- Я давным-давно уже знаю о магазине в Ворчестере, - сказал он посмеиваясь. - Но не каждый раз я проделывал этот фокус, Оби. Много раз я по-настоящему рисковал, и я должен был это делать, испытывать судьбу, и я ни разу не терял…
Оби затряс головой. Кажется, он всегда тряс головой, когда рядом был Арчи. Он тряс головой в тревоге, в восторге или в отвращении. И не каждый раз он знал, почему он это делает.
- Можно тебя о кое-чём спросить, Оби?
- Конечно, - «Но ты всё-таки получил, Арчи». Ему вдруг захотелось уйти от него как можно дальше и как можно дальше от «Тринити», словно им было совершено убийство. И ему, как и любому убийце, нужно было оставить место преступления.
- За что, Оби?
- Как это за что?
- За что ты хотел меня убить?
- За что? - перепросил Оби, и теперь он удивился на самом деле. - Ты что, слепой, Арчи? Разве ты не видишь, что произошло в «Тринити» на сей раз? Что ты сделал со мной, со всеми?
- И что же я сделал? Скажи мне, что я сделал?
Оби подкинул руку в воздух, его жест обозначил все гадости, произошедшие под командой Арчи, под его руководством: издевательства над младшими, загубленные надежды - Рено прошлой осенью, бедный Табс Каспер этой весной и все остальные, включая учителей, например, Брата Юджина.
- Ты знаешь всё то, что ты натворил, Арчи, не стоит составлять список.
- Ты во всём этом меня обвиняешь, правильно, Оби? Ты, Картер и все остальные. Арчи Костелло, плохой парень. Злодей. Арчи - ублюдок. «Тринити» была бы таким замечательным местом без Арчи Костелло. Правильно, Оби? Но это - не я, Оби, не я…
- Не ты? - закричал Оби. Ярость прочистила ему горло, заполнила собой его грудь, живот. - Какого чёрта, не ты? Здесь могло бы быть замечательно, Арчи, годы в «Тринити» могли бы быть лучшими для каждого из нас. Господь, кто ещё, если не ты?
- На самом деле хочешь знать - кто?
- Ладно, кто же тогда? - Оби давно уже был сыт этим дерьмом, старым дерьмом Арчи Костелло.
- Это - ты, Оби. Ты, Картер, Баунтинг, Лайн и все остальные. Но в особенности ты, Оби. Никто не принуждал тебя что-то делать, приятель. Никто не заставил тебя вступать в «Виджилс». Никто не выкручивал тебе руки, чтобы ты стал секретарём «Виджилса». Никто не платил тебе, чтобы ты вёл записную книжку, в которой будет всякое дерьмо о каждом, кто учится «Тринити», его слабости, болевые точки. Записная книжка сделала твою работу ещё легче, не так ли, Оби? И какова была твоя работа? Найти жертву. И ты её благополучно находил. Ты нашел Рено, Табса Каспера и Гендрё. Гендрё был первым, помнишь, когда ты учился здесь лишь второй год? - Как тебе всё это нравится, Оби? - Арчи провёл пальцем по металлу машины, и прозвучавший скрежет был похож на устную восклицательную ремарку. - Знаешь что, Оби? В любое время ты мог бы сказать «нет», когда угодно. Но ты… - в голосе Арчи было презрение. И он произносил имя Оби так, словно это была капсула с химикатом, вставляемая в унитазный бочок, для окрашивания водосмыва в голубой цвет и для устранения запаха в туалете. - О, я - всего лишь козел отпущения, Оби, для тебя и для всех остальных в «Тринити» - всё это время. Но у тебя, приятель, есть свободный выбор - то, о чём всегда говорит Брат Эндрю на Истории Религии. Свободный выбор, Оби, и ты его сделал…
Губы Оби издали странный звук - звук, издаваемый ребенком, услышавшим, что его мать и отец погибли в автокатастрофе в результате несчастного случая по дороге домой, звук, обозначающий смерть. И в нём была правда - ужасная правда, исходящая из уст Арчи. Он во всём обвинял Арчи, и даже хотел отрубить ему голову.
- Не расстраивайся, Оби, - в голосе Арчи снова появилась мягкость. - Ты всего лишь принадлежишь к человеческой расе…
Оби снова закачал головой:
- Не к твоей человеческой расе, Арчи. Ладно, возможно, я - давно уже не «хороший мальчик», признаю это и принимаю. Возможно, об этом я ещё буду каяться на исповеди в церкви. Но что будет с тобой? Ведь ты будешь продолжать и продолжать. Что ты за дьявол?
- Я - Арчи Костелло, и всегда им буду. А ты и такие, как ты, всегда и везде будут со мной, где бы вы не были, и что бы вы не делали, завтра или десять лет спустя. Знаешь почему, Оби? Потому что я - это ты. Я лишь то, что ты так стараешься скрыть внутри себя. Это…
- Оставь, - отрезал Оби. Он ненавидел, когда Арчи в очередной раз начинал чудить, наматывая всё на свои колёса. - Всё, что ты говоришь - полное дерьмо. Я знаю, кто ты. И я знаю, кто я.
«Ну и кто же такой я?» - задал он себе вопрос.
Он развернулся и пошёл прочь, хотя Арчи не удерживал его и не старался вернуть его назад. Арчи пожал плечами, открыл дверь машины и, как обычно, двигаясь прохладно и непринуждённо, оказался внутри сидя за рулём. Оби был уже около своей машины, но всё чувствовал вонзившиеся ему в спину глаза Арчи, те самые умные и полные холода глаза.
- Гуд-бай, Оби, - крикнул Арчи.
Прежде, никогда и ни с кем он ещё не прощался.
«Я знаю, что мне нужно сделать - признать вину, собственную вину», - сказал Брат Лайн, адресуя свою речь всем сидящим в зале, собравшимся в последний раз в этом учебном году.
«Моя вина - это моя причастность к недавней трагической смерти учащегося «Тринити», Дэвида Керони.
Я полагаю, вы читали газеты, или до вас доходили слухи.
Созывая это экстраординарное собрание в последние дни учебного года, чтобы подвести последние итоги, хочу сказать о том, что «Тринити» является образцовой школой в академической успеваемости, в спортивных достижениях, и ещё я хочу сказать о том, как высока честь учиться в нашей школе.
У нас в «Тринити» есть много славных традиций. Одна из них - поиск правды, истины. Мы ищем правду на наших уроках, в наших неофициальных беседах и обсуждениях, в нашей повседневной жизни.
Таким образом, мы должны понять и признать правду о Дэвиде Керони…»
* * *
Сегодня Генри Маллорен принес в школу завтрак, потому что ему надоело завтракать в кафетерии. Его воротило от одних и тех же сандвичей и яичницы с беконом, чем за годы, проведённые им в «Тринити», он был сыт по горло. Всё, что продавалось в кафетерии, на вкус казалось ему гнилым или протухшим. Его завтрак, взятый из дому, теперь лежал у него на коленях, потому что Брат Лайн неожиданно созвал это собрание ещё до начала уроков, и он не успел положить его в шкафчик. Генри сидел и напряженно слушал речь Лайна. Он был потрясен смертью Дэвида Керони, даже притом, что он почти его знал. Но смерть в столь раннем возрасте выглядела ужасно, и что ещё хуже - она была результатом самоубийства. Ему хотелось, чтобы Брат Лайн больше ничего об этом не говорил. На кой чёрт ему надо было знать, что и как этот парень чувствовал вообще?
* * *
«…Правда в том, что Дэвид Керони решился на самый трагический акт - сам лишил себя собственной жизни. Такого рода действия всегда вызывают слухи, догадки. Даже наша местная газета, которая так благосклонна к образованию, не смогла удержаться от смелого заголовка.
Мы видим, что здесь написано, и не можем себе позволить отвернуться от правды:
«Ученик «Тринити» сводит счёты с жизнью после нападения на директора школы»
Да, Дэвид Керони свёл счёты с собственной жизнью, и, да, он напал на директора школы «Тринити».
Заголовок из другой газеты:
«Необъяснимое самоубийство»
Мы никогда не узнаем причину трагического акта Дэвида Керони. Причина объясняется где-то в записке, которую ещё нужно будет найти, которая должна как-то отражать его чем-то обеспокоенную душу. Думаю, кто-нибудь из вас, возможно, знает об этой записке - в его словах было странное упоминание о букве из письма. Но никто так и не узнает, что же этот бедный замученный мальчик имел в виду.
В последний день своей жизни он пришел в резиденцию, и это было шоком, я знаю, для каждого из нас, для каждого преподавателя и учащегося «Тринити». Он пришёл безо всякого предупреждения. Известно, что человек с жизненными трудностями часто обращает свой гнев против того, кто старается ему помочь. Следователи сделали всё, чтобы докопаться до истины. Они взвесили все свидетельства и улики. Они взяли показания у преподавателей и учеников нашей школы - у всех, кто хорошо его знал, хотя нельзя отрицать, что у чувствительного мальчика почти не было друзей…»
* * *
Мать Генри Маллорена замечательно готовила. Ей было не отказать в изобретательности, и пусть у неё иногда что-то могло не получиться, например, суп из огурцов, но её это не смущало. Её бутерброды были просто чудом, например, те два, которые она ему сделала этим утром, положив в них тунца, картошку, яйцо, немного сельдерея, маринованного чеснока, залив майонезом и присыпав всё это укропом и петрушкой. Ещё она дала ему яблоко, помидор и плод, который, как она сказала, Генри ещё не пробовал. На десерт было шоколадное печенье. Ему вдруг захотелось есть, и только он подумал о том, как бы вытащить печенье, Лайн начал говорить о произошедшем в День Ярмарки, хотя он, вероятно, был одним из тех, кто испортил жизнь Дэвиду Керони, как и всем остальным в «Тринити». Рука Генри нащупала в пакете печенье, аккуратно извлекла его из целлофановой обёртки и приготовилась отправить его в рот.
