— Что же, Техас, ты оказался прав. Так что теперь я твой должник.
— Не нужно мне от вас ничего, — ответил Шпандау.
— Ну кое-что, думаю, пригодится. Знаешь, что? Ты выйдешь из этого дела живым. И будешь жить дальше. При условии, что будешь молодцом и не свернешь с дороги.
— Куда мы едем?
— День кончается, — заметил Локателли. — Я подумал, не выпить ли нам на сон грядущий. Так сказать, скрепить дружбу. Денек получился длинный. И позволь сказать, Техас, для человека, который должен был уже Богу душу отдать, ты что-то не очень весел.
— Очень-очень смешно.
— Боже, да на самом деле ты же всю дорогу отставал. Я за тобой уже несколько недель наблюдаю, Техас. От меня мало что может укрыться. А ты всюду суешь свой нос, расспрашиваешь о Ричи. Я был в курсе, что он крэком приторговывает, но хоть убей не мог дознаться, откуда он его берет. Он оказался более предприимчивым, чем я думал. Из моего же кокаина гнал. В любом случае, ты за меня всю грязную работу сделал. Спасибо.
Локателли остановился, чтобы зажечь сигару. Предложил одну Шпандау, тот покачал головой. От запаха его замутило. Локателли выдохнул дым с довольным видом.
— Ричи намеревался тебя убрать. У него выбора не осталось. Он такую кашу заварил. Так что надо было подчищать хвосты, пока я не докопался.
— Так что же вы ему помешали?
— И не стал бы, если бы не то, что случилось на яхте твоего друга. Отвратительно и грязно. Ричи совсем страх потерял и привлекал слишком много внимания к себе. И ко мне. А я люблю, когда все тихо и мирно.
Локателли затянулся, потом посмотрел на сигару, как будто его осенило, и раздавил окурок в пепельнице.
— Да и вообще, что у нас тут, Дикий Запад, что ли? Нельзя же так просто в людей стрелять, Техас. — Локателли задумался на секунду. — Ну, по крайней мере, в таких количествах. А если появится труп столь известного человека, как ты, проблем не оберешься. Ну не то чтобы настоящих проблем. Но досадных. С Ричи другая история. Его никто не любил. По нему не заплачут. Его даже собственный двоюродный брат сдал. Мартин станет управляющим «Зала вуду», когда мы его снова откроем. Все сделаем по-другому. Ты знаешь, что среднестатистический гей-бар на двадцать пять процентов прибыльнее обычного? Куда мир катится, а? Машина остановилась перед «Плющом». Локателли посмотрел на Шпандау.
— Ну выходи.
Шпандау выбрался из «Линкольна». Следом вышел Локателли, встал на тротуаре и улыбнулся, вдыхая свежий ночной воздух. В ресторане метрдотель встретил его как старого друга.
— Добрый вечер, господин Локателли. Рады снова видеть вас.
— И я рад тебя видеть, Джордж. Много народу уже собралось?
— Все ждут за вашим столиком. Приятного вечера, господин Локателли.
— Спасибо, Джордж.
Шпандау пошел следом за Локателли в конец обеденного зала к столику, за которым сидели Фрэнк Хурадо и Бобби Дай. Они подняли головы, увидели Локателли и заулыбались, хотя первым Бобби заметил Шпандау.
— Добрый вечер, господа. Полагаю, с господином Шпандау все знакомы.
— Что он тут делает? — резко спросил Хурадо.
— Господин Шпандау заглянул, чтобы поздороваться. Он ненадолго. Хотел только кое-что отдать Бобби.
Шпандау выудил из кармана рулон пленки и бросил через стол на колени Бобби Дая. Бобби посмотрел на Шпандау, и тому показалось, что он скажет что-то. Может быть, поблагодарит. Но Бобби молча крутил пленку в руках и смотрел на нее.
— Правда лее здорово, когда все хорошо кончается? — с чувством произнес Локателли. — Видите, как все удачно сложилось, когда мы исполнились духом взаимовыручки.
Желудок Шпандау тряхнуло, но он не понял, от злости или от боли. Он чувствовал себя глупым и слабым, но не хотел показать это. На Бобби Шпандау смотреть не мог. Его подмывало пристыдить сукина сына, но что толку. Если Бобби сейчас стыда не знает, то не узнает никогда. Шпандау наблюдал за тем, как его безвольный друг уплывал в темноту, вдаль. Они получили его и уже не отпустят. Шпандау ненавидел Бобби больше, чем Локателли, Хурадо, Ричи и любого другого из миллиона сволочей, которые способны испортить то, к чему прикоснулись. Он ненавидел Бобби за его слабость, за его желание быть подлецом. Тут нужно желание, вот в чем дело. У тебя не отнимут душу, если ты сам ее не предложишь. Будь у Шпандау с собой пистолет, он перестрелял бы всех за столиком. Но тогда пришлось бы уложить и всех присутствовавших в зале. И на улице. В округе. Весь город до самого моря. Конца и краю не видно. Пришлось бы убивать всех. И появлялись бы другие. Так будет всегда. И, наверное, всегда было.
Шпандау повернулся и вышел. Локателли догнал его во дворике, поймал его за локоть и повел на улицу.
— Дай-ка я тебе объясню свою позицию, Техас, — терпеливо начал он, словно папаша, решивший преподать сыну урок нравственности. — В отличие от Ричи, мне нет нужды применять силу к людям. Я улсе достиг цели. Фильмы? Да я уже с десяток их снял. Слышал про «Коллатерал пикчерз»? Моя студия. «Коллатерал» на последнем фильме пятьдесят миллионов чистыми сделала. Мы финансируем съемки по всему миру, и у меня есть деловые партнеры в каждой стране — это величайший способ выкачивать деньги после гребаного Ватикана. В кино все хотят попасть, Техас. Там крутятся настоящие деньги. По сравнению с кино кокаин и героин — детские забавы. И главное — мне не надо вламываться в эту систему. Я и есть система. На этот раз я тебя отпускаю. В будущем тебе может уже так не повезти. Так что в следующий раз подумай хорошенько, когда захочется забрести в мои угодья.
Локателли легонько похлопал его по плечу и ушел в ресторан. Шпандау забыл, где здесь есть стоянка такси. Пока он разыскивал ее по окрестностям, у него было немало времени для размышлений. Все закончилось. Ричи Стелла сброшен с трона. Бобби Дай свободен. Миссия выполнена. Но при этом три человека мертвы. Даже четыре, если считать ту глупышку, с которой все и началось. Четверо. Но вряд ли кого-то из них можно назвать ни в чем не повинной жертвой. Невиновность вообще качество весьма переоцененное, решил Шпандау. До добра не доводит. Доводит до смерти. Вот хоть на него посмотреть.
Холодной февральской ночью Дэвид Шпандау сидел дома и пил. Несколько дней назад он закончил дело, порученное Уолтером, и сказал, что ничего не будет брать в ближайшую неделю. В этот день он предполагал изрядно напиться — знал, что так надо. Нажраться в сопли — единственный способ справиться со всем. И пройдет еще несколько дней, прежде чем удастся прийти в себя. Шпандау начал заливать глаза днем и продолжал до вечера. Так и сидел в темной гостиной перед невключен-ным телевизором. Время от времени опрокидывал стакан, смотрел на часы, опрокидывал другой. Наконец, взглянув на часы, он выпил, налил себе еще и включил телевизор. Вручали «Оскара».
Шпандау отключил звук. Смотреть это дерьмо не было никакого смысла, но оно было неким логическим завершением. А Шпандау очень нуждался в завершении. Финал, как сказала бы Ди. Он ненавидел это слово.
Красивые, довольные, нарядно одетые люди бесшумно двигались на экране. В дверь постучали. Шпандау открыл. На пороге стояла Ди. Они не виделись несколько месяцев. Он избегал ее. Не перезванивал. Боялся услышать то, что она хотела ему сказать. Боялся финала. Уродское слово. Он не хотел видеть финал.
— Не знала, дома ты или нет. Свет не горит.
— Проходи.
Он пропустил Ди в гостиную и рухнул на диван. Ди стояла рядом и смотрела на него.
— Плохо дело? Я могу зайти…
— Нет, — ответил Шпандау, вдруг испугавшись, что она уйдет. А еще больше — своей реакции на то, что она может уйти. — Я рад, что ты пришла.
Ди опустилась на стул напротив него.
— Ты что-то совсем пропал.
— Как мама?
— Как всегда. По тебе скучает.
Шпандау кивнул.
— «Оскара» смотришь. Я и забыла, что сегодня показывают.
— Выпить хочешь? — спросил Шпандау. — Или могу кофе сварить.
— Слушай, я, наверное, не вовремя…
— Останься. Пожалуйста. — Его голос дрогнул, и ему стало стыдно. Он сжал зубы и почувствовал ком в горле.
— Не вовремя все это, — повторила Ди.
— Что? — Но он и сам знал.
— А знаешь что? Я выпью, пожалуй.
Шпандау взял стакан, налил виски и протянул ей.
Она взяла стакан и покатала его между ладонями.
— К телефону не подходишь.
Ответить ему было нечего. Он кивнул и выпил. И ощутил, что сходит с ума. Что внутри прыгают бесы, рвутся наружу, все крушат, вопят.
— Я тебе сказать хотела. Пока ты от других не услышал. Мы с Чарли… — Ди не смогла выговорить. Не смогла.
Шпандау уставился на экран.
— У нас ничего не получилось бы, Дэвид. И нам обоим только хуже было, когда мы старались продлить это. Тишина. Пусть шакалы ярятся — держи их на цепи, и они угомонятся рано или поздно.
