— Это невозможно, — шептал он, — я не заслужил…
— Но это возможно, и ты неправ, — настаивала я. Слезы навернулись мне на глаза, и неистовым поцелуем я заставила его замолчать. Каждая клеточка моего тела, казалось, готова была взорваться. Исчезло все — «Деназен», мой папашка. Остались только я и Кейл.
Он начал двигаться, и чувство, воспламенившись, в мгновение разгорелось так жарко, что, казалось, сейчас оно задушит меня. Я сжимала плечи Кейла, изгибаясь всем телом в безуспешной попытке прижаться к нему еще плотнее.
— О боже! — протяжно застонал он, и в этом хриплом стоне слышны были и боль, и восторг, и ужас, и счастье. — Ты просто создана для меня!
На краткое мгновение время остановилось, а потом вновь ринулось вперед. Мир взорвался. И воцарился покой.
Весь следующий день мы не выходили из комнаты. Кейл тащился от телека, особенно от рекламы. В «Деназене» он смотрел кое-что, но совсем немного. Ему трудно было поверить, что существует такое количество разных продуктов с совершенно одинаковыми свойствами. Например семь разных видов содовой. Три вида чистящего средства для ванной. Он никак не мог понять, зачем людям иметь много продуктов одного вида.
Перед завтраком, обедом и ужином возле нашей двери таинственным образом появлялся столик на колесиках, доверху нагруженный едой. Каждый раз Кейл находил на нем что-то незнакомое, и это его безмерно восхищало. За ужином его фаворитом стало арбузное желе.
А еще у него была я. Мной он никак не мог насытиться, потому что я не могла насытиться им.
После ужина мы, тесно прижавшись друг к другу, лежали на его кровати. Кейл играл прядью моих волос, накручивая ее на пальцы и вновь распуская, в то время как его другая рука легко скользила по моей руке вверх и вниз.
— Такого ведь у тебя никогда не было, правда? — спросил он. — Это что-то особенное, верно?
Повернувшись, я внимательно посмотрела на него:
— Верно, особенное…
Телек, отличная еда, неторопливые ласки и горячие поцелуи, и прикосновения, прикосновения, прикосновения… Кейл поражался тому, какая гладкая у меня кожа. Он всерьез настаивал, что все это он видит во сне, потому что в жизни не может быть так хорошо. На время и я забыла, что мы стоим на пороге событий значительных, способных изменить нашу жизнь. Событий, чреватых опасностью.
Я не слушала — хотя бы теперь — ворчливый голосок, что, не умолкая, звучал из глубин моего сознания. Этому голоску аккомпанировали тревожные колокольчики; колокольчикам вторили яркие неоновые огни. Я старалась закрыть на них глаза, заткнуть уши, но, как сказано в пословице, куда денешься от слона в маленькой гостиной?
Джинджер сказала, что поможет Кейлу научиться контролировать свою силу. Но она нас обманула. Ее обещание свести меня с Жнецом оказалось ложью. Во всяком случае, если не полной ложью, то хитростью. Из эгоистических побуждений я не напомнила Джинджер о другом обещании — помочь Кейлу. В самом отдаленном, самом темном уголке моей души жило желание оставить его таким, каким он был сейчас. В точности таким. Мне нужны были цепи. Ведь если Кейл не изменится, эти цепи навсегда прикуют его ко мне. А я заслужила немного счастья. Слишком много лягушек я перецеловала, пока нашла своего принца.
Но в конце концов разум взял свое. Я должна пойти к Джинджер, пока есть такая возможность, и попросить ее за Кейла. Он заслуживал того, чтобы ему была предоставлена свобода выбора. Если в конце концов он выберет не меня, я должна буду это пережить. Я любила его и не собиралась лишать его возможности жить собственной жизнью только потому, что хотела владеть им безраздельно. Ведь именно так поступил по отношению к Кейлу «Деназен». И мой папашка.
Утром следующего дня мы отправились на поиски костюмов, которые должны были нам понадобиться вечером: у меня на карточке еще оставались кое-какие деньги. Только один магазин маскарадных костюмов работал круглый год, но мне не хотелось у них ничего покупать. Они ломили цены сверх меры, а выбор был хуже некуда. Горничные-француженки, гориллы, ковбойские шляпы — ничего оригинального. Но мне не занимать фантазии и способностей к импровизации. На прошлый Хэллоуин у меня была убойная идея, но я свалилась тогда с жестокой простудой, а потому идея так и не была воплощена. Зато теперь настал ее час!
Подкинув Курду идею с костюмированной рейверской тусовкой, я преследовала две цели. Во-первых, нам с Кейлом легче будет остаться неузнанными и свободно двигаться в толпе: братва из «Деназена», которой Мерси сообщила место и время рейва, будет искать нас, но черта с два они нас засекут в наших костюмах! Была и вторая, менее очевидная причина. Вряд ли Мерси или папашка успеют узнать о том, что мы придумали, и подготовиться. Правда, народ в «Деназене» тертый, но уж больно мало у них времени! Так вот: мы скроемся за нашими масками и под нашими костюмами, а они будут торчать среди нас, как прыщи на голой заднице!
Ножницы, пачка бумаги, плюс деньги, что лежали у меня в кармане, — вот все, что нам было нужно. Поскольку было лето, соорудить мне костюм было делом плевым. Я быстро смоталась в торговый центр, пробежалась по магазинчикам и — готово! С Кейлом было сложнее. Когда он увидел, чего я накупила, он занервничал — тем, чем мы располагали, трудно было прикрыть его кожу. Но для него я приготовила нечто другое. Почти все, что ему было нужно: черные джинсы и рубашку, черные очки и ботинки. Проблемой была только косуха.
— Слушай, я хочу… — начал было Кейл, когда мы неслись через весь город, чтобы успеть в магазин за курткой.
— Если не на бегу, то я готова, — отозвалась я, не дав ему договорить.
Кейл, остановившись, удивленно вскинул брови.
— Шутка, — рассмеялась я. — Давай, что там у тебя?
Мы вновь помчались, и Кейл продолжил:
— Я хочу тебя спросить: а что будет потом?
— Потом?
— После этой вечеринки. Что будет?
— Что ты имеешь в виду?
— Что будет со мной?
— С тобой? Да ничего не будет. Ты свободен. Куда хочешь, поедешь, и будешь делать то, что захочешь.
— Поеду?
— Ну, конечно! Хочешь в путешествие?
Его глаза вспыхнули.
— Перед тобой — целый мир, Кейл! Вещи, которые ты даже представить себе не можешь. Чудесные места, интересные люди…
И хорошенькие девушки, черт бы их побрал!
Он улыбнулся:
— Я хочу увидеть места, про которые читал. Хочу плавать на корабле, хочу почувствовать, как морской песок щекочет мои ступни.
Лицо его расплылось в улыбке:
— Хочу спать под звездами и купаться в океане.
— Отличная цель, — тихо сказала я.
Он кивнул:
— Да, у меня теперь есть цель. Как это здорово! А у тебя? Какая цель у тебя?
Я засмеялась:
— У меня? До недавнего времени у меня была всего одна цель — достать папашку. Ничтожная цель. А если ее отбросить… Сейчас вот больше всего на свете я хочу освободить маму. Увидеть ее, прижаться к ней… Но это сейчас. А на будущее — у меня нет никаких целей…
— Но разве это сложно — поставить себе дель? Даже много целей. Когда все закончится, мы отправимся путешествовать, и ты определишься.
Его улыбка могла бы осветить самые темные уголки земли. Тем более горькими были мои ответные слова:
— Кейл, я не уверена, что смогу уехать, когда здесь все закончится. Когда-нибудь — да, но не скоро. Ты мог бы поехать и без меня.
Кейл остановился, схватив меня за руку:
— Без тебя все лишено смысла. Все эти места, куда я хочу отправиться, без тебя их нет. Если уж говорить о целях, то самая большая моя цель — это ты. Или я что-то не то говорю?
— Да нет, — отвечала я нерешительно. — Но ты не можешь пожертвовать своей жизнью ради меня! Я не знаю, что будет с мамой. У нас с ней украли семнадцать лет. Я хочу узнать ее, а как это может получиться, если, когда мы освободим ее, я сразу уеду?
Несколько мгновений пролетело в тишине, а мы тем временем дошли до магазина одежды. К счастью, он еще был открыт.
— Но мы же будем вместе? — не унимался Кейл. — Даже если останемся здесь?
— Конечно. Я буду с тобой, пока ты хочешь этого, Кейл. А когда это станет возможным, отправлюсь за тобой хоть на край света. Но сначала займемся делом.
— Я буду ждать, пока все это принадлежит нам — тебе и мне.
И он поднял вверх наши сплетенные руки.
Надеюсь, что так и будет.
Мы ворвались в магазин в буквально за минуту до закрытия. Продавец тщательно скрывал, до какой степени счастлив нас видеть, — до того самого мгновения, пока я не выложила на прилавок триста сорок долларов за шикарную черную байкерскую куртку; плюс двадцатка за то, что мы задержали его сверхурочно.
