«Я не начинаю копать, — хотелось сказать Дарби. — Я уже замешана в этом деле по уши».
Забирая свои вещи у женщины-охранника, Дарби почти ничего не соображала. Кровь стыла у нее в жилах. Как в тумане до нее доносился голос охранницы, которая пошутила с Билли Мышцой насчет того, что все прошло хорошо, раз «док сохранила оба уха, ха-ха-ха». Дарби выдавила улыбку, поблагодарила обоих и вышла в прохладный, ярко освещенный коридор, в котором гуляло негромкое эхо приглушенных разговоров.
Рациональная ее часть, та, которая все это время хранила странное молчание, наконец подала голос:
«Ты и впрямь поверила всему, что рассказал Иезекииль».
Это было утверждение, а не вопрос. Но вот поверила ли она всему? Она не хотела верить ни единому слову Иезекииля, но большая часть того, что он рассказал ей, — личность специального агента Алана, например, — оказалась правдой. Кое-что еще, сказанное им, слишком уж походило на правду, чтобы просто так взять и отмахнуться от нее. Кроме того, словно всего вышеперечисленного было недостаточно, Иезекииль никак не походил на человека, одержимого шизофреническим расстройством. Мания преследования, выражающаяся в том, что комнату для свиданий прослушивают, должна была стать главной темой разговора. Его параноидальные мысли должны были перескакивать с одного предмета на другой, но на протяжении всего свидания он излагал свои соображения убедительно и связно. Он ответил на все ее вопросы, легко переходил от одной темы к другой, без замешательства и путаницы, и — и! — проявил искреннюю симпатию, говоря о ее отце.
Кстати, что там насчет ее отца? Ей исполнилось уже тридцать девять, и воспоминания о Томасе МакКормике, Биг Рэде, начали увядать и стираться. Да и, говоря откровенно, изначально их и так было не слишком много. В детстве она редко видела его, ведь Биг Рэду практически постоянно приходилось работать сверхурочно, а Шейла ходила в вечернюю школу, чтобы получить диплом медсестры. В памяти у Дарби всплыло несколько отрывочных воспоминаний: вот она держится за большую ногу отца, пока переполненный трамвай, раскачиваясь из стороны в сторону, с лязгом катится по рельсам; вот Биг Рэд давит земляные орехи своими крепкими, мозолистыми пальцами в Фенуэй-парке.
Но, помимо любви отца к «Ред сокс», записям Фрэнка Синатры, хорошему бурбону и сигарам, она понятия не имела, ради чего жил на свете Биг Рэд. Он выглядел неестественно тихим и скромным человеком, больше склонным слушать, нежели говорить. И он всегда наблюдал за окружающим миром. В ее памяти он остался вечно утомленным и усталым.
«Кендра познакомила меня с вашим отцом… Она очень любила вашего отца».
«Я искренне восхищался им».
«Биг Рэд был замечательным человеком. Такие встречаются один на миллион, должен заметить. Не проходило и дня, чтобы я не сожалел о том, что с ним случилось».
Дарби распахнула входные двери. Безоблачное полуденное небо отливало синевой, воздух по-прежнему был невероятно душным и влажным. Она оглянулась, снедаемая абсурдным подозрением, что Иезекииль крадется за ней.
Лейтенант Уорнер, сидящий за рулем ее машины, припарковался на одной из площадок, зарезервированных для полиции. Отсюда ему хорошо был виден вход в тюрьму и вся автостоянка. Он увидел ее и поехал навстречу.
Дарби не хотела, чтобы он сидел за рулем. Она вообще не хотела видеть его в своей машине. Ей хотелось побыть одной, посидеть в тишине и спокойно обдумать то, что сейчас произошло.
Уорнер говорил по мобильному телефону.
— Комиссар, — обронил он после того, как она захлопнула дверцу. Выезжая с автостоянки, он протянул ей трубку: — Валяйте, можно разговаривать смело.
Чадзински пожелала узнать последние новости. Дарби понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова. Комиссар полиции слушала не перебивая.
Наконец Дарби закончила отчет. Последовала долгая пауза. На секунду ей даже показалось, что связь оборвалась.
— Комиссар?
— Я здесь. Я… пытаюсь переварить то, что услышала от вас. — Еще одна пауза. — Вы предполагаете, что глава ирландской мафии, человек, лично ответственный за смерть многих людей и исчезновение нескольких молодых женщин, был федеральным агентом?
— Я ничего не предполагаю. Я просто пересказываю вам все, что услышала от Иезекииля.
— Но сама мысль об этом… Дарби, Фрэнк Салливан был законченным психопатом. Он убивал бостонских полицейских и национальных гвардейцев, он убивал людей из Бостона, Чарльстауна и бог знает откуда еще. В архиве лежат штабеля нераскрытых дел об убийствах, так или иначе связанных с Салливаном. До меня доходили слухи о том, что ФБР пыталась внедрить своего агента в ирландскую и итальянскую мафию, но если Иезекииль сказал правду, то это значит, что федеральное правительство не просто внедрило своего агента в преступную среду. Оно каким-то образом ухитрилось сделать его главой клана. Мы говорим о человеке, который стал серийным убийцей. Это значит, что федеральное правительство замешано в убийствах и исчезновении сотен людей. Вы осознаете всю тяжесть того, что предполагаете?
К несчастью, Дарби полностью отдавала себе в этом отчет. Бостонское отделение ФБР — быть может, все Бюро в целом — санкционировало действия Салливана и покрывало его.
«Ваш отец понимал, с чем ему пришлось столкнуться. Биг Рэд слушал записи, знал, чем занимаются бостонские федералы, ему были известны имена офицеров полиции Бостона и штата, которые находились на содержании у Салливана».
— Вы верите Иезекиилю? — поинтересовалась Чадзински.
— Верю. Даже если бы я отмахнулась от его рассказа как от шизофренических бредней, Кендра Шеппард нанесла ему визит в тюрьме. Иезекииль знал ее настоящее имя. Знал, где она живет, знал о существовании ее сына — он знает слишком много деталей, чтобы отнестись к его рассказу как к выдумке. И ради чего тогда он пожелал говорить со мной после стольких лет?
«Я позвал вас не за тем, чтобы вы помогали мне, Я позвал вас, чтобы предупредить насчет этих так называемых федеральных агентов».
— Кроме того, меня беспокоит совпадение по времени, — продолжала Дарби. — Родители Кендры Шеппард были убиты в апреле восемьдесят третьего года. Она исчезает, и в мае того же года погибает мой отец. Салливан и эти федеральные агенты… Сколько всего их было, хотела бы я знать.
— Четверо, — ответила Чадзински. — Вот они все, на веб-сайте «Бостон глоуб». Питер Алан, Джек Кинг, Энтони Фриссора и Стив Уайт. Здесь, в статье, я обнаружила кое-что интересное. Все они входили в состав специальной оперативной группы, созданной для уничтожения итальянской и ирландской мафии. Я отдам распоряжение поднять наши архивы. Посмотрим, что у нас есть на них.
«Салливан и его федеральные дружки стали местной разновидностью гестапо в Чарльстауне».
— Иезекииль упоминал Джека Кинга, — сказала Дарби.
— Поскольку мы обнаружили отпечатки Питера Алана в базе данных, мне пришло в голову, что ФБР могло не знать о том, что происходит в их бостонском отделении. Если бы в операции прикрытия было задействовано руководство, то, полагаю, они бы убрали его пальчики из базы данных. Они ведь могли легко сделать это, поскольку владеют ею.
— Мы ничего не будем знать наверняка, пока не найдем аудиопленки и все остальное, что спрятала Кендра Шеппард.
— А мистер Иезекииль не намекнул вам, где искать эти доказательства?
— Нет. Откуда мне знать, быть может, эта группа погибших федеральных агентов уже завладела ими.
— Мы будем исходить из предположения, что они еще ничего не нашли. Не знаю, говорил ли вам мистер Уорнер, но он обнаружил подслушивающее устройство под приборной панелью вашего автомобиля, рядом с рулевой колонкой. Та же самая модель, как и та, которую он обнаружил в моем офисе. Кроме того, он нашел блок слежения СР8. Вы сегодня еще вернетесь на работу?
— Я прямо сейчас еду в лабораторию.
— Хорошо. Мистер Уорнер заодно проверит ваш офис и лабораторию.
— Не представляю, как эти люди могли получить туда доступ.
— Скорее всего, они действительно не смогли попасть к вам. Но я бы не стала исключать вероятность того, что этим людям помогал кто-то изнутри. Мы должны ограничить круг посвященных.
«В платежной ведомости Салливана числилось очень много ваших людей… И я уверен, что они никуда не делись и до сих пор служат в полиции».
— Согласна, — ответила Дарби.
— А теперь я хочу обсудить с вами два вопроса. Первый касается Мишель Бакстер. Она исчезла.
Дарби закрыла глаза и потерла переносицу.
