Расцеловав его в обе щеки, она сказала:
– Береги себя, Майкл. Будь таким, чтоб я могла тобой гордиться.
Леони резко развернулась и, не оглядываясь, пошла на паром. Она поднялась по ступеням на верхнюю палубу и оттуда смотрела на двух мужчин, оставшихся около джипа. Она помахала им рукой. В чрево парома въезжали последние машины.
Майкл повернулся к Кризи.
– Я, пожалуй, отправлюсь с ней на пароме. Прослежу, чтоб не было накладок с такси. Ты меня не жди, домой меня потом кто-нибудь подбросит.
Когда Майкл уже подходил к сходням, Кризи крикнул ему вдогонку:
– Я буду тебя ждать в “Глиниглз”.
В Чиркевве Майкл отнес чемодан Леони до такси. Во время путешествия через проливы он был удивительно молчалив, стоя подле женщины и глядя на постепенно уменьшавшийся остров. Водитель положил чемодан в багажник и открыл перед ней заднюю дверцу. Она обернулась к Майклу. Он стоял примерно в четырех футах от нее и ближе не подходил. Юноша только произнес:
– Я с тобой скоро снова встречусь.
Потом он повернулся и твердым шагом пошел обратно к парому.
Десять минут спустя после звонка полковника Джомаха Ахмед Джибриль вышел из кабинета. Вооруженные охранники суетливо садились в джипы сопровождения, спешно выполнялись инструкции по шифровке и закрытию доступа к некоторым файлам его компьютера. Бронированный “мерседес” полковника сопровождали четыре джипа – два ехали спереди, два сзади.
На анализе ситуации Джибриль смог сосредоточиться лишь тогда, когда когда машины выехали за пределы Дамаска. Он был одним из лучших в мире специалистов по тактике террора и запугивания, ему, как никому другому, были известны последствия акций такого рода. Всю свою сознательную жизнь Джибриль был вынужден принимать те или иные меры предосторожности. Он давно свыкся с липким, физически ощутимым страхом за свою жизнь, которой постоянно угрожала опасность оборваться от пули или бомбы.
Однако то ощущение, которое он испытывал теперь, было иного рода. Джибриль не смог бы четко сформулировать, в чем именно состояло это отличие, но когда полковник Джомах в двух словах рассказал ему по телефону, что произошло в Америке, Джибриль почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он оказался примерно в таком же положении, как человек, которого заперли в темном помещении наедине со смертельно ядовитой змеей. Поэтому Джибриль решил временно перебраться в тренировочный лагерь ФНОП-ГК близ Эин-Тазура, охраняемый лучше, чем его штаб-квартира в Дамаске.
Во время поездки он тщательно обдумывал тактику собственной защиты. Как известно, лучшая оборона – нападение. Но где он должен организовать атаку и против кого? Этот человек – Кризи – считается мертвым. Однако последние события показали, что это не так. Очевидным стало и то, что в нужный момент он вполне мог опереться на поддержку исключительно компетентных в своем деле помощников и блестяще спланировать операцию.
В лагерь они приехали под вечер. Командовавший им сын Джибриля Джихад ждал их около главных ворот.
Обнявшись с отцом, он тут же спросил его:
– Что случилось?
Джибриль беспечно пожал плечами, похлопал сына по щеке и сказал:
– Я хочу побыть с нашими бойцами, а то слишком засиделся у себя в кабинете. Хочу поднабраться у них энергии.
Джихад улыбнулся.
– Наоборот, твой приезд их вдохновит, – ответил он. – Так ведь было всегда… Сколько времени ты собираешься провести с нами?
– Пока не знаю, – уклончиво ответил ему отец. – По меньшей мере недели три. Немного потренируюсь с ними. Это мне полезно. – Он улыбнулся. – Физические нагрузки мне сейчас совсем не помешают. Очень надеюсь помолодеть лет на десять.
Он взял сына под руку, и они вместе пошли к хорошо укрепленному бетонному зданию, представлявшему собой нервный центр всей базы.
* * *
Полковник Джомах приехал на следующий день. В кабинете Джихада, который на время занял его отец, он молча передал Джибрилю толстую папку. Тот положил ее на стол, но прежде чем раскрыть, налил гостю кофе и заговорил о второстепенных вещах, как того требовал этикет. Потом Джибриль вынул из папки газетные вырезки с фотографиями. Изучал он их очень внимательно. Когда очередь дошла до изображения перевернутого искореженного грузовичка, полковник пробормотал:
– Выстрел был сделан из РПГ-7.
Джибриль как бы вскользь спросил:
– Есть хоть какие-то ниточки, которые бы вели к этому Кризи?
– У нас нет ровным счетом ничего. В былые времена мы могли бы обратиться за поддержкой к КГБ, но теперь они нам вряд ли чем-нибудь помогут. – Он поднялся со стула и взял лежавшую на столе форменную фуражку, околыш которой был богато расшит позументом. – Сколько ты собираешься здесь оставаться, Ахмед? – спросил он.
– Сколько понадобится.
Полковник улыбнулся краем губ и, повернувшись к двери, негромко сказал:
– Думаю, ты поступаешь правильно.
– Дунга джусто басне.
Майкл лежал на животе около бассейна. Он повернул голову и взглянул на маленького коричнево-шоколадного человечка, сидевшего в нескольких футах от него в плетеном кресле. На нем были безупречно отутюженные серые фланелевые брюки, подогнанная точно по размеру белая сорочка и до зеркального блеска начищенные черные полуботинки. Лицо его было круглым, почти без морщин, с небольшими черными глазками-буравчиками. Короткие волосы были тщательно причесаны и уложены. Выглядел он так, словно сидел в глубоком кожаном кресле в каком-нибудь офицерском клубе.
– Дунга джусто басне, – повторил человечек. – Эти три слова – библия гуркхских снайперов. Означают они “неподвижный, как камень”. Мы с тобой сейчас начнем занятия. Я хочу, чтобы ты пролежал здесь, подобно камню, полчаса. Твой мозг должен донести этот приказ до каждой части твоего тела, до кончика каждого волоска на твоей голове.
Майкл уперся щекой в твердую известняковую плиту, прикрыл глаза и лежал, стараясь не шелохнуться. Человечек внимательно за ним наблюдал. Через десять секунд он сказал:
– Ты пошевелился.
– Нет, я лежал не двигаясь.
– Ты дернул мизинцем левой руки и чуть изменил положение правой ноги. Даже такие движения могут привести к смерти снайпера. Встань-ка на минутку.
Майкл встал. Миниатюрный непалец тоже поднялся с кресла. Он взял Майкла за руку, и оба они подошли к краю бассейна. Человечек поднял палец и сказал:
– Ястреб может парить в небе на высоте тысячи футов, но если мышь шевельнет хвостом, ястреб ее увидит. Снайпер всегда должен думать о том, что с неба на него смотрит ястреб. Это для него вопрос жизни и смерти. Сегодня ты должен будешь пролежать неподвижно, как камень, полчаса. Завтра – час. Послезавтра – два часа. Ты будешь лежать на камнях и деревяшках, и тебе будет очень неудобно. Я здесь пробуду тридцать дней. Накануне моего отъезда ты должен будешь пролежать дунга джусто басне с восхода до заката. Если же ты не сможешь этого сделать, значит, я никчемный учитель, а ты – бездарный ученик.
– А из винтовки мне надо будет стрелять?
– Да. После того, как ты сможешь пролежать дунга джусто басне четыре часа.
* * *
Человечек этот прибыл на Гоцо прошлым вечером. Кризи встретил гостя около парома. Дома он представил их друг другу.
– Мой сын Майкл. Мой друг – отставной капитан десятого батальона второго полка гуркхских вооруженных сил Рамбахадур Раи. В течение месяца, Майкл, он будет учить тебя стрелять из снайперской винтовки.
В тот вечер за ужином юноша исподволь изучал маленького человечка. На первый взгляд он дал бы ему не больше сорока пяти лет. На стуле человечек сидел очень прямо, все его движения были точны и сдержанны. Кризи рассказал Майклу, что в пятидесятые годы Рамбахадур Раи был семь раз награжден англичанами во время войны с коммунистами в Малайзии и в начале шестидесятых, когда на Северном Борнео сражался с индонезийцами. Среди его наград был даже крест “За боевые заслуги” с пряжкой на орденской ленте.
Майкл лежал на известняковых глыбах, думая лишь о том, чтобы ни один мускул его тела не шевельнулся. На нем были только плавки.
На Гоцо много летучих насекомых, которые кусаются сильнее, чем москиты. Один из таких крылатых мучителей сел Майклу на колено и больно его ужалил. Нога юноши дернулась.
– Ты пошевелился!
– Слепень ужалил, – сказал Майкл, пытаясь как-то оправдаться.
– Он что, жалит сильнее, чем пуля? – спросил Рамбахадур Раи.
Потом непалец встал, подошел к дереву сломал ветку и очистил ее от листьев. Вернувшись, он подвинул кресло поближе к Майклу, зажав гибкий прут в правой руке. После этого сел и произнес лишь одно слово – “дунга”, сократив тем самым девиз гуркхских снайперов.
Майкл пролежал несколько минут спокойно, но потом его снова укусил крылатый кровопийца, на этот раз в правую руку. Он непроизвольно дернулся. А секунду спустя заорал, получив по спине сильный удар тонкой веткой.
