Больше до конца дня Хенли меня не беспокоил и перестал за мной надзирать. А вечером, перед уходом, опять позвал меня в свой кабинет.
— Поразмыслил я о тебе, Ал, — сказал он. — И сдается мне, ты потолковее, чем я думал. Ты справляешься, и, наверное, мы тебе поднимем зарплату до трехсот пятидесяти.
— Это замечательно! — вырвалось у меня. Зарплата моя была — и есть — триста двадцать семь пятьдесят в месяц. — Безусловно, я сделаю все, чтобы ее заслужить.
— Триста пятьдесят, — повторил Хенли, и его глаза затуманились, словно бы в них проскочила смешинка, объяснить которую я не мог. — Хорошие деньжата для человека твоего возраста.
— Ну, — я усмехнулся, — я еще не Мафусаил, мистер Хенли. Мне только будет сорок девять в…
— Что? Так ты не согласен, что это приличная сумма?
— Да, сэр. То есть, ну, в общем, я хотел сказать, что… да, сэр.
— Так ты согласен, что человек твоего возраста был бы счастлив их получать?
— Я был бы… очень рад получить их, — выдавил я, — человек моего возраста.
Я шел домой с тяжелым сердцем, хотя к тому вроде не было причин. Я поступил правильно, выбрав единственно возможную линию поведения. Никому я не повредил и себя вроде бы возвысил, так что все было нормально. Но в глубине души мне хотелось, чтобы мне это подтвердил еще кто-нибудь.
В тот вечер на ужин у нас была маринованная свекла, горошек и сладкий картофель. Кажется, Марта содрала этикетки с консервных банок, чтобы украсить подсвечники, и не могла узнать, что в них, пока не открыла.
Я сказал, что это чудный ужин, совсем в моем вкусе. Иногда я забываюсь и начинаю переругиваться с ней, но быстро спохватываюсь. Она здесь не виновата, если верить докторам.
Просто Марта стала немножко рассеянной с тех пор, как ее организм начал перестраиваться. Может, даже и раньше.
Итак, мы принялись за еду, и я упомянул о повышении, а от него плавно перешел к курилке и прочему.
Марта восхитилась и минуты две распространялась, какой же я умник.
— Ну, ты им показал, — сказала она. — Им бы надо по утрам подыматься много раньше, чтобы опередить нашего Ала.
Боб уткнулся в тарелку. Он ничего не ел.
Марта нахмурилась:
— А ты что отца не слушаешь? Все те люди на него нападали, а теперь он их умыл. Да еще и получит, наверное, повышение!
— Спорим — не получит, — заявил Боб.
— Ну ладно, — вмешался я. — Тебя не спросили. Просто я… А почему, Боб, ты думаешь, что меня не повысят?
— Нипочему, — буркнул он. — И вообще, я не голоден.
— Видали? — Я усмехнулся. — Не можешь ответить, да? Ну, так и не выступай без повода.
— Прости, — отвечал Боб. — Я больше не хочу есть.
Он подвинул стул, собираясь встать, но я его не пустил. Марта занервничала.
— Ал, ну если он не хочет есть… — встревожилась Марта.
— Мы с этим разберемся. Я все-таки еще отец семейства. Он так себя ведет, словно хочет что-то высказать. Пусть объяснится или сидит и ест.
Боб нерешительно склонился над тарелкой, потом взял вилку и стал есть. Я продолжил:
— Я думал, все и так понятно. Да Боже мой, если б я захотел делать то же, что другие, мне бы нечего было тревожиться о работе. Я бы разбогател. Вот что я тебе скажу, молодой человек: свались на тебя хоть часть тех проблем, о которых я даже и не говорил ни разу, ты бы…
Я все продолжал втолковывать ему, в чем он не прав. А он и был не прав. Меня можно было понять. Но я не Хенли. Я не стал принуждать его говорить то, чего он не хотел говорить, чтобы успокоить свою совесть. И я не сделал ничего постыдного.
— Ты понял, Боб? — наконец спросил я. — Ответь же!
Он промолчал. Засунул в рот кусок картошки и стал жевать. И вдруг побледнел, и его стошнило.
…Вот тогда он действительно изменился. И никогда уже не был прежним.
Ладно, пошли дальше; и на этот раз я постараюсь не перескакивать с одного на другое.
Я начал рассказывать про тот день — день, когда все произошло. Так вот, Боб шел со мной. На углу, где Бобу надо было сворачивать к школе, возле нас притормозил автомобиль. Из окошка, посмеиваясь, высунулся Джек Эдлман:
— Что скажете, Тэлберты? Как вам новая машинка?
— Смотрится отлично, — отозвался я, окинув машину взглядом. — Недурен, видать, бизнес на недвижимости.
— Всякий бизнес хорош. Все дело в том, кто в нем работает.
— Точно?
— А то нет? — Он неприятно хмыкнул. — Полезай, я тебя подвезу к станции.
— Да нет, спасибо, — ответил я. — Я с сыном.
— Приглядываешь за ним? — Он опять ухмыльнулся. — Как нынче с девочками, Боб? Небось опять под стиральной машиной?
Боб попытался усмехнуться. Потом опустил голову и направился к повороту. Я велел ему подождать, пояснив, что мне надо кое-что сказать мистеру Эдлману, и я хотел, чтобы он тоже это слышал. Я шагнул к обочине, и уверяю вас, если раньше этого красномордого губошлепа никто и не отделывал, то на сей раз он свое получил.
А… интересно, а вы такой же, как я? То есть, я имею в виду, иной раз я могу разойтись и всыпать как следует, а с остальными податлив как воск. Позволяю им со мной не считаться. А выглядит это так, будто мне не хватает слов либо я нервы берегу.
Помню, как мы с Мартой проводили медовый месяц. У нас был номер с оплатой вперед в гостинице с обязательным пансионом в Ниагара-Фоллз, так что мы не могли оттуда уехать. И вот с первого дня нас стал третировать метрдотель. Не знаю почему: чаевые мы давали хорошие и не требовали никаких немыслимых услуг или чего-то в этом роде. Думаю, он просто пользовался своей безнаказанностью.
Да, он действительно пользовался безнаказанностью три — нет, четыре дня. Пока на четвертый вечер, за ужином, я его не осадил. Он разместил нас за маленьким столиком позади кухни, и скатерть там, может, и была когда-то белая, только мы этого уже не застали. Кетчупа и подливки на ней хватило бы, чтобы покрасить коровник.
— Я бы хотел другой стол, — обратился я к нему, — или хотя бы чистую скатерть.
— Ну, ребятки, — осклабился он, — вам очень трудно угодить, не так ли?
Я вскочил, отшвырнув стул, и подошел вплотную к нему.
— Вы чертовски правы, мне угодить трудно. А еще труднее справиться со мной, когда я недоволен, так что вам бы лучше не доставлять мне больше хлопот. Будете еще нести всякую чепуху, я вас в порошок сотру. Теперь давайте нам нормальный стол, и побыстрее, да попридержите язык.
Метрдотель прямо-таки съежился, не издав в ответ ни звука. Посадил нас за лучший столик и оставшиеся три дня обслуживал по-королевски.
Марта долго не могла прийти в себя. Она и возгордилась мной, но и как-то напугалась и все приговаривала:
— Царица небесная, я и не знала, что ты можешь быть таким, Ал.
— Когда могу, когда и нет. Как говорится, пока еду — не свищу, а уж…
Да, так вот я и говорю. Может, в другой раз я бы и отпустил Джека Эдлмана восвояси, но тут он наступил мне на любимую мозоль.
— Послушай, Джек, — обратился я к нему. — Думаю, не стоит больше болтать про стиральную машину. Ни со мной, ни с Бобом, ни с кем-то еще. Твоя дочь заявилась к нам без спросу. Она пришла в наше с женой отсутствие и направилась прямо в кухню, где работал Боб. Если б она занималась своим делом, как он своим, тогда…
— Вот как? — Он попытался напыжиться, но отвел взгляд. — Это здорово, что я тогда заглянул к тебе с черного хода одолжить мотыгу, а не то бы твой переросток — ладно, не стану продолжать.
— Лучше продолжи, я хочу это выслушать от тебя.
— А, черт… — Он попробовал усмехнуться. — Да что мы обсуждаем? Ты же меня знаешь. Просто я люблю подшутить.
— Да, я тебя знаю. Я тебя давно оценил. Тебе нравится насмехаться, ставить людей в неловкое положение, и чем дольше они это терпят, тем больше ты входишь в раж. А когда они требуют объяснений, вертишься как уж на сковородке.
— Ха! На себя посмотри!
— Наплевать мне, что обо мне думаешь, только запомни мои слова.
Джек хлопнул дверцей и укатил.
Я обернулся к Бобу. Он приосанился и улыбался по-настоящему, а не прикидывался. Он глядел на меня так же, как тогда в Нью-Йорке, когда Марта боялась, что я опоздаю на работу, а я послал Хенли ко всем чертям.
— Здорово, — сказал он. — Один — ноль, пап. Спасибо!
— Ничего особенного. Давно надо было с этим разобраться.
— Я не об этом. Не только об этом. Я о том, как ты за меня заступился.
— Да понятно. Так-то вот, Боб. Возможно, я чересчур о тебе тревожусь, и это выглядит так, будто я верю, что ты можешь творить всякие гадости, когда стараюсь тебя защитить. Я ни секунды не думал, что вы с Джози чем-то там занимались.
— Да ну, ты что, — он тер носком ботинка о край тротуара, — черт бы ее побрал.
— У тебя ничего с ней нет?
— Фу-у. Да вообще ничего. Ну видимся в школе, конечно, ну иногда вместе с другими ребятами ходим к автомату с газировкой или еще что-нибудь. Но…
