— Я боялся, что если буду искать тебя в лесу, то начну ходить кругами и так никогда тебя и не найду, — объяснил он. — Нападавший забрал ноты?
— Он получил лишь комок промокшей насквозь бумаги, но не мелодию.
— Значит, мелодия у тебя?
— В партитуре сохранилось лишь несколько нотных знаков, и то разрозненных. Но даже их смыл дождь.
— Но ты ведь успела их увидеть, так? Ты видела ноты?
— Видеть было практически нечего. И все произошло слишком быстро. Я даже на них не смотрела. Но, может быть, в часовне остались еще какие-нибудь обрывки бумаги. Вот почему я должна вернуться назад. Посмотреть, не осталось ли там что-либо. Если эти ноты попадут в руки полиции, мы, возможно, больше их никогда не увидим. Я буду искать все, что можно будет отнести моему отцу и подвергнуть анализу. Существует технология съемки в инфракрасных лучах, позволяющая определить следы смытых чернил.
Дойдя до часовни, полицейские тотчас же оцепили ее.
Не может быть, чтобы старая часовня с облупившимися изваяниями оказалась тупиком. Не может быть, что мелодия пропала навсегда. Однако Меер не могла даже войти внутрь, чтобы посмотреть, не осталось ли там что-нибудь.
Как ей поступить? Ее отец всю свою жизнь охотился за пропавшими экземплярами Торы. Что бы он сделал на ее месте? Как-то раз отец сказал, что всегда наступал момент, когда след, казалось, становился холодным как лед, и он, чувствуя себя полностью потерянным, обращался к вере. И тогда, когда ему хотелось ругаться, он заставлял себя прочитать молитву, вспомнить, что во всем есть свой смысл, и эта молитва всегда помогала ему обрести силы, чтобы идти дальше.
Меер еще никогда не молилась, но об этом никто не знал. Как не знал никто и о том, что она еврейка и, следовательно, если и будет молиться, то не станет для этого опускаться на колени. Но сейчас, не спрашивая у полицейских разрешения, девушка подошла к распятию, встала перед ним на колени и склонила голову.
— Мисс Логан… — тихо промолвил один из полицейских.
Со своего места Меер могла искать взглядом клочки бумаги, не привлекая к себе внимания.
— Мисс Логан… — повторил полицейский, но она не поднимала голову, надеясь, что он даст ей несколько мгновений общения с богом.
Камни больно впились Меер в колени, и без того болевшие после падения, но она оставалась неподвижной, внимательно осматриваясь по сторонам, не думая о том, как поступить, если ей удастся что-то обнаружить, как незаметно подобрать находку. Однако это не имело значения. На земле не осталось ничего. Ни одного клочка. Судя по всему, бумага полностью разложилась под дождем, а вместе с ней и последняя надежда найти неуловимую музыку, терзавшую Меер большую часть ее жизни.
Вторник, 29 апреля, 19.50
Во время сеанса вопросов и ответов с вежливым следователем в полицейском участке Бадена ни Меер, ни Себастьян ни словом не обмолвились об истлевших нотах. Отто на ходу придумал, будто они отправились в лес по маршруту, связанному с памятью Бетховена, и вдруг на них напал неизвестный. Когда подошло время, Себастьян заглянул в бумажник и сказал, что грабитель похитил сто пятьдесят евро, а также снял у него с пальца правой руки золотой перстень с печаткой.
Примерно через час следователь принес глубокие извинения за то, что произошло с ними в его городе, и отпустил их. Он сказал, что даст знать, если будет обнаружено что-либо из похищенного.
Когда они оказались в машине, Себастьян запер двери и посидел какое-то время, словно собираясь с силами, чтобы включить зажигание. Он заговорил лишь после того, как они выехали из города, и его тихий голос был наполнен угрызениями совести.
— Я чувствую себя в ответе за то, что сейчас произошло. Даже не знаю, что еще сказать, кроме того, что мне ужасно стыдно. После всего того, что уже случилось, как я мог быть таким самоуверенным? Тебе угрожает страшная опасность, Меер. Ты должна быть очень осторожна. Нам всем нужно быть предельно осторожными.
— Я не отнеслась к этому достаточно серьезно, но еще когда мы находились в городе, перед тем как зайти в лес, у меня возникло ощущение, что за нами следят.
— Да, за нами следили, и, несомненно, нас вели от самой Вены. — Себастьян потер висок.
— Что с тобой?
— Кажется, падая, я ударился головой, — он небрежно махнул рукой. — Сейчас главное то, что Бетховен спрятал ноты, а ты их нашла. Не наткнулась на них случайно — ты точно знала, где они находятся. Вероятно, тебе известно, и где спрятана флейта.
Меер покачала головой.
— Нет.
— Пусть ты не можешь это сказать — где-то в подсознании у тебя все осталось.
Меер не хотелось, чтобы это соответствовало действительности: было очень трудно признать то, что она не может вспомнить нечто такое, что никогда не знала и не могла забыть. Эта проклятая головоломка отложила отпечаток на всю ее жизнь.
— Ну же, согласись, флейта может быть где угодно.
— Не совсем так. Если оглянуться назад, становится понятно, что ключ к разгадке был в письме. «Я вручил музыку нашему повелителю и спасителю. Тому, кто освятил и благословил нашу любовь». Теперь это очевидно. Несомненно, уединенная часовня в лесу была одним из мест свиданий Бетховена с Антонией. Композитор спрятал ключ в Склепе сердец и также оставил указание на это в своем письме. Следовательно, в письме должно быть указание и на то, где спрятана флейта.
У Себастьяна зазвонил сотовый телефон. Меер не поняла из разговора ни слова, но по тону Себастьяна поняла, что он услышал какую-то неприятную новость.
— Мой сын заболел, — сказал Отто, окончив разговор. Он с такой силой стиснул рулевое колесо, что побелели костяшки пальцев, лишившись притока крови. — Воспаление легких. Это опасно для любого человека, но для Николаса особенно, потому что он никак не реагирует на окружающий мир. Давай я сейчас подброшу тебя до…
— А разве клиника не по дороге назад в Вену? Я поеду с тобой, а оттуда возьму такси.
Они мчались со скоростью свыше ста миль в час, и Меер уговаривала себя, что в этом нет ничего страшного, — но тут снова начался дождь. Сначала это были лишь первые редкие капли, упавшие на ветровое стекло, с которыми разобрались щетки очистителя, но затем полило как из ведра.
Так что на какое-то мгновение дорога впереди была хорошо видна, а потом все затянула водная пелена. Быстрое движение щеток. Чисто. Пелена. Быстрое движение. Чисто. Пелена.
Других машин на дороге не было, освещение отсутствовало, и фары машины Себастьяна позволяли видеть всего на несколько ярдов впереди. Один резкий поворот. Другой, еще более крутой. Меер не решалась попросить Себастьяна ехать помедленнее; он спешил к своему ребенку.
Вторник, 29 апреля, 20.50
Меер и без знания немецкого поняла, что охранник не разрешает Себастьяну пройти на этаж и увидеться с сыном. В последовавшем споре Отто не повышал голос громче гневного шепота. Он не хотел беспокоить тех, кто находился поблизости, или же, приближаясь к бешеной ярости, все больше и больше погружался в молчание? Охранник также сохранял выдержку и говорил сдержанным тоном. Несколько раз он упомянул про «доктора Кутхер», и Меер заключила, что Себастьяна не пускают к сыну по распоряжению его бывшей жены. Наконец Себастьян сделал вид, будто разворачивается, смирившись с тем, что он не сможет увидеть сына, но затем внезапно метнулся вперед, резко распахнул дверь в палату и скрылся внутри.
Охранник бросился следом за ним.
Сквозь стеклянную перегородку Меер увидела, как Себастьян подбежал к кровати, на которой лежал его сын, и опустился перед ней на корточки. Через мгновение в палате появился охранник и на удивление вежливо положил Себастьяну руку на плечо. Тот попытался ее стряхнуть, но охранник второй рукой развернул его лицом к себе. Себастьян вышел в коридор, опустив плечи.
— Ну, как он? — спросила Меер, когда они направились к лифту.
— Физически? По-прежнему замкнут в себе, что в данном случае нужно считать положительным знаком. Слава богу. Но, как ты уже поняла, мне теперь запрещено видеться с ним. Я как раз готовил судебное предписание — кажется, это так называется? — чтобы Ребекка больше не имела возможности запрещать мне показывать Николаса тем специалистам, каким я захочу, но, похоже, она меня опередила. Теперь уже мне необходимо ее разрешение увидеться с Николасом. Мне. Его родному отцу.
— Разве не она сообщила тебе о болезни сына? И разве она не понимала, что ты обязательно захочешь с ним увидеться?
— Нет, мне позвонила медсестра. Я не знаю, о чем думает Ребекка. Охранник сказал, что она оставила распоряжение не пропускать меня к Николасу в ее отсутствие.
— Быть может, если ты ей позвонишь, она изменит свое решение.
На мгновение глаза Себастьяна зажглись надеждой, и он, попросив Меер подождать, вернулся в комнату дежурных медсестер.
