мне, признаться, страшно до смерти, – сказала Эбигейл, – но я согласна – ничего больше нам не остается.
– Может, стоит разделиться? – предложила миссис Тозер. – Тогда и шансы найти выход повысятся.
– Вообще-то не повысятся, – вздохнула журналистка. – Время на поиски ограничено продолжительностью работы батареек, и если мы разделимся, то нам придется включить два или три фонаря.
– Если бы кто-то выбрался отсюда живым, вы ведь знали бы об этом, правда, Лоренс? – Джун повернулась к профессору.
Тот включил фонарь, и женщины зажмурились от внезапно ударившего в глаза света.
– Скорее всего, да.
Валун – семьсот фунтов цельного гранита – подняли семеро шахтеров. Подняли, кряхтя, так что спины у них хрустели. Из пещеры его медленно и осторожно, шаг за шагом, с ускорением в конце, доставили к железной двери.
От удара содрогнулись стены. Треть валуна отломилась, и троим мужчинам сломало ноги.
Дверь же лишь чуточку прогнулась.
Клетевой с прииска «Годсенд» схватил стоявший у стены дробовик и пальнул в дверь.
Дробь рассыпалась рикошетом искр. Другие мужчины тоже похватали револьверы и ружья, и шахта взорвалась какофонией пальбы и наполнилась едким дымом.
Потом выстрелы смолкли – а дверь как ни в чем не бывало стояла на месте, высокомерно бросая вызов пленникам. Несколько трещинок и ничего больше – и дергающийся на полу парень с дырой в щеке, из которой, словно из гейзера, била кровь.
Тут и там зазвучали голоса – настойчивые, перебивающие друг друга, соревнующиеся в борьбе за внимание.
Подняв два фонаря, Стетлер призвал всех к тишине, но за криками спорящих его никто не услышал.
– Мы все здесь подохнем!
– Надо поберечь масло!
– Будем ломать дверь!
– Продолжим – и потолок обвалится!
– Ни еды, ни воды!
– А проповедник-то в пиковом положении нас оставил!
– Надо гасить свет!
– Сверни губу!
– Что б ты понимал!
– Заткни пасть!
Бесси Маккейб стояла в центре пещеры. Снова и снова звала она Гарриет, но сил у нее уже не осталось не только для крика, но и для того, чтобы дышать, а хаос вокруг лишь раздувал истерию у нее в голове.
Заметив неподалеку небольшой валун, Бесси упала на колени и подобралась к нему.
Орали шахтеры, ревели дети, кто-то молился…
Приподнявшись и опершись обеими руками о пол, молодая женщина собралась с силами и без малейших колебаний ударилась о камень головой. Прежде чем ощутить боль, она услышала треск, и кровь побежала у нее между глазами. Когда Бесси пришла в себя, весь мир опрокинулся и вертелся. Она снова поднялась на колени, оперлась руками о пол и еще дважды ударилась о камень, прежде чем сознание покинуло ее. Очнувшись в следующий раз, миссис Маккейб поняла, что дело сделано. Толпа кружилась вокруг нее, размытые лица склонялись над ней, голоса, крики, выстрелы и плач сливались в ревущий водопад шума.
Ее голова лежала в теплой, растекающейся луже крови, и Бесси знала, что это ее кровь, и надеялась, что это конец. Все ее мысли были о дочери. Она молилась о том, чтобы инджены не захватили малышку, чтобы Гарриет ждала ее там, где она очнется.
В какой-то момент Маккейб перенеслась почти на десять месяцев назад, в февральское утро на западе Канзаса, где они с Гарриет сели на поезд «Юнион Пасифик», направлявшийся в Денвер.
Всматриваясь вдаль, Бесси увидела, как они поднимаются облачками над горизонтом, и подумала, что дальше будет небо, но тут один из пассажиров сказал своему спутнику: «Посмотри-ка на Снежный хребет».
Умирая на каменном полу пещеры в рождественскую ночь, Бесси ощутила непонятную ностальгию по тому тревожному и радостному волнению, которое испытала, глядя на уходящий все выше и выше Передовой хребет из окна мчащегося на запад поезда.
Она посадила Гарриет на колени и показала в окно: «Вон там сейчас папа, и мы тоже туда едем. Это наше будущее, моя сладенькая».
Она действительно в это верила.
Всем сердцем.
Мудрить не стали. От пещеры отходил только один коридор, так что по нему троица и двинулась – впереди, с включенным фонарем, Лоренс, за ним Эбигейл и Джун.
Но не прошли они и тридцати футов, как предводитель этого маленького отряда остановился.
– Ну вот, первая развилка. – Главный туннель продолжался, по крайней мере, на расстояние света лампы, но в стене открылось еще одно отверстие. Лоренс опустился на колени и заглянул в него. – Щель узкая, но куда-то определенно ведет.
– А ты не думаешь, что держаться стоит главных коридоров? – спросила Эбигейл.
– Вообще-то не… – Ее отец шумно выдохнул. – Здесь скелет и пара железных наручников. Должно быть, какой-нибудь заключенный… Да, давайте пока держаться главного коридора.
Признаков человеческой деятельности – углублений от подрыва динамита, ржавых банок с пороховой пудрой, бочонков из-под карбида, стальных сверл, деревянных крепей – попадалось все меньше, и вскоре пленники вышли в природную пещеру, откуда продолжили путь, уже не придерживаясь какого-то определенного коридора, а переходя из одного подземелья в другое, из тесного, вроде кладовки, в просторное, побольше первой пещеры. Чем дальше, тем менее узнаваемой становилась порода, из которой были сложены стены и потолок. Свисающие с потолка сталактиты роняли капли своих коррозийных растворов в проеденные ими дыры в полу. Эбигейл провела пальцами по стене из брекчии[25], в которой сцементировались куски горной породы, окаменевшие кости и доисторические ракообразные.
Примерно через час они наткнулись на пещеру, напоминающую богато декорированный грот. Лоренс посветил вверх – сталактиты свисали здесь гроздьями и шли ряд за рядом, как зубы у акулы. В центре они срастались в причудливый конгломерат, напоминавший люстру, у ближней стены походили на трубы органа, а в дальнем углу смахивали на длинные щупальца медузы.
Пещера сталактитов сменилась туннелем с гладкими стенами и низким, всего в футе над головой Кендала, потолком. Стены эллиптического прохода понемногу расширялись, потолок же понижался, так что вскоре путешественникам пришлось сначала пригнуться, потом присесть, еще чуть позже опуститься на четвереньки, а в конце и вовсе пробираться ползком, протискиваясь между полом и потолком, разделенными шестнадцатью дюймами пространства.