В своих невзгодах, в разъедающей душу похожести дней она стала внимательнее присматриваться к форме предметов и более чутко прислушиваться к своим интуитивным реакциям на предметы и явления, не пытаясь выразить их цифрами или словами. Примерно в это же время Старлинг заметила, что круг и манера ее чтения претерпели изменения. Раньше она читала подпись и только после этого смотрела на картину. Теперь же она вначале изучала картину и лишь только затем читала, что под ней написано. Иногда название ее вообще не интересовало.
Всю свою жизнь Старлинг просматривала журналы мод тайком, с чувством вины, словно это была порнография. Теперь же она была вынуждена признаться себе, что в этих изображениях есть нечто такое, что пробуждает ее интерес и рождает новые потребности. Девушке, воспитанной в лютеранском презрении к растленной роскоши, иногда казалось, что она предается какому-то сладкому извращению.
Рано или поздно она все равно перешла бы к новой тактике расследования, но теперь этот переход был ускорен происшедшими в ней изменениями. Новое видение жизни подтолкнуло ее к мысли о том, что любовь доктора Лектера к редким вещам, к товарам, имеющим очень узкий рынок, является тем спинным плавником, который, выдаваясь над поверхностью, позволяет увидеть скрывающееся под водой чудовище.
Проведя через компьютер и сравнив данные о дорогих покупках, можно будет установить его постоянно меняющуюся личность. Следует выявить предпочтения доктора. Надо узнать его так, как не знает никто другой в мире.
Что ему нравится? Что я об этом знаю? Он любит музыку, хорошее вино, вкусную еду, книги. Ему нравлюсь я.
Начать следует с того, в чем она может положиться на собственное мнение. Что касается деликатесов, вина и музыки, ей придется строить догадки на основе изучения материалов, на основе прецедента. Но имеется одна область, в которой она ничем не уступала, а, может быть, даже превосходила доктора. Автомобили. Старлинг была помешана на автомобилях. Это замечали все, кто хотя бы краем глаза видел ее машину.
В свое время, еще до первого ареста, доктор Лектер ездил на «бентли» ручной сборки, оборудованном объемным нагнетателем, не создающим эффекта турбинного лага. Старлинг тут же сообразила, что таких машин ручной сборки очень мало и доктор Лектер не рискнет покупать новый автомобиль того же типа.
Какой автомобиль может его прельстить теперь? Старлинг чувствовала, что может понравиться доктору Лектеру. Это должен быть восьмицилиндровый двигатель с обязательным поддувом. Двигатель мощный, но достаточно мягкий, без гоночных качеств. Что бы она могла купить, окажись на его месте?
Никаких вопросов. Это должен быть «Ягуар-XJR» с компрессионным наддувом и кузовом типа седан. Старлинг без промедления направила факсы всем продавцам «ягуаров» на востоке и на западе страны, потребовав от них еженедельную сводку обо всех продажах.
Итак, что же еще нравится доктору Лектеру?
Ему нравлюсь я, подумала она.
Как быстро он откликнулся на ее страдания! Даже с учетом времени, затраченного службой пересылки, к помощи которой обратился доктор. Как скоро «Нэшнл тэтлер» попадает в Италию? Именно из этого листка он узнал об обрушившихся на Старлинг неприятностях. Номер газеты был обнаружен в палаццо Каппони. Интересно, имеет ли скандальное издание свой сайт в Интернете? Кроме того, если у доктора в Италии был компьютер, то он мог узнать о перестрелке в открытом для публики сайте ФБР. Какую информацию можно снять с компьютера доктора Ганнибала Лектера?
В списке вещей, принадлежащих преступнику и обнаруженных в палаццо Каппони, персональный компьютер не значился.
Тем не менее она, кажется, что-то видела. Ей переслали фотографии библиотеки палаццо Каппони. В частности, там имелся снимок прекрасного стола, на котором он ей писал письмо. На столе находился компьютер. Портативный «Филлипс». На последующих фотографиях компьютера уже не было.
Водя пальцем по словарю и страшно мучаясь, Старлинг составила факс в Квестуру Флоренции. Fra le cose personali del dottor Lecter c'e un computer portatile?[34]
Так, двигаясь мелкими шажками, блуждая по лабиринтам его вкусов и предпочтений, Клэрис Старлинг начала приближаться к доктору Лектеру. С каждым новым шагом она чувствовала себя все более уверенно, хотя уверенность эту вряд ли можно было считать до конца оправданной.
Помощник Мейсона Вергера Корделл, имея перед собой на столе образчик почерка, сразу определил автора письма. Послание было написано на бланке отеля «Эксельсиор» во Флоренции.
Подобно большинству состоятельных людей, вынужденных жить в эпоху «Одинокого бомбиста», Мейсон владел собственным флюороскопом для просмотра почтовых поступлений — точно таким, какой имелся в распоряжении Федерального почтового ведомства.
Корделл натянул перчатки и проверил письмо. Флюороскоп не обнаружил наличия проводов или батарей. Следуя строжайшим инструкциям Мейсона, Корделл скопировал письмо и конверт на ксероксе, работая при этом пинцетами. Прежде чем взять письмо и передать его Мейсону, он сменил перчатки.
Столь хорошо знакомый почерк гравера:
Дорогой Мейсон, благодарю вас зато, что вы установили столь огромный приз за мою голову. Как система раннего оповещения такой приз действует лучше всякого радара. Он заставляет представителей власти забыть о своих прямых обязанностях и соблазняет начать охоту в качестве частных детективов. К чему это приводит, вы видите сами.
Но я пишу вам в основном для того, чтобы освежить вашу память относительно вашего бывшего носа. В своем вдохновенном интервью против наркотиков, которое вы дали «Дамскому домашнему журналу», вы утверждаете, что скормили нос (так же как и все остальное лицо) двум дворняжкам по кличке Скиппи и Спот, вилявших хвостами у ваших ног. Но это не так. Вы сами съели свой нос на закуску. Судя по тому хрусту, который раздавался при жевании, консистенция вашего носа, видимо, схожа с консистенцией куриного пупочка. «Совсем как цыпленок» — не удержались вы тогда от комментариев. Я вспомнил этот звук совсем недавно в бистро, где какой-то француз с огромным наслаждением жевал салат с куриными пупочками.
Неужели вы этого не помните, Мейсон?
Коль скоро мы заговорили о цыплятах, то я хочу вам напомнить, что во время одного из сеансов психотерапии вы мне сказали, что шоколад вызывает у вас раздражение уретры. Это случалось в летнем лагере, когда вы пытались совращать детей бедняков. Неужели вы и этого не помните?
Не кажется ли вам, что вы забыли слишком много из того, что в свое время мне рассказывали?
Существует огромное сходство между вами, Мейсон, и Иезавель. Такой тонкий знаток Библии, как вы, не может не помнить, что собаки сожрали ее лицо — впрочем, как и все остальное, — после того, как евнухи выбросили даму из окна.
Ваши люди без труда могли убить меня на улице. Но вы хотели получить меня живым, не так ли? Судя по тому амбре, которое исходило от одного из ваших подручных, я могу представить уготованное вами для меня развлечение. Мейсон, Мейсон… Поскольку вы так страстно желаете меня увидеть, позвольте сказать вам слова утешения. Вы знаете, что я никогда не лгу.
Обещаю, прежде чем вы умрете, вы увидите мое лицо.
Искренне ваш,
Ганнибал Лектер,
доктор медицины.
P.S. Однако меня беспокоит, Мейсон, что вы не доживете до этого. Вам прежде всего следует остерегаться пневмонии. В вашем состоянии вы ей весьма подвержены, и так будет до конца ваших дней. Я бы рекомендовал вам также немедленно провести вакцинацию и иммунизацию против гепатитов А и Б. Я не хочу потерять вас преждевременно.
Когда Мейсон закончил читать, со стороны могло показаться, что у него перехватило дыхание. Он долго молча смотрел в потолок, а потом что-то произнес. Слов Корделл не смог расслышать.
Корделл склонился над паралитиком и в награду получил струю слюны в лицо. Мейсон заговорил снова:
— Соедините меня с Полом Крендлером. И с главным свиноводом.
Пол Крендлер прилетел на ферму «Мускусная крыса» с тем же вертолетом, который ежедневно доставлял Мейсону Вергеру иностранные газеты.
Удручающее присутствие Мейсона, темнота и бесконечное движение угря в аквариуме действовали Крендлеру на нервы. Нервозность эта усугублялась тем, что ему снова и снова приходилось смотреть видеофильм со сценой смерти Ринальдо Пацци.
Семь раз Крендлер наблюдал за тем, как семейство Виггертов любуется Давидом, как падает с балкона Пацци и как у него вываливаются кишки. Когда Крендлер смотрел фильм седьмой раз, ему казалось, что у Давида сейчас тоже выпадет прямая кишка.
Наконец на потолке комнаты, над местом, отведенном для гостей, вспыхнул свет. Жаркие лампы согревали макушку Крендлера, а кожа на его голове под коротко стриженными редеющими волосами слегка поблескивала в их ярком сиянии.
