Все спокойно.
— Ты уверен? — спросил Ричер.
— Абсолютно, — ответил Петерсон.
— Так докажи. Подкрепи свои слова делом.
— Как это?
— Отправляйся домой.
Так Петерсон и сделал. В двадцать минут девятого он надел куртку, прошел по подъездной дорожке, сел в машину и уехал. Джанет Солтер перестала поправлять книги и снова взялась за чтение. Женщина-полицейский, занимавшая пост в коридоре, присела на верхнюю ступеньку лестницы. Ее напарница в библиотеке отошла от окна. Ричер сидел на кухне и размышлял, стоит ли беспокоить Джанет Солтер или можно самому сварить себе кофе. Он знал, как работает такая кофеварка. Такой же пользовалась его мать, хотя она была француженкой. В конце концов он сам включил кофеварку. Ричер слушал, как булькает и шипит аппарат, а когда все успокоилось, налил себе чашку. Он поднял ее в насмешливом салюте, глядя на свое отражение в окне, и сделал первый глоток.
В восемь тридцать зазвонил телефон в коридоре. Женщина-полицейская поднялась с верхней ступеньки и взяла трубку. Попросили Ричера. Голос из Вирджинии. Женщина показала на глаза, а потом на дверь. Ты присмотришь за дверью, а я дам тебе возможность спокойно поговорить. Ричер кивнул, сел и взял трубку.
— Сорок тонн снаряжения для экипажей самолетов, оставшегося после Второй мировой войны, — сказал голос.
— Не слишком понятно.
— Расскажи мне, чем вы там занимаетесь. Мой человек сделал все, что в его силах, но больше он ничего не знает.
— Какого рода излишки остались после Второй мировой войны?
— Ты шутишь? Самые разные. Атомная бомба все изменила. Если раньше имелось много самолетов, оснащенных маленькими бомбами, то теперь осталось мало самолетов с большими бомбами. Там может лежать сорок тонн нижнего белья пилотов. Кроме того, осуществлен переход от самолетов с пропеллерами к реактивным двигателям. У них были шлемы. Может быть, это сорок тонн устаревших кожаных шлемов.
— Мне бы сейчас не помешал один из них.
— Кончай ныть.
— Какая здесь температура?
Небольшая пауза.
— Минус двадцать шесть градусов.
— Кажется, что больше.
— Больше и будет. Новости канала погоды выглядят ужасающе.
— Спасибо за доброту.
— Ну, ты сам спросил.
— Шлемы и нижнее белье?
— Это должно быть как-то связано с общей сменой оборудования или с уменьшением числа членов экипажа. Или с тем и другим.
— А есть какая-то информация по архитектуре самого здания?
— Планы исчезли много лет назад.
— Ладно, — сказал Ричер. — Спасибо.
— Мой парень заговорил. Из Форт-Худа. Все получилось, как ты сказал.
— Я рад.
— Я твоя должница.
— Мы в расчете.
— Нет, это моя первая большая удача.
— Неужели? А как давно ты занимаешь эту должность?
— Две недели.
— Я понятия не имел. Ты говоришь так, словно командуешь подразделением всю жизнь.
— Я не уверена, что это комплимент.
— Ну, так задумывалось, — сказал Ричер.
— Тогда спасибо.
— Тебе бы следовало сейчас праздновать успех.
— Я отослала всех своих людей.
— Хороший шаг. И скажи, что это их заслуга. Они оценят, но начальство будет знать, кто сделал всю работу. И ты получишь двойной выигрыш.
— Ты так поступал?
— Всегда. Я делал вид, что сам почти ничего не делал. И во многих случаях так и было.
— В твоем досье написано совсем другое.
— Ты все еще читаешь это старье?
— Это сага.
— Нечестно. Мы в неравных условиях с точки зрения информации.
— Чувак, так устроена жизнь.
— Как ты сейчас меня назвала?
— Я пыталась изобразить калифорнийскую блондинку.
— Понятно.
— В каком смысле?
— Ты не блондинка, и ты не из Калифорнии.
— А это хорошо?
— Брюнетка меня вполне устроит. Карие глаза?
— Ты угадал.
— Длинные волосы, правильно?
— Длиннее, чем следовало бы.
— Превосходно.
— Ты хочешь узнать про остальное?
— Должен быть честным. Я просто этого не слышал.
Она рассмеялась:
— Ладно, признаюсь. Ты прав.
— Рост?
— Пять футов семь дюймов.
— Светлокожая или смуглая?
— Ни то, ни другое. Но я хорошо загораю.
— Хочешь увидеть Южную Дакоту зимой?
Она рассмеялась:
— Я предпочитаю пляж.
— Я тоже. А ты откуда родом?
— Из Монтаны. Из маленького городка, о котором ты ничего не знаешь.
— А ты попробуй. Я бывал в Монтане.
— Хангри-Хорс.
— Никогда о нем не слышал.
— Я же говорила, — сказала она. — Он рядом с Уайтфиш.
— Тебе нравится армия?
— А тебе?
— У тебя есть мое досье, — ответил Ричер.
— И всякий раз, когда я на него смотрю, у меня возникает вопрос: если ты так ее ненавидел, почему не вышел в отставку в более благоприятный момент?
— Я никогда не испытывал ненависти к армии. Ни на минуту. Просто хотел все там исправить.
— И всякий раз выходил за рамки своих возможностей.
— Со временем я это понял.
Ричер осмотрел коридор. Закрытая дверь, темные панели, картины, персидский ковер. Редкие породы дерева, воск, полировка, патина. Он получил всю информацию, которую мог раздобыть в 110-м подразделении. Нет никаких причин продолжать беседу.
— А что ты вообще делаешь в Южной Дакоте? — спросил голос.
— Я ехал в автобусе, который попал в аварию. Пришлось здесь задержаться.
— Жизнь — это игра.
— Но колода подтасована. Ни один автобус, попавший в аварию, не сделал этого там, где тепло.
— Ты хорошо себя ведешь?
— А почему я должен вести себя плохо?
— На досье остаются пометки, если другие агентства делают запрос. Ну, ФБР, или местная полиция, или еще кто-нибудь. Так вот, в твоем досье полно таких следов. Кто-то постоянно тобой интересовался за последние двенадцать лет.
— А за последние два года?
— Копию твоего досье отправили Томасу Холланду из полицейского департамента Болтона.
— Это шеф полиции. Обычный запрос. Он хотел знать, какова моя квалификация, потому что ему требовалась моя помощь. Тогда он думал, что каменное здание принадлежит армии. Потом было что-то еще?
— Нет.
— Потому что я хорошо себя вел.
Долгая пауза.
Пора заканчивать.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— А это имеет значение?
— Я могу узнать. Армия сейчас так устроена, что тебя наверняка можно найти на каком-нибудь сайте.
— Ты шутишь? 110-е подразделение? Никаких шансов. Мы не существуем.
— И как тебя зовут?
— Сьюзен.
— Хорошее имя.
— Согласна.
Еще одна долгая пауза.
Пора заканчивать.
— Твой приятель из ВВС работает в Лэкленде?
— Да. Он запрашивал архивы в Колорадо.
— Попроси его попытаться еще разок. Должны были остаться накладные на груз.
— Я его попрошу.
— Позвонишь мне сюда?
— А как же? — ответила она.
Ричер вернулся на кухню и выпил еще одну чашку кофе. В доме было тихо. Снаружи не доносилось никаких важных звуков. Как и изнутри, если не считать подсознательной энергии, исходящей от напряженных людей. Такую тишину Ричер наблюдал сотни раз. Он взял чашку и перешел в гостиную, где Джанет Солтер продолжала читать. Она оторвалась от книги и сказала:
— Вы пьете кофе.
— Надеюсь, вы не против, — ответил Ричер.
— Конечно. Кофе помогает вам бодрствовать?
Он кивнул:
— Пока я не захочу спать.
— Как она?
— Кто?
— Женщина из Вирджинии.
— У нее все хорошо.
Ричер подошел к окну и выглянул на улицу. Снег, лед, припаркованная неподалеку патрульная машина, замерзшая листва, колышущаяся на ветру. Слабый лунный свет, легкие тучи, далекое оранжевое сияние уличных фонарей на улицах к северу и востоку.
— Все спокойно, — добавил Ричер.
— Как вы думаете, тюрьмы штата и федеральные закрывают камеры на ночь в то же время, что и окружные?
— Думаю, да.
— Тогда мы на некоторое время в безопасности, верно? Заключенных пересчитали, и до утра у них не будет возможности для массовых беспорядков.
— В принципе.
— Но?
— Надейся на лучшее, но готовься к худшему.
— Таков ваш девиз?
— Один из многих.
— А каковы остальные?
— Никогда не прощай, никогда не забывай. Делай один раз и делай правильно. Что посеешь, то и пожнешь. После первого выстрела все планы отправляются к дьяволу. Служить и защищать. Увольнительных не бывает.
— Вы столь же жестко относитесь к себе, как к другим.
— Жестко, но честно.
— Я больше не могу выдерживать такое напряжение.
— Надеюсь, вам и не придется.
— Впервые в жизни мне страшно. Это нечто непреодолимое.
— Это выбор, — сказал Ричер. — Вот и все.
— Не сомневаюсь, что все боятся смерти.
— У меня есть еще один девиз. Я не боюсь смерти. Это смерть боится меня.
