Жители деревни не знали, кто он: католик ли, православный, мусульманин или еврей. Губы у него были разбиты в кровь, и он не мог произнести ни одного членораздельного слова. Но было ясно, что этот человек святой, потому что он не переставая шептал молитвы.
Выздоровев, старец понял, что деревенские жители не знают, какой он веры. Что ему было делать? Сторонников какой религии предпочесть? Все они одинаково ревностно ухаживали за ним.
В России все святые праведники обладали особым даром. Одни видели в темноте. Другие, подобно Распутину, умели исцелять недуги. Третьи могли одновременно находиться в двух разных местах. Четвертые перемещали предметы на расстоянии.
Этот старец был явно из их числа.
Так какой же группе ему следовало отдать предпочтение? Каждая стремилась завоевать его расположение, чтобы на них снизошла его благодать. Все понимали, что спасши святого от смерти, они заслужат особой благодати.
И тогда старец притворился немым, чтобы никто не догадался по его говору, к какому вероисповеданию он принадлежит. И он написал на бумаге пророческие слова:
«Каждый из вас по-своему прекрасен. Все вы заботились обо мне как о родном. Да обернется моя беда для вас благом! С этого дня и впредь всякий, кто взглянет на вас, увидит того, кто любезен его сердцу. Всякий, кто придет сюда, станет, подобно мне, одного с вами рода и племени».
Женщины слово в слово повторили это святое благословение.
– Вот так благословил наших предков святой человек, и с той поры беды обходили нас стороной, пока мой сын, желая всех поразить, не отправился в этот сибирский городок.
– Неужели никто не догадался проверить, нет ли на родине Василия людей, обладающих таким же даром?
– Помнится, сюда приезжал один человек, но мать Василия быстренько отправила его восвояси, – улыбнулась одна из женщин.
– Может быть, кто-то из вас согласится поехать с нами и приструнить Василия? – спросила Анна. – Нас он не станет слушать. Возражать ему – все равно, что возражать собственной матери. Даже хуже. С собственной матерью мне всегда удавалось договориться.
Женщины покачали головами:
– Василий никогда никого не слушал.
Мать Рабиновича печально кивнула.
– Он был трудным ребенком, – сказала она. – Уж не знаю, за что мне выпало такое наказание. Я не раз спрашивала себя: в чем моя вина? И знаете, к какому выводу я пришла? Ни в чем. Так что занимайтесь им сами.
– А если он развяжет войну? – вступил в разговор Римо.
– Если его разозлить, он на все способен. Начать войну – вполне в его духе.
– Речь идет не просто о войне, а о мировой катастрофе! – воскликнул Римо.
– Это его не остановит, – сказала мать Рабиновича.
– Такой уж у Василия характер, – подтвердили остальные женщины.
– И все же дайте нам какой-нибудь совет, – не сдавалась Анна. – Как его обезоружить?
– Вы ничего не сможете с ним сделать. Дело вовсе не в нем, касатка, а в том, что происходит у вас в голове. Понимаете?
– Слабое утешение, – вздохнул Римо.
– В том-то и беда, что человек становится не властен над своим рассудком, – подытожила Анна.
По тропинке к дому бежал пожилой человек с зелеными погонами офицера КГБ. Вскочив на крыльцо, он принялся барабанить в дверь.
– Мама, открывай скорее! – закричал он.
– Открыть? – спросила одна из женщин помоложе, обратившись к матери Рабиновича.
– Да, – ответила та.
– Мама, наш город окружен! – запыхавшись, сообщил офицер КГБ открывшей дверь женщине, которая была на добрых десять лет младше него. – Органам стало известно, что одна видная партийная деятельница по имени Анна Чутесова нелегально проникла в Россию. У нее немало недоброжелателей. С ней должен быть мужчина. Кто эти люди, мама?
– Твои брат и сестра. Помоги им.
– Бежим, сестренка, у нас мало времени! – затараторил офицер КГБ.
Пребывание Анны и Римо в Дульске внезапно подошло к концу.
– Знаешь, – сказал Римо Анне, – за русских я не беспокоюсь. Меня беспокоит, что мы будем делать, когда вернемся в Америку. Я все еще не могу отделаться от чувства, что Чиун где-то здесь.
– И я тоже. Мне повсюду чудится моя мама.
– Ну что ты копаешься, сестренка? Я проведу тебя через оцепление, но для этого нужно поторопиться!
Римо и Анна поблагодарили гостеприимных женщин. Им понравилась спокойная, мирная атмосфера этого городка. Обладая сверхъестественными способностями, жители Дульска могли позволить себе роскошь быть приветливыми друг с другом. Анна по-прежнему пыталась дать этому феномену научное объяснение.
– Совершенно ясно, что речь идет об особом свойстве, которое дульцы унаследовали вместе с генами от своих предков. Но чтобы объяснить себе этот феномен, они выдумали сказку про святого старца. С этого, между прочим, начинается любая религия.
– Вы, коммунисты, всегда норовите дать чуду рационалистическое объяснение.
– А какое объяснение устраивает тебя?
– Никакое.
Римо с Анной намекнули своему благодетелю, что не стоит выдавать их за своих брата и сестру, поскольку в это все равно никто не поверит.
– Брось, сестренка, – отмахнулся тот. – Ты крутила шуры-муры с доброй половиной из этих ребят. Они вас пропустят.
– Тогда идите вперед и попытайтесь им это втолковать, – сказал Римо.
Когда офицер ушел, Римо успокоил Анну, объяснив, что не успеет она и глазом моргнуть, как путь будет свободен.
– Тебе придется лишь чуточку подождать. Сейчас я все улажу.
– Что ты собираешься делать?
– Я покажу тебе чудо в духе Синанджу.
– Я думала, что Синанджу не чудо, а мастерство, шлифовавшееся на протяжении тысячелетий.
– Как сказать. Однажды я попробовал сразиться с призраком, и моя рука попала прямо в центр смеющейся Вселенной, – сказал Римо. – Разве это не чудо?
– Ты нарочно дразнишь меня.
Римо улыбнулся и, откинувшись на сиденье машины, приник к губам Анны в долгом нежном поцелуе.
– И опять ты дразнишь меня, – шепнула Анна.
Римо ничего не ответил, но почувствовал, как в нем вспыхивает желание.
На посту охраны, естественно, не поверили, что Римо – брат офицера КГБ, хотя последний и клялся в этом. Судя по описаниям, Римо был тем самым мужчиной, вместе с которым нелегально проникла в страну Анна Чутесова.
Римо приказали поднять руки вверх и в сопровождении конвоя вернуться к машине. В соответствии с приказом он и товарищ Чутесова должны быть доставлены в Москву.
Римо поднял руки, умудрившись при этом схватить за горло двоих конвоиров. Одно стремительное движение – и их позвоночники хрустнули. Третьего конвоира Римо легонько ударил в грудину, превратив его сердечную мышцу в гуляш. Офицер КГБ сказал своему «брату», что теперь им обоим крышка. Римо попытался его успокоить.
– Хоть ты и мой брат, я обязан тебя задержать, – заявил тот, потянувшись за пистолетом, но тут же замотал головой: – Нет, не могу! Я не могу этого сделать. Честное слово, не могу. И это при том, что я всю жизнь тебя ненавидел и мечтал сгноить в тюрьме.
Римо помахал Анне, давая понять, что путь свободен.
– Это было потрясающе! – воскликнула она. – Непостижимо, как тебе это удалось?
– Чему ты радуешься? Мне предстоит встреча с моим учителем. С ним мне не совладать.
Она чувствовала на себе его взгляд. Он парализовал ее волю, и она была готова упасть к его ногам. Тысячи, миллионы мужчин, увидев ее на экране, сходили с ума от любви к ней. Каждую неделю она получала сотни восторженных писем от поклонников и поклонниц, но ни одно из них не тронуло ее сердца.
И вот только что, приехав на этот званый вечер в самом фешенебельном районе Нью-Йорка, она встретила мужчину своей мечты. Он был невысокого роста, с печальными карими глазами и говорил с невероятным акцентом, от которого захватывало дух так же, как и от исходящего от него запаха лука. Все говорили о нем как о самом могущественном человеке в Америке, хотя и не могли толком объяснить причины его могущества. Зато он знал абсолютно все и обо всех. Актрисе Берелл Ник посоветовали держаться от него подальше.
Берелл обладала романтической внешностью и всегда играла романтические роли. Режиссеры не жалели экранного времени на молчаливые сцены, когда камера подолгу задерживалась на ее лучистых глазах, чувственных сочных губах и развевающихся на ветру очаровательных белокурых локонах.
Но при этом Берелл Ник была расчетлива, как калькулятор. С пяти лет привыкшая появляться перед публикой, она испытывала оргазм только тогда, когда рисовала в своем воображении, как ее насилует золотой Оскар под восторженные вопли кинокритиков, прославляющих ее актерское мастерство. Мужчины никогда не привлекали ее. Равно как и женщины. Даже к своим поклонникам она была равнодушна. Она предпочитала, чтобы ею громко восхищались, но издалека.
Единственным, что согревало ее душу, была слава. Встретив на званом вечере человека с печальными карими глазами, она с легкостью простила ему и нелепые манеры, и луковый запах, и чересчур громкий смех, потому что он принадлежал к числу влиятельных людей. Она решила уделить ему целых пятнадцать секунд своего благосклонного внимания, чтобы затем переключить его на других не менее влиятельных особ. Ни на одной вечеринке она не встречала столько знаменитостей. Это было что-то особенное. Не просто званый вечер, которые даются раз в год и даже в десятилетие, а настоящий Вечер с большой буквы.
