Глава XXII
Когда грянул взрыв, Том Берри успел свернуться клубком, прижав колени к животу – это помогло, но не очень. Он здорово треснулся коленом обо что-то острое, и нога мгновенно онемела. Растирая ее, Том осторожно высунул голову и увидел, что один из налетчиков тоже лежит на рельсах. Тот самый любвеобильный малый, который клеил девчонку в мини-юбке. Сначала Берри решил, что бандита зацепил взрыв. Потом он увидел, как главарь рассматривает собственный плащ, и понял: взрыв тут ни при чем, главарь просто пристрелил одного из своих подельников, не вынимая руку с пистолетом из кармана.
Неожиданно Берри понял, обо что он ударился коленом. Он пошарил вокруг и нащупал свой револьвер.
С трудом перевернувшись на живот, он оперся стволом на левое запястье и уже поймал главаря на мушку, но тот внезапно наклонился над неподвижным телом своего сообщника. Берри услышал выстрел и увидел, как дернулась голова жертвы. Главарь расстегнул плащ убитого и что-то снял с трупа. Похоже, пояс с деньгами. Берри смотрел, как он надел пояс на приземистого толстяка, а потом тщательно поправил ему плащ, чтобы пояс не бросался в глаза.
Берри на мгновение зажмурился, чтобы разогнать туманившую взор пелену, а когда снова открыл глаза, толстый бандит уже скрылся в темном проеме аварийного выхода, за ним полез самый здоровый. Берри тщательно прицелился в широкую спину и нажал на курок. Здоровяк дернулся и тяжело рухнул на спину. Берри искал глазами главаря, но тот куда-то исчез.
Старик продолжал тараторить, но Анита его уже не слушала. Тоже мне, пророк-самоучка! Анита смотрела в окно. Стены туннеля, огни мелькают, словно белье в барабане прачечной самообслуживания. Пролетела станция, оазис света, толпа людей. «Бриджуорт-стрит?» Осталось три или четыре станции до «Саут-Ферри». Это конечная. А что потом?
– Никогда не думал, что эти штуки такие быстрые.
Над ней громоздился театральный критик – сопит так, будто ему тяжело нести собственный вес. Лицо отливает алкогольным румянцем, в голубых глазах – наигранная пустота. Взгляд кажется наивным и искушенным одновременно. Анита все это проходила тысячу раз: испорченность не скроешь, вот и пытается изображать наивного простака.
– Боитесь? – спросил критик.
– Вы слышали этого старого шута? «Я знаю подземку». Ничего страшнее смерти нам не грозит.
– Я все хочу спросить, – он смотрел совсем невинно, – вы давно работаете в театре?
Господи, как они все надоели с их подходцами.
– Два года.
– Я так и подумал. – Он даже сопеть перестал. – У меня хорошая память. Уверен, что видел вас на сцене. Только вот где именно?
– Вы когда-нибудь бывали в Кливленде?
– Разумеется. А вы там играли?
– В «Маленькой жемчужине». Продавала попкорн в антрактах.
– Шутите?
Он рассмеялся и, воспользовавшись очередным толчком вагона, приобнял ее за плечи. Анита автоматически улыбнулась в ответ. Критик снова засопел.
– Кто же будет шутить в такой момент? Может, еще пять минут – и мы покойники.
– Вы не верите старику? Насчет светофора, который нас остановит?
– Конечно, верю. – Она ткнула пальцем в окно. – Но вот только я жду-жду, когда будет красный свет – а пока вижу только зеленый!
Она прижалась к нему – а почему бы и нет? Может, это в последний раз в жизни? Анита чувствовала, как мужик напрягся. Делая вид, что не замечает его возбуждения, она смотрела в окно: впереди, насколько хватало глаз, приветливо мерцали зеленые сигналы.
Как только поезд пролетел станцию «Фултон-стрит», патрульный Гарри Рот связался со штаб-квартирой Транспортной полиции.
– Только что проследовал.
– Вас понял.
– Хотите прикол?
– Как-нибудь в другой раз.
– Нет, погодите. В поезде нет машиниста.
– Что это вы несете?
– В кабине никого нет. Одно стекло выбито, в кабине пусто. Я стоял на самом краю платформы и смотрел очень внимательно.
– Вы разве не знаете, что поезд не может идти без машиниста? Про «рукоятку мертвого человека» не слышали?
– Так точно, слышал, извините.
– Вы действительно уверены, что в кабине никого не было? – вмешался чей-то начальственный голос.
– Ну, не знаю, – Рот уже и сам засомневался. Может, он просто нагнулся?
– Нагнулся? Ясно. Конец связи.
Да не очень-то и хотелось, сказал себе патрульный Рот.
Опора была надежным укрытием, но Райдер относился к числу тех, кто считает, что лучшая оборона – это атака. Неизвестного стрелка надо обезвредить, причем быстро, потому что он блокирует доступ к аварийному выходу.
Райдер действовал автоматически. Когда раздался выстрел и Стивер упал, Райдер мгновенно сообразил, что проскочить мимо мертвого тела в аварийный выход ему не удастся: он мигом схлопочет вторую пулю. Поэтому он, пригнувшись, метнулся за опору. Стреляли откуда-то сзади, но на путях никого не было видно. Противник, очевидно, тоже укрылся за опорой. Кто он такой – коп, вооруженный пассажир, – значения не имело. Главное сейчас – избавиться от него поскорее.
Райдер бросил взгляд в сторону выхода. Из проема на него в отчаянии уставился Лонгмэн. Райдер жестами показал ему – лезь наверх. Лонгмэн застыл как соляной столп. Райдер решительно повторил жест и для убедительности топнул ногой. Лонгмэн еще минуту заколебался, затем повернулся к лестнице.
Стивер лежал неподвижно. Его грузное тело рухнуло на бетон так тяжело, что Райдеру на мгновение показалось, будто земля дрогнула у него под ногами. Если даже выстрел был не смертельным, наверняка он себе хребет сломал. На неподвижном лице Стивера жили одни глаза. Точно, подумал Райдер, перебит позвоночник, Стивер жив, но парализован.
Он выкинул из головы обоих своих сообщников: пришло время позаботиться о себе. Ситуация складывалась следующим образом: противник точно знал, где он находится, в то время как Райдер мог лишь догадываться о местоположении стрелка. Обнаружить его позицию можно было, только спровоцировав противника. Рискованно, но делать нечего. Он проверил пистолет и слегка высунулся из-за опоры. Тут же грянул выстрел. Райдер дважды выстрелил в сторону вспышки, после чего снова спрятался. Он напряженно вслушивался, но с той стороны не доносилось ни малейшего шороха.
Попал он или нет? Стоя за опорой, проверить это было нельзя, а поэтому приходилось снова рисковать. Противник вряд ли клюнет на ту же удочку еще раз, но придумывать другой маневр было некогда. Райдер выскочил из-за опоры и бросился к соседней.
Выстрела не последовало. Одно из двух: либо он попал во врага, либо тот затаился, чтобы бить наверняка. Райдер метнулся к следующей опоре. Не стреляет. Он сделал еще один бросок и тут же увидел стрелка: он лежал на путях, только ноги были скрыты в тени опоры. Райдер понял, что противник ранен. Он не знал, насколько серьезной была рана – во всяком случае, стрелок был в сознании, он пытался поднять голову. В любом случае, если не хочешь неприятных сюрпризов, надо довести дело до конца.
Он вышел из-за опоры и пошел вперед. Раненый тянулся правой рукой к револьверу, но оружие лежало в нескольких дюймах от его растопыренных пальцев.
Теперь его можно было спокойно прикончить.
Когда вагон миновал станцию «Уолл-стрит», испуганные пассажиры вновь окружили старика.
– Где же ваш красный свет?
– Мы не остановимся! Мы все разобьемся!
Мамаша завопила в голос, как плакальщица на похоронах, и у старика сжалось сердце. Именно так кричала шестьдесят лет назад его мать, когда узнала, что его брат, ее старшенький, попал под трамвай.
– Будет красный свет! – заорал он. – Обязательно будет!
Он повернулся к девице, ища поддержки, но она в отчаянии покачала головой.
– Поезд остановится, – упавшим голосом пробормотал старик. Он уже знал, что его жизнь кончена. Остальные, бедняги, погибнут при крушении поезда, а он и так уже, считай, мертв. Это его последнее поражение.
Первая пуля вонзилась Тому в правую руку, и револьвер отлетел в сторону. Вторая чиркнула о колонну и срикошетила в грудь. Он упал в какую-то лужу – он даже не понимал, что это его собственная кровь.
Да, похоже, терять оружие становится уже традицией. Как там говорил старина Фрейд? Потерял – значит, хотел потерять. Только теперь-то он его не терял – револьвер лежал рядом, он его видел, но что толку? Он все равно что потерян – дотянуться до него было свыше его сил.
Он смотрел, как бандит идет к нему – спокойно, неторопливо, держа пистолет дулом вниз. Сейчас он остановится, аккуратно прицелится и прикончит его. Да это настоящий педант, подумал Берри: он привык всегда делать контрольный выстрел и, наверное, всегда делает это одним и тем же способом – в упор в висок. Именно так он разделался со своим сообщником: тщательно, без суеты.
Мне не о чем волноваться, все будет проделано на высшем уровне, четко, чисто и аккуратно. Мгновенная красная вспышка, и потом – спокойствие. А собственно, что хорошего в спокойствии? Что может быть хорошего в этом чертовом небытии?
