— Какое несчастье! — с иронией заметил англичанин. — Я бы не вынес такого унижения. А насчет того, что вы рассказали об убийстве, можно и возразить. Простите, но в последнее время, я слышал, ученые склоняются к тому, что Наполеон умер от рака желудка или от какого-то заболевания печени.
Бросив на англичанина испепеляющий взгляд, князь Бонапарт произнес, не скрывая раздражения:
— Вранье! Как известно, Наполеон был похоронен на острове Святой Елены, но я уже говорил, что в тысяча восемьсот сороковом году его останки были эксгумированы — кстати, они хорошо сохранились — и перевезены в Париж. Сто лет спустя, в начале семидесятых годов, группа исследователей, в том числе зубной врач и специалист по токсикологии, проанализировав симптомы, на которые жаловался Наполеон, пришли к выводу, что они соответствуют симптомам прогрессирующего отравления мышьяком. В их распоряжении оказалось несколько волосков императора, которые, по-видимому, были срезаны на следующий день после его смерти.
Должно быть, князь понял, что слишком разнервничался, он выпил воды, к которой до тех пор не прикасался, и продолжал:
— После сложного и тщательного исследования этих волосков ученые обнаружили в них мышьяк в концентрации, значительно превышающей норму. Поверьте, моего предка убили, и единственным человеком, имевшим для этого достаточно оснований, был его заклятый враг, Лоу, губернатор острова, который после его смерти мог жить, не опасаясь разоблачений со стороны самого известного в истории узника.
Стоявшая в глубине зала блондинка, которая немного опоздала и не смогла найти место в партере, громко спросила:
— А как же Бетховен?
Вопрос был задан таким дерзким тоном, что мог показаться грубостью. Десятки голов повернулись, чтобы посмотреть на женщину в широкополой шляпе и темных очках. В зале поднялся ажиотаж, напоминающий переполох в церкви, когда во время венчания объявляется второй претендент. Председательствующий обменялся с князем несколькими фразами, смысл которых сводился к тому, стоит ли отвечать на этот вопрос, но когда стало ясно, что докладчик не намерен уклоняться, публика мгновенно смолкла, чтобы не пропустить ни единого слова.
— Бетховен? — переспросил князь. — Простите, но я не пойму ход ваших мыслей.
— Бетховен ненавидел Наполеона. Сначала он назвал свою Третью симфонию «Бонапарт», но узнав, что тот предал идеалы Французской революции и провозгласил себя императором, изменил посвящение и назвал симфонию «Героической».
Князь разразился смехом:
— И меня еще упрекают в том, что я верю в теорию заговоров! Вы и впрямь полагаете, что Бетховен мог иметь какое-либо отношение к отравлению Наполеона?
— Бетховен, сударь мой, был тесно связан с иллюминатами, одним из самых порочных тайных обществ того времени. Известно ли вам, что его кантата «На смерть императора Иосифа Второго» оплачена непосредственно этой сектой?
— Иллюминаты симпатизировали австрийскому императору, — ответил, немного нервничая, князь Бонапарт. — Отлично. Ну и что?
— А то, что Австрия, мой дорогой князь, была заклятым врагом Наполеона.
Накануне концерта Даниэль был взволнован и рассеян.
Утром он позвонил Умберто и попросил встретить Алисию в аэропорту и отвезти ее к нему домой, а перед этим забрать у него ключи.
На другом конце провода голос друга звучал холодно и отстраненно.
— Что с тобой? — спросил Даниэль, уже забывший о вчерашнем сеансе музыкального гипноза.
— Эта музыка, которую ты дал мне послушать, оказала на меня сокрушительное воздействие.
Даниэля охватило чувство вины.
— Ты что, серьезно? Раздумал жениться?
— Не совсем, Даниэль. Но прошлой ночью я решил обсудить с Кристиной возможную отсрочку свадьбы, и ты не представляешь, что она устроила.
— Ты что, спятил? Как можно говорить об отсрочке за месяц до свадьбы!
— Напрасно ты принес мне эту дьявольскую музыку.
— Не пытайся обвинить меня в ваших ссорах. Проще свалить всю вину на Бетховена.
— Не знаю, что мне делать. Я даже не расстроен, сам не понимаю, что со мной.
Даниэль молчал, стараясь придумать, как помочь другу. Наконец он предложил:
— Хочешь, я позвоню Кристине?
— И что ты скажешь? Что во всем виноват диск?
— Тогда позвони сам и попроси прощения. Скажи, что вчера напился, придумай что-нибудь.
— Скажи ей это сам, потому что она сидит рядом, мерзавец, настоящий мерзавец.
— Сукин сын! Так ты меня разыграл? Я тебя убью!
— Нет, — сказала Кристина, взяв трубку. — Это я тебя убью за то, что ты дуришь ему голову накануне свадьбы.
Голос звучал весело и звонко, и Даниэль мгновенно догадался, что парочка развлекается за его счет.
— Козлы. Меня чуть не хватил инфаркт.
— Ладно, — сказала Кристина, — если не считать попытки отравить счастливейший день в нашей жизни, зачем ты позвонил?
— Мне надо, чтобы вы забрали Алисию из аэропорта, отвезли ее ко мне и дали ей ключи. В противном случае она останется на улице.
— Вы несколько недель не виделись, и ты не хочешь ее встретить? Вот уж кто никогда не женится, так это ты.
— У меня сегодня вечером концерт, который я не могу пропустить.
— Концерт? Придумай что-нибудь получше.
— Это особый концерт, сейчас мне некогда объяснять.
Последовала пауза, парочка обсуждала распорядок дня. Затем трубку взял Умберто:
— Я позвоню тебе позже и скажу, сможет ли кто-нибудь из нас встретить Алисию.
В тот день после занятий Даниэль принял у себя в кабинете несколько экзаменов и вернулся домой, чтобы переодеться, но сделал это не сразу. Из-за жары, необычной на исходе лета, он предпочел остаться в трусах, налил себе кока-колы, добавил туда побольше льда, включил на полную мощность вентилятор и залез в интернет, чтобы посмотреть, не появилась ли на сайте Томаса информация о его поездке в Испанию или сообщение об интереснейшей пьесе, которую Даниэль надеялся услышать в доме Хесуса Мараньона, — о реконструированной первой части Десятой симфонии Бетховена.
Если бы Даниэль включил голосовую почту, то услышал бы два оставленных ему сообщения: в первом, от директора отделения банка, ему предлагалось внести на текущий счет пятьсот евро, если до ближайших поступлений он не хочет оказаться в списке должников; во втором, от Умберто, сообщалось, что по причине напряженной подготовки к свадьбе ни он, ни Кристина не могут встретить Алисию.
Но голова Даниэля была настолько занята необыкновенным музыкальным экспериментом Рональда Томаса, что он не только не позаботился о том, чтобы прослушать сообщения, но убедил себя, что его друг, несомненно, решит его маленькую логистическую проблему с Алисией.
На сайте Томаса не было ни малейшего упоминания ни о концерте, ни о поездке в Испанию, что подтверждало обстановку строжайшей секретности, в которой проводилась вся операция. Потом Даниэль просмотрел статью, из которой не узнал ничего нового. В ней говорилось, что друг Бетховена Карл Хольц хвалился в письмах, что слышал первую часть Десятой симфонии в исполнении самого композитора. Таким образом, слухи о том, что Бетховен так и не решился приступить к Десятой симфонии — скорее всего, их распространял самый большой интриган из окружения Бетховена Антон Шиндлер, — не имели достаточного основания. В другой статье высказывались предположения, о которых он недавно упомянул в разговоре с Дураном: где-то хранится полная рукопись симфонии, которую еще предстоит най… Бух!
Монитор погас. Из-за перегрузки сети свет вырубился во всем квартале. Вот она, расплата за массовое использование кондиционеров в городе.
Даниэль надел чистые джинсы, голубую рубашку с коротким рукавом и мокасины и, так как делать было нечего, отправился в бар на углу, чтобы съесть хот-дог. Он знал, что после приезда Алисии нельзя будет даже заикнуться о вредной еде, которую он обожал, и решил воспользоваться последними часами холостяцкой жизни.
Проклятье. Из-за отключения света гриль в баре не работал, и Даниэль сел на свой мотоцикл «бьюэл-стритфайтер» с двигателем 1200 см3, на котором ездил по городу, чтобы поесть в парке, где он бегал. Хот-доги в этом заведении, которое открылось в городе первым и было точной копией тех, что Даниэль видел в американских фильмах, приводили его в восторг. Дом Мараньона находился неподалеку, мотоцикл можно было оставить в гараже отделения музыковедения — мускулистый «бьюэл» был желанной добычей для угонщиков, и Даниэль никогда не оставлял его на улице — и спокойно отправиться на концерт пешком.
Увидев Даниэля, человек за стойкой улыбнулся.
— А я уже без вас соскучился!
— Вот я и пришел. Только не протыкайте булочку, чтобы горчица с кетчупом не вытекала.
Даниэлю показалось, что в глазах продавца мелькнула неприязнь, словно своим замечанием он поставил под сомнение его компетентность.
