Они предполагали, что Ксюша родит, посидит с малышом годик-другой, а потом они наймут хорошую няньку, и молодая мать сможет вернуться в театр. Однако судьба распорядилась иначе: их Матвей родился инвалидом. В первые месяцы они еще на что-то надеялись, носились по врачам, цеплялись за любую возможность лечения. Но в итоге им пришлось признать: это не лечится, это навсегда. Жизнь семьи теперь будет строиться вокруг болезни ребенка.
О том, чтобы уйти, Марат не думал. Его родители обвиняли во всем Ксению: мол, это ее гены сказались, в их семье таких не было! Он никого не слушал. Он чувствовал и свою ответственность, оба супруга потом обследовались, но причину того, что произошло с Матвеем, так и не нашли. Врачи разводили руками и перекрывали все не слишком научным, однако неоспоримым аргументом:
– Такое иногда случается.
Они теперь жили по-другому. Ксения признала, что в театр больше не вернется, и приняла это с удивительным смирением. Материнские заботы накрыли ее с головой, времени на тоску по утерянным мечтам не оставалось.
Но не задержался в театре и Марат. Семье нужны были деньги, больше, чем раньше. Матвею требовались постоянное лечение и частая реабилитация. Кино приносило куда больше, чем театр, и Марат соглашался на любые роли, даже те, которые находил омерзительными. Ксюша лично просматривала его предложения и, если он хотел отказаться, молча подносила к нему рыдающего ребенка.
Театр неожиданно превратился в несбыточную мечту.
– Это мало кто поймет, – вздохнул Марат. – Людям со стороны кажется: тут роли и там роли. В кино просто платят больше. Все побеждают! Но театр – это не съемка, это другое… Лучшее. Тут словами не объяснишь… Ты видишь зрителей, чувствуешь их, ты как будто насыщаешься их энергией… Это тоже эйфория. К тому же есть роли, которые я мог сыграть только в театре, которые мне хотелось сыграть… Ксюха понимала это, она и сама была актрисой. Но она не собиралась давать мне поблажку, потому что ребенок ведь превыше всего. Она твердила мне, что Матвею не хватает, нужно больше… Из театра я тогда ушел, снова устроился уже после развода. Но перерыв получился больше десяти лет…
Зато карьера Марата в кино стремительно летела вверх. Его приглашали в фильмы и сериалы, его имя постепенно становилось одной из основ хороших сборов, и это увеличивало его гонорары. Проблемы с деньгами в семье наконец прекратились.
Вот тогда Ксения и захотела второго ребенка.
– Она говорила, что за Матвеем ухаживать уже легче, что ей одиноко целыми днями наедине с ним, что больше детей – лучше… Ну и про то, что в доме нужен здоровый ребенок, тоже говорила.
Марат сомневался долго. Он любил Матвея, наловчился возиться с ним, радовался его улыбкам. И все же в глубине души засел страх: вдруг ситуация повторится? Причину не нашли. Что они станут делать, если снова родится больной ребенок? Выдержит ли Марат страдания двух детей?
Ксения настаивала, и он согласился. Марата не покидало чувство вины за то, что она отдает семье куда больше, чем он: и карьеру, и молодость, и общение с подругами. В конце концов, если она уверена, что все сложится хорошо, кто он такой, чтобы ей отказывать?
Но, увы, подтвердились именно его страхи. Младшая девочка родилась с еще большим букетом диагнозов, чем ее брат.
Вот тогда Марат впервые сорвался, ушел в запой. Ксения злилась на него и обвиняла во всем на свете – в болезни дочери, в том, что он трусливо прячется от проблем, бухает, когда ей так нужна помощь. И Марат понимал, что как минимум в части своих обвинений она права, но ничего не мог с собой поделать. Боль, страх и стыд были настолько сильны, что он не выдерживал, спасался от них как мог; ему казалось, что иначе они просто его раздавят. Стыд был не за ребенка – за себя. Марата не покидало чувство, что он не предусмотрел все риски, что-то сделал не так, и отвечать за это станет маленькая девочка.
И снова медики разводили руками. Они признавали, что болезни у детей генетические, явно наследственные, но откуда они вдруг взялись – никто точно сказать не мог. Марат тогда укрепился лишь в одном решении: больше у него детей не будет. Никогда. Он даже подумывал в то время об операции, но быстро отказался от этой идеи, не хотелось издеваться над собой. Он просто стал внимателен ко всем доступным способам предохранения.
Жизнь, пошатнувшаяся от нового удара, вернулась в привычную колею. Он работал как проклятый, почти без выходных. Или съемки, или репетиции, или курсы, позволяющие подготовиться к роли – плавание, фехтование, верховая езда. Все, что требовало максимального сосредоточения и отвлекало от настоящего и будущего.
Это не значит, что он совсем отстранился от детей. Он поладил с ними, он умел за ними ухаживать, он их любил. Он подумывал о том, чтобы спрятать их от мира, но Ксения сказала, что это лишнее. Разве он прятал бы здоровых детей? Он что, стесняется их? Нет? Тогда они заслуживают любви его поклонников!
Марат не стал спорить, решил, что Ксении тоже хочется оказаться в центре внимания. Он согласился на интервью и фотосессии, он впустил журналистов в свой дом. И сосредоточился на мыслях о том, что хоть чем-то помогает родителям, которые тоже растят таких детей, а позже присоединился и к специальному фонду, поддерживающему их.
Марат делал все, чего требовала Ксения, но этого почему-то оказалось недостаточно. Она словно надеялась придумать для него нереальное требование, не могла и злилась все больше. Года через два после рождения дочери она перестала улыбаться мужу и делать вид, что все еще обожает его, а уход за детьми ей в радость. Ксения не просто прекратила следить за собой, она делала это демонстративно и порой смотрела на Марата долго, с вызовом, ждала скандала…
А скандала не было. Он полыхал внутри, в душе Марата, как лесной пожар. Но каждый раз, когда возникало желание наорать на жену или даже отвесить ей пощечину, Марат напоминал себе, что Ксюша не виновата. Не во всем так точно. Это у него яркая насыщенная жизнь за пределами квартиры, это его любят миллионы, он путешествует по миру. Ксения же вынуждена оставаться здесь и путешествовать только с детьми. Она не может не думать о том, что у нее могло быть то же, что и у мужа, если бы когда-то давно из всех мужчин она не выбрала Марата. Он держался за эту мысль, и она гасила гнев.
Несколько раз Марат предлагал жене нанять для детей сиделок, но Ксения никому не доверяла. Он предлагал ей оплатить спа-процедуры и салоны красоты, а она начинала плакать, обвиняя его в том, что муж ее ненавидит. Он перестал предлагать.
Но даже в своем вымученном смирении Марат мог оставаться лишь до определенного предела. Он давно уже не хотел собственную жену. Он и как жену-то ее не воспринимал, и не только из-за внешности – хотя от мыслей о фарфоровом ангеле, расплывшемся, как восковая свеча, избавиться не мог.
Ксения стала для него сестрой по несчастью, боевой подругой, он уважал ее жертву. Однако в ней не осталось ничего, что он мог бы желать как мужчина – а желания никуда не исчезали.
Он начал изменять ей. Не показательно: Марат до последнего надеялся все скрыть, но он стал слишком популярным для личной жизни. О его похождениях писали газеты. Ксения злилась все больше, она порой срывалась, бросалась на мужа с кулаками. Он никогда не бил ее в ответ, просто сдерживал или запирал в комнате, пока не угомонится. Это было нетрудно – при очевидном преимуществе в физической силе.
Уверенность в том, что так жить нельзя, нарастала. Их квартира превратилась в минное поле, Марат уже не знал, чем расстроит жену. Он стыдился измен – но не мог не изменять, иначе и сам срывался на окружающих обозленным псом. Он снова начал выпивать, не запойно, но регулярно, и это его напрягало.
Последней каплей стал день, когда Ксения, снова обозлившаяся на что-то, сначала швырнула в него стаканом, а потом, промазав, попыталась порезать осколками. Преуспела: на лице осталась уродливая кровавая полоса. К счастью, неглубокая, и обошлось без шрама, но роль Марат тогда потерял.
