— Как дела с расследованием убийства? — спрашивает угрюмый мужик в тренировочных штанах.
— Ищем! — вздохнув, отвечает Смолин. — Поставил на уши всех, полицию, ФСБ. Хочу, чтобы вы понимали — выборы закончатся, а жизнь на этом не заканчивается. Я вам говорю — если я забуду про эту девочку, вы можете здесь же меня растоптать, на этой площади. Я готов сердце у себя вырвать и раздавить ногой, когда про нее думаю. Отец старик чуть с ума не сошел, вчера у него был в больнице. Инсульт.
Толпа участливо вздыхает.
— Что с пенсиями будет?
— Я вам скажу, чего не будет. Вот это все, что вам девочки и мальчики в синих накидках рассказывают — этого всего не будет. Это все ложь, галдеж и провокация. Они живут от выборов до выборов, думают, все забыли, как они врали в 2003‑м, в 2007‑м, каждый год они врут. Ссы в глаза — скажут, божья роса. Народ живет все хуже, инфляция съедает ваши проценты, которые вам с барского плеча кидают. Единственное, что я, как глава региона, могу сделать — и, как глава региона, делаю — это развивать благотворительность и создавать рабочие места. У меня много друзей в малом и среднем бизнесе, и они помогают. Иногда прямо тем, на кого я скажу. Вы все это знаете.
— Бандиты? — выкрикивает кто–то из толпы.
— Бандиты, — светло улыбается губернатор, — их и так называют. Для меня они друзья и помощники, и для вас всех. Они единственные, кто не дает Москве область порвать окончательно в лоскуты. А вы против, что ли? Бандиты вам не нравятся?
Смех в толпе.
— Лучше уж бандиты, чем бандеровцы! — закрепляет эффект губернатор.
— Так что думаете? Победим Володина–то? — спрашивает старичок.
— А вы сами как считаете? Это же от вас только зависит! Давай, дед, приходи в воскресенье на участок, старушку свою приводи! А лучше всех своих старушек! Тогда точно победим!
Счастливые смеющиеся лица.
Затемнение.
Оживленный перекресток в центре. Двое с сотовыми телефонами у висков двигаются навстречу друг другу. Один машет другому рукой — мол, вижу. Сходятся. Пожимают друг другу руки. Вот уже сидят в машине, разговаривают. Люди пролетают мимо как осенние листья.
— Только это должно быть что–то совсем убойное, — говорит на прощание первый.
— Будет, — отвечает Дмитрий.
Они прощаются, Дмитрий выходит из машины. Несколько секунд глядит вслед удаляющемуся автомобилю, затем достает сотовый. Еще порыв ветра — и он с Алексеем сидит на прежней скамейке на набережной.
— Ты сказал — вы знаете, что это сделал он. Есть видео с камер?
— Видео нет. В випке точно нет. Это кабак «синих», но по уговору нейтральная территория. Поэтому там все и встречаются.
— Тогда откуда ты знаешь?
— У нас источник в команде губернатора.
— И?
— Он приехал уже неадекватный. Со служебного. Поэтому официантам сказали не заходить. Как туда попала девушка, — Алексей сглатывает, — непонятно. Возможно, привел кто–то из охраны. Она была там больше двух часов. Когда зашли…
— Дальше.
— Дальше его убрали, девушку вытащили потом, якобы пьяную, увезли в другой машине. Где ее нашли, ты знаешь.
— Ты же понимаешь, для чего я тебя спрашиваю?
— Понимаю. Но никаких ссылок на меня или на контору.
— Это само собой, — Дмитрий встает со скамейки первым. Хлопает Алексея по плечу: — Держись.
— Ага, — Алексей смотрит перед собой сухими глазами.
Дмитрий в баре «Фредди». В привычной уже кабинке. Заглядывает Лиза:
— Кальянщика позвать?
— Присядь. Разговор есть…
После некоторого колебания Лиза садится напротив.
Штаб «Единой России». Несколько человек в костюмах замерли перед монитором за спиной у Дмитрия. Один бьет его по плечу, второй звонит по сотовому.
— Отправляй.
Дмитрий щелкает мышкой.
В городе празднично, деревья желтые и красные, ходят люди в накидках агитаторов, таскают знамена. На площади идет очередной митинг губернатора, толпа вокруг все больше. Внезапно из толпы выдергивается мужичок, бросается на губернатора с ножом. Его тут же скручивают, валят на землю и сдают полицейским. Губернатор улыбается и чуть заметно облизывается.
В типографии маленького городка печатают тираж газеты. На первой полосе — фотография: крупный план искаженного лица губернатора. Вверху надпись: «За все отвечаю лично!» Внизу — более крупно — «ЛЕЖИ, СУКА!»
В типографии только двое. Один в комбинезоне, другой в куртке. Тот, который в куртке, передает первому деньги. Вдвоем они загружают тираж в «Газель».
— Это пиздец, — говорит первый, когда погрузка закончена.
— Это жизнь, — отвечает второй.
Бойко бежит «Газель» по выщербленной дороге, подпрыгивая на выбоинах. Уже вечер. На въезде в город машину останавливает ГИБДД. После недолгого диалога водитель и полицейский расстаются, довольные друг другом. «Газель» въезжает в город. В переулке она останавливается, подходят люди, перегружают пачки газет в багажники легковых машин.
Одна из легковушек останавливается около многоквартирного дома, сидящий рядом с водителем крупный мужчина подходит к двери подъезда, достает связку электронных ключей, прикладывает «таблетку», дверь послушно пикает, студенты с пачками газет заходят в подъезд и быстро рассовывают газеты по ящикам.
По лестнице сверху сбегают дюжие мужики и кладут студентов мордой в пол. Выдергивают газеты из ящиков. Один ящик по старинке заперт на висячий замок, достать газету не удается. Тогда к нему подносят горящую зажигалку.
Пылает весело. Потолок в подъезде начинает быстро покрываться копотью.
Студентов выталкивают на улицу, заталкивают в микроавтобус. Один из дюжих достает сотовый:
— На Красноармейской зачистили.
— Мне пару газет оставьте, остальное сжечь, — говорит голос в телефоне. — Что с остальными?
— Работаем.
Знакомый кабинет в Сером доме. Включен телевизор.
— Напоминаем, сегодня так называемый день тишины, когда запрещена любая политическая агитация. Возмутительный инцидент случился накануне, когда сотрудниками силовых структур была пресечена масштабная провокация против одного из кандидатов в губернаторы. Подметная газета без выходных данных распространялась по ящикам сторонниками другого кандидата. Обстоятельства провокации выясняются, но уже сегодня понятно, на чем строился расчет авторов — оклеветанный кандидат просто не успел бы ответить.
Наш эксперт Марк Белецкий прокомментировал ситуацию:
— К сожалению, не все способны удержаться в цивилизованных рамках предвыборной борьбы, видя, как желанная и такая уже близкая победа буквально ускользает из–под носа. Я могу только выразить сожаление, что люди, которым безразлично будущее нашей области, которые не ощущают себя здесь своими, способны на подобные…
— Ну и так далее, — хозяин кабинета выключает телевизор. — Что скажешь, Дима?
— Скажу, что я тебя не понимаю. Я вообще тебя не понимаю. Ты сам–то понимаешь, что творишь? Своими руками?
— А именно? Что, по–твоему, я творю? — Алексей внимательно смотрит на Латкина.
— Лучше ты сам скажи.
— Хорошо, я скажу, — продолжает скучным голосом, — была пресечена попытка незаконной агитации против одного из кандидатов, выразившейся в распространении порочащей честь и достоинство печатной продукции, где содержались утверждения о причастности действующего губернатора к убийству Алены Бессоновой. Распространители задержаны, в настоящее время дают показания. Скоро надеемся выйти на заказчиков. Ну а дальше уголовное преследование, суд, тюрьма. Такими вещами не шутят.
— Предположим, что ваш кандидат проиграет.
— Он не наш кандидат. У нас нет кандидатов. Это у вас они есть — кто заплатит, тот и кандидат.
— Какая же ты сука.
— Эмоции, Дмитрий Григорьевич, эмоции. Расскажите лучше, кто вас попросил написать этот текст, откуда брали информацию, откуда фото и видеоматериалы. Если мы сумеем договориться, гарантирую — в отношении вас никакого уголовного преследования не будет.
— В отношении нас?
— В отношении вас, Дмитрий Григорьевич.
— А я, честно говоря, вообще не понимаю, при чем тут я.
— То есть?
— Без «то есть». С чего вы, Алексей Батькович, взяли, что я имею отношение к выпуску этой газеты или чего там, комикса? Мои отпечатки пальцев на чемодане — где? Как ко мне относится газета, весь тираж которой уничтожен? Я в других газетах работаю обычно.
— Дмитрий Григорьевич, ну вы же понимаете, мы можем пойти и другим путем. Стилистическая экспертиза, показания свидетелей. Но тогда мне уже трудно будет облегчить вашу участь.
