Кстати, упомянув про сóски вместо сигарет, я нисколько не обижал их, а придерживался своей теории, согласно которой курящие люди – это те, кто в детстве мало сосал мамкину грудь, то есть недососавшие люди. В детском саду они сосут игрушки, в школе – ручки и карандаши, а во взрослом состоянии – сигареты. Никотиновая зависимость вторична. Надо смотреть глубже, в самое начало развития человека. Ко всему прочему, курящие люди – это люди со слабой силой воли, ведь ее у них не хватает на то, чтобы бросить это дурное и глупое занятие.
Эти убийства было выполнены крайне неудачно. Трупы валялись на самом виду, прямо на дороге. Куда-то их убирать или оттаскивать толку было мало. Кровавые следы наверняка останутся. Уже сейчас было видно, как много крови натекло, а ведь не прошло еще и минуты. Вскоре здесь будет целое море. Пора сматываться. Я ретировался в тень и стал наблюдать оттуда. Меня очень беспокоили возможные свидетели. Не дай Бог, кто-нибудь видел эту расправу. Вот тогда проблемы примут гораздо более четкие очертания.
В темноте я простоял минут пятнадцать, прежде чем решился уйти. Вокруг все было тихо, только ветер шелестел листьями на ветках деревьев. Скоро ночь сложит свои полномочия, и день приступит к своим обязанностям, а мне еще столько надо успеть.
К Кусковскому парку я добрался только к пяти часам утра. Черные тени начали сменяться серой дымкой, которая на самом деле нисколько не улучшала видимости. Это время для меня всегда ассоциировалось с чем-то хорошим, загадочным и интересным – в пять утра мы с дедом вставали и шли на рыбалку.
Вспоминать то время было безумно приятно. Как мы вдвоем направляемся к двухместной байдарке, спускаем ее на воду и плывем, плывем, плывем… Теплая вода, как парное молоко, с легким наплывом тумана, никого вокруг, только мы. Тишина, изредка нарушаемая криками птиц и ритмичным всплеском наших весел, а вокруг – спокойствие.
Капельки воды, падающие с весла, волны, разбегающиеся в разные стороны – все это наводило на возвышенные и глубокие размышления. Именно в такое время можно было увидеть, как волны, убегающие от нашей байдарки, несутся в сторону берега. Такая маленькая частица этого огромного озера вызывает простую, на первый взгляд, цепь событий. Ведь мы, единственные находящиеся на озере представители людского рода, распространяли вокруг себя жизнь. Мы вторгались в это спокойствие, изменяя и пробуждая его. Круги, расходящиеся от лодки и весел, достигали самого берега. Рыба, напуганная нашими всплесками и темной тенью сверху, просыпалась и разбегалась в разные стороны.
Рыбу я не видел, но ее присутствие чувствовалось постоянно. Они здесь хозяева, а мы – вторгшиеся из другого мира существа. Мы не только нарушаем их покой, мы вырываем их из водного мира в воздушный. Мы несем им смерть.
Я очень любил ловить рыбу в то время. Сейчас уже нет. Мне очень жаль убивать этих беззащитных созданий. Они не сделали мне ничего плохого, а я только ради спортивного интереса уничтожаю их десятками (а если повезет, то за лето можно поймать и несколько сотен рыб). Конечно, я оправдывал себя тем, что я не ловлю сетью и не использую динамит, поэтому в какой-то степени у рыбы есть довольно большие шансы не попасться на мой крючок. Но с другой стороны, если разобраться и сложить всех рыбаков, осаждающих озеро за все лето, то окажется, что шансов не попасться у рыб намного меньше, чем кажется вначале. Тогда я не думал об этом. Тогда был только спортивный интерес, тогда это была игра.
Время, которое занимало наше плавание до места ловли, занимало тридцать-сорок минут. Сейчас я бы с удовольствием помедитировал в такой обстановке. Но тогда… На самом деле то, как мы проводили эти первые полчаса, и были своего рода медитацией, только я этого не осознавал.
Все движение проходило в молчании, мы были сосредоточены на созерцании – созерцании восхода, воды, берегов, байдарки, весел. Даже капли, падающие с весел, были хорошим материалом для созерцания. Эти времена дали многое, научили умению сосредотачиваться, спокойствию и своеобразному, «барабанно-спокойному» отношению ко всему окружающему. Это не значит, что мне было на все наплевать – мой мозг фиксировал все, что происходит, замечал каждую изменившуюся деталь, мгновенно реагировал на любое, даже малейшее движение. Но если полученная информация не грозила опасностью или не представляла самостоятельного интереса, то она фиксировалась и больше не занимала сознание, которое было занято другими, на тот момент более важными мыслями.
Забившись в густые кусты в одном давно уже присмотренном месте Кусковского парка, я медленно и степенно переоделся. Спешить мне было некуда. Метро скоро откроется, но не стоит идти к самому открытию, это будет выглядеть слишком подозрительно.
Хорошенько подумав, я все же решил рискнуть, снова воспользовавшись Кусковским прудом. Один раз этот вариант уже закончился неудачей, но сейчас есть возможность снова его проверить, теперь уже путь от преступления до места моего переодевания был довольно длинным. Сумеют ли теперь сыщики отыскать брошенные в пруд вещи?
Это было опасное занятие, своеобразная игра со следователями. Я уже много фильмов смотрел, снятых про маньяков, и понимал, что именно на этой игре они и попадались. Нельзя было зарываться, но и остановиться не хватало сил. Оправдывал я себя тем, что таким образом я сумею узнать на будущее, как далеко от места преступления можно меня отследить, если я не буду использовать специальные средства передвижения или любые другие хитрости.
Мне пришлось довольно долго таскаться по парку, чтобы набрать нужное количество камней и тяжелых предметов. Всяких железяк и бутылок попадалось довольно много, но не все мне подходили: то слишком длинные и большие, то слишком острые и корявые.
Наконец-то рюкзак готов, и он летит в пруд как раз напротив небольшого островка, до которого, как я раньше наблюдал, частенько добираются разные любители поплавать или побродить по воде. Рюкзак плюхнулся и быстро погрузился, не оставив на поверхности и следа. Вокруг никого не было видно.
Честно говоря, это был очень опасный этап. Случайный свидетель мог сильно испортить дело. Но теперь вроде бы все позади – что сделано, то сделано. Я быстро нырнул за деревья. Теперь моя предполагаемая легенда об утреннем бегуне могла сработать. Легкой трусцой я направился в сторону Новогиреева. Домой вот так напрямую возвращаться было нельзя. Чем больше путаницы в следах, тем лучше.
День обещал быть хорошим. Настроение у меня заметно улучшилось, и я перешел с бега на шаг, теперь хотелось просто прогуляться. Дороги заметно оживились, к городскому транспорту присоединились легковые машины спешащих на работу людей. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Улицы тоже наполнялись народом. Люди начинали свой день.
Хмурые, невыспавшиеся физиономии попадались намного чаще, поэтому я старался не выделяться и подавлял в себе все радостные эмоции. Меня не должны запомнить, я человек-невидимка. Точнее, я слишком незаметный человек, чтобы на мне останавливался взгляд, а если взгляд скользнул и ушел прочь, то можно не сомневаться – этот человек меня никогда не вспомнит, а уж о том, чтобы он описал меня, можно было и не просить.
В метро я вошел после семи.
Солнце уже поднялось. Ярко и весело вливался его свет в наш город. Город оживал, его энергия нарастала. Теперь люди, попадавшиеся на пути, не выглядели хмурыми, невыспавшимися типами – теперь мне попадались энергичные целеустремленные личности. Прошло короткое, но емкое время сна, и послесонное состояние уже покинуло обитателей этой части света, город ожил.
Изменения в поведении людей, которые я наблюдал, произошли поразительно быстро. Раньше я не попадал на такое время, вероятно, поэтому никогда не задумывался об этом. Теперь мне казалось, что я могу видеть недоступное.
Люди, спешащие по своим делам, не замечают всего того, что происходит вокруг. Никто не хочет остановиться и оглянуться, увидеть все происходящее не бегущим взглядом, скользящим направо и налево, а осмысленным, созерцательным взором, дающим представление о причинах и следствиях, об устройстве этого мира, его законах и возможностях.
Сейчас я чувствовал себя намного выше всех этих торопящихся жалких людишек, которые не видят дальше собственного носа, поглощенные своими тупыми и бесполезными делами, о которых никто никогда не узнает, а если и узнает, то вскоре забудет как о чем-то ненужном, обременяющем мозги, и так неспособные запомнить ничего конкретного.
Я шагал, как человек среди муравьев, мелких букашек, копошащихся где-то там внизу – им недоступно высшее понимание, им доступны только животноинстинктивные желания. Чем все эти существа, окружающие меня – так называемые «люди» – лучше насекомых, которые хотя бы стараются на процветание всего своего сообщества, в то время как людишки заботятся только о себе, и ни в коей мере о судьбе человечества? Разницы я не видел, точнее сравнение опять было не в пользу людей. Мы должны стать по-настоящему великой цивилизацией или погибнуть. Третьего не дано.
