Один из тех, кто окружил беглецов, сделал шаг вперед. Этот тощий человек казался слишком маленького роста для ружья, которое он держал в руках. Лицо его было строго и сосредоточенно. Когда он повернулся, чтобы что-то сказать одному из своих подчиненных, его рукав показал красную звезду, подобную той, которую Грант уже видел у солдата в доме Сорселя. Когда человек посмотрел на них, по лицу его разлилась странная улыбка.
— Сэм Грант, — произнес он по-английски с сильным акцентом. — Вот мы встретиться.
Грант убрал револьвер в кобуру и натянуто улыбнулся в ответ:
— Привет, Панос.
— Кто это, черт возьми? — нервно спросил Джексон. — Ты его знаешь?
— Панос Россакис, мы с ним встречались во время войны. Он воевал против немцев на Крите.
Джексон указал на ружье:
— А против кого он воюет сейчас?
— Я воевать за Греция. — Россакис, кажется, даже выпрямился при этих словах и крепче сжал ружье.
— Тебе его методы не понравятся, — предупредил Грант. — Поменьше расспрашивай его.
— А они? — Партизан дернул стволом в сторону остальных. — Кто… — Он замолчал, глядя на Марину так, словно увидел привидение. — Ты? Как ты здесь оказаться?
Он явно встревожился, на его изможденном лице отразилось смущение. Грант начал беспокоиться. Россакис глянул на Джексона, потом на небо — туда, где серый цвет смешивался с голубым и черным. Бомбардировщик улетел, но вокруг по-прежнему пахло горелым.
— Зачем ты их сюда приводить?
— Бомбардировщик к нам никакого отношения не имеет. Это долгая история, а нам некогда. Мы ждем самолет, который должен забрать нас с той полосы. Если вы нас туда пропустите, мы не будем вам мешать.
Россакис отрывисто сказал что-то одному из своих помощников. Партизаны подошли ближе.
— Вы пойти с нами.
Они сдали оружие и стали спускаться с горы колонной по одному. Выбора у них не было. Их окружили люди Россакиса и повели под прицелом, заставив идти вниз по крутой лестнице из валунов и древесных корней. Выглянуло солнце, и воздух стал плотным от поднимавшихся с сырой листвы испарений. Грант решил, что все это похоже скорее на бассейн реки Конго, чем на северную Грецию.
Шагавший рядом с ним Джексон спросил:
— Откуда ты знаешь этого парня?
— Во время войны мы вместе работали на Крите. Он командовал отрядом партизан.
— Значит, он знаком с Мариной?
— Не очень близко. Он и ее брат… — Грант замялся, — не сходились во мнениях.
— Ну да, можно и так сказать, — вставил Мьюр.
Спуск показался им бесконечным, но вот склон начал выравниваться. Грант остановился, втягивая воздух ноздрями. Он опять почувствовал запах гари — но не тот липкий и маслянистый от сброшенного самолетом напалма. Сейчас дым был приправлен сладковатым ароматом сосновой смолы, а также шипящего жира жарящегося ягненка. Живот Гранта свело от голода. Он ничего не ел с утра. А теперь дело шло к вечеру.
Деревья вдруг поредели. В сотне ярдов от них солнечный свет падал на посадочную полосу — выбритый в лесу тоненький шрам. Она оказалась не на вершине гряды, а немного ниже, на естественном уступе, и росшие наверху деревья прятали ее от взглядов почти с любой стороны. В лесу вокруг полосы партизаны устроили свой лагерь: пригоршня небольших палаток, костер для приготовления пищи и несколько ящиков с боеприпасами. Две женщины в полевой форме жарили на огне ягненка. Риду, для которого поход в кино был в Оксфорде еженедельным развлечением, это все напомнило эпизод из «Приключений Робин Гуда». Он уже ожидал, что из сумеречного леса выйдет Эррол Флинн[52] в своей шляпе с пером. Но вместо этого профессор увидел нечто еще более удивительное. На краю лагеря сучья были сложены таким образом, чтобы образовать грубый каркас, открытый с боков и накрытый сверху ветками с листвой. Под крышей стояли грубо обтесанные бревенчатые скамьи, плотно занятые детьми, которые напряженно смотрели в передний угол, где седовласая учительница что-то писала на доске. Некоторые дети с любопытством смотрели на новых людей, широко раскрыв глаза под лохматыми челками и подвязанными косичками. Учительница стукнула по доске указкой, и дети послушно повернулись туда.
— Что это они делают? — спросил Джексон.
— Их отцы объявлены в розыск. Дети не могут ходить в местную школу, поэтому их приводят сюда.
Россакис обернулся:
— Тише!
Он сделал знак своим людям, и те отвели Гранта и остальных в укрытие на краю взлетной полосы. Отсюда был слышен только нестройный хор детских голосов, повторяющих за учительницей стишок.
— Когда мы встречаться последний раз, я сказать, чтобы ты больше не попадаться.
Грант шагнул к краю площадки. Его тут же толкнули назад прикладом ружья.
— О господи, Панос. Ты же знаешь, что я на твоей стороне.
— Да? Наверное, когда-то это так. А теперь я видеть, ты с фашисты.
Джексон не сдержался:
— Фашисты? Мы хорошие ребята. Может, вы не заметили, но мы четыре года помогали парням вроде вас избавиться от фашистов. Вы знаете, кто на самом деле наследники Гитлера? Не хотите спросить своих приятелей из Москвы?
— У нас тут есть человек из Москва. Он приехать сегодня утром. Полковник МГБ. Один глаз нет совсем. — Изображая повязку, Россакис прижал ладонь к правой стороне лица.
— Курчатов.
— А-а, вы его знать. И он вас знать. Он говорит: он искать американец и три англичане. Враги социализм очень опасны. — Россакис подошел к одному из ящиков с боеприпасами и взял здоровенный пистолет с широким, словно водосточная труба, стволом. Никто не осмеливался говорить. — Он предлагать мне деньги — золото — и много оружие, если я идти с ним искать вас.
— Но ты не пошел, — заметил Грант.
Россакис зарядил пистолет.
— С ним еще один человек, немец. Я знать его на Крите. Это фашист, его имя — Бельциг. Во время войны он убить много греки. Он делать их рабы, они копать ему раскопки, он их убивать. Свинья. И я сказать нет.
Грант выдохнул:
— А где Курчатов?
Россакис пожал плечами:
— Люди много в долина. Может, он найти других для его работа.
— Кажется, мы их встретили.
Россакис ничего не сказал. В тишине под пологом лесных ветвей они уловили далекое жужжание моторов самолета. Не грубое гудение бомбардировщиков, а легкое постукивание «дакоты».
— А она? — Он указал дулом пистолета на Марину. — Я не в первый раз видеть, что Папагианнопуло работать с фашисты.
— Что ты говоришь? — спросила Марина.
Россакис направил пистолет вверх и выстрелил. Сигнальная ракета с резким свистом взвилась в небо и разорвалась высоко над деревьями, выпустив клуб красного дыма. Полдесятка людей Россакиса заняли свои позиции по обеим сторонам взлетной полосы.
— То, что случилось с Алексеем, к этому никакого отношения не имеет, — заявил Грант. Вдруг оказалось, что все стволы направлены на него, словно обвиняющие персты. Еще Грант мучительно ощущал взгляд Марины.
— Что это значит? — В голосе Марины зазвучали истерические нотки. Над ними прошла тень — это «дакота», снизившись, проверяла полосу. Никто и головы не повернул. — Так что про Алексея?
Россакис прищурился:
— Грант тебе не сказать?
— Он был убит в засаде, — в отчаянии произнес Грант. Вокруг него сгустился сырой воздух. Ему стало дурно.
— Его убили англичане, — сказала Марина. — Они боялись, что, когда уйдут немцы, Сопротивление попытается установить коммунистический режим во всей Греции. Они решили, что, устранив лидеров Коммунистической партии, смогут оставить Грецию за собой. И они убили Алексея.
— Нет. Не потому, что он коммунист. И не англичане его убить. Они пытаться. Они отправить человека, но он промахнуться. — Россакис с презрением посмотрел на Гранта. — Но я идти за ним. Я идти туда, к ущелью, и я убить Алексей.
Марина пристально посмотрела на него:
— Ты же был на нашей стороне. Так почему…
— Помнишь, что случиться за три дня, как он умереть? Все ваши люди убить немцы. Выжить только три — ты, твой брат и Грант.
— Алексей отправил нас в Ретимно разведать, где у немцев склад топлива.
— Он знать. Он знать, что быть. Ты знать теперь, почему немцы найти твои люди? Алексей сказать им.
Марина вздрогнула, словно от удара в живот. Она побледнела, Грант протянул руку, чтобы поддержать девушку, но Марина ее оттолкнула.
— С чего ему было предавать нас? Он всю жизнь сражался с немцами.
Россакис пожал плечами:
— Почему люди предавать своя страна? Может, из-за женщина, а может, из-за золото? Тен ксеро — я не знаю. Но я смотреть его глаза, там, возле ущелья Импрос, и понимать, что это правда.
Может быть, он сказал что-то еще, но все остальное заглушил рев «дакоты», пролетевшей совсем низко над головами и тяжело приземлившейся на полосу. Шасси самолета едва подпрыгнули над размокшей от дождя землей. Пилот хорошо посадил его, но все же ему нужна была полная длина полосы, чтобы вовремя остановиться. Люди Россакиса, спрятавшись в лесу вдоль полосы, приготовили оружие и ждали только сигнала. Россакис неуверенно посмотрел на них, и в эту долю секунды Марина сделала бросок. Она кинулась на него, одним плавным движением обвила руку вокруг его шеи и притянула к себе, придушив в захвате, а другой рукой в это же время выхватила пистолет из его пальцев. Пистолет она прижала к правому уху Россакиса.
