– Придется вмешаться. Вы здесь надолго?
– Завтра уедем, – сообщила Эми. – В Куэрнаваку.
– Как жалко. Я надеялся показать вам...
– Куэрна – кто? – вскрикнула Уильма.
– Куэрнавака.
– Мы завтра туда едем?
– Да.
– Ты что, спятила? Мы только что сюда приехали. Почему, ради всего святого, мы попремся в какое-то место, о котором я в жизни не слыхивала, Куэрна – не помню, как дальше.
– Куэрнавака, – терпеливо повторила Эми.
– Перестань твердить это. Оно звучит как болезнь позвоночника.
– Оно считается очень красивым и ...
– Мне плевать, даже если это натуральный рай, – заявила Уильма. – Не поеду. Как тебе в голову взбрела такая глупость?
– Доктор посоветовал, чтобы подправить твое здоровье.
– Мое здоровье в порядке. Спасибо! Лучше подумай о своем. Принесли заказанную выпивку, и О'Доннела не смутило, что за всех заплатила Уильма. Год или два назад он был стеснительней. Теперь – просто утомлен. Как он и опасался, обе дамы становились ему в тягость. Отправлялись бы они в Куэрнаваку. Хоть нынче вечером.
Он решительно заговорил:
– Все посетители Мехико непременно посещают Куэрнаваку. Там находится дворец Кортеса и собор, один из самых старинных соборов в республике. И птицы, тысячи певчих птиц. Если вы любите птиц.
– Ненавижу птиц, – заявила Уильма.
Он продолжал расхваливать климат, тропическую растительность, красивые площади, пока до него не дошло, что ни та, ни другая не обращают на него ни малейшего внимания. Они опять заспорили о человеке по имени Джилл; что бы подумал Джилл, если бы вошел сейчас сюда или если бы узнал об этом.
О'Доннел встал и исчез.
* * *
Консуэла ушла с работы в восемь часов и направилась вниз к служебному входу, где ее должен был встретить дружок. Его там не было, а одна из судомоек сказала, что он отправился на стадион.
Консуэла прокляла его свиные глаза и его черное сердце и вернулась в чулан, замышляя месть. Не такая уж это была месть, но ничего другого было не придумать, как остаться на всю ночь в чулане: пусть побеспокоится и погадает, куда она могла деваться.
Соорудив постель из полотенец, она устроилась как могла удобнее. Чулан не проветривался, но Консуэлу это не беспокоило. Ночной воздух был вреднее. От него бывает туберкулез. А больных туберкулезом не впускают в Соединенные Штаты. Иммиграционные власти не выдают документов.
Она задремала, и ей приснилось, будто она на большом автобусе едет в Голливуд. Вдруг автобус остановился, и бородатый человек, немного похожий на Иисуса Христа, открыл дверь и сказал: "Консуэла Хуанита Магдалена Долорес Гонзалес, у тебя туберкулез. Немедленно выйди из автобуса". Консуэла кинулась ему в ноги, рыдая и моля. Он сурово от нее отвернулся, и она закричала.
Проснувшись, она услышала свой крик. Но тут же, сев и совсем проснувшись, сообразила: кричит не она, кричит одна из дам в четыреста четвертом.
Несмотря на поздний час, нашлась примерно дюжина свидетелей, проходивших под балконом четыреста четвертого по проспекту, и каждый пылко предлагал свою версию события.
– Американская леди остановилась у перил и поглядела вниз, перед тем как прыгнуть.
– Никуда она не смотрела, а встала на колени и помолилась.
– Она ни секунды не колебалась. Просто перебежала через балкон и нырнула вниз.
– Падая, она кричала.
– Она не издала ни звука.
– Она держала в руках серебряную шкатулку.
– У нее ничего в руках не было. Она простерла их к небу с мольбой.
– Она несколько раз перевернулась в воздухе.
– Она летела головой вниз, прямо, как стрела.
Но все свидетели сошлись в одном: ударившись о мостовую, она немедленно умерла.
В конторе хозяина отеля доктор Лопес дал краткие показания полиции:
– Я пользовал миссис Виат вчера вечером от припадка туристы. Несчастная женщина. Невероятно нервная, очень возбудимая.
– Очень навеселе, – показал бармен.
– Очень богатая, – нервно хихикнув, сказала Консуэла. – Должно быть, жалко умирать такой богатой.
Доктор поднял руку, требуя внимания:
– Позвольте мне закончить. У меня визиты меньше чем через пять часов, а даже доктор нуждается в отдыхе. Как я уже сказал, вы полностью узнаете обстоятельства дела от миссис Келлог, когда она придет в себя. Как скоро это произойдет, зависит от начальства госпиталя. Она испытала сильное потрясение. Более того: теряя сознание, она ударилась головой о спинку кровати и, может быть, в какой-то степени контужена. Вот все, что я могу сказать.
– Я тоже очень нервен и очень возбудим, – сказал Меркадо, старший из двух полисменов. – Однако не прыгаю с балконов.
Доктор Лопес невесело улыбнулся:
– Может случиться в один прекрасный день. С одного балкона. До свиданья, господа.
– До свиданья, доктор. Ну-с, Консуэла Гонзалес. Вы утверждаете, что находились в чулане, когда услышали, как кричит женщина? Которая из двух?
– Та, что поменьше. У нее каштановые волосы.
– Сеньора Келлог?
– Она.
– Просто кричала или кричала слова?
– Слова, вроде "постой" и "на помощь". Может, и другие какие.
– Просто из любопытства: что вы делали в чулане для щеток в такой поздний час?
– Спала. Я очень устала после работы. У меня тяжелая работа, очень, очень тяжелая. – Она бросила взгляд на хозяина отеля. – Сеньор Эскамильо не представляет, как тяжко я тружусь.
– И впрямь не представляю.
– Не по делу, не по делу, не по делу, – вмешался Меркадо, – Продолжайте, сеньорита. Вас разбудил крик. Вы помчались в четыреста четвертый. И?..
– Та, что поменьше, сеньора Келлог, лежала на ковре у кровати. Голова у нее была окровавлена, и она была без сознания. Той, другой, нигде не было видно. Мне в голову не пришло выглянуть на балкон. Подумать о таком не могла. Порешить собственную жизнь – это же смертный грех. – Консуэла испуганно перекрестилась. – Комната пахла выпивкой. На бюро стояло полбутылки виски. Я попыталась немного дать сеньоре, чтобы привести ее в чувство. Какое там, все пролилось мимо.
– Тогда она допила остаток, – сказал хозяин Эскамильо.
– Сущую капельку. Для поддержанья духа.
– Капельку. Ха! От тебя несет водкой, – возмутился сеньор Эскамильо.
– Я не потерплю оскорблений от этой свиньи!
– Как ты смеешь меня называть свиньей, пьяная, вороватая потаскушка!
– Докажи, докажи, что я воровка.
Меркадо зевнул и напомнил, что уже поздно, что он и его коллега Сантала очень устали. Что он, Меркадо, имеет жену и восемь ребятишек и множество хлопот и не окажут ли все любезность вести себя любезно и помогать?
– Итак, сеньора Гонзалес, когда вам не удалось привести сеньору в чувство, что вы сделали?
– Я позвонила по телефону в контору клерку, а он послал за доктором. Доктор Лопес имеет договоренность с этим отелем.
– Он на контракте, – подтвердил Эскамильо. – Подписанном!
Консуэла пожала плечами:
– Не все ли равно, как это зовется? Когда требуется доктор, всегда посылают за доктором Лопесом. Он и пришел. Немедленно. Или очень быстро. Вот все, что я знаю.
– Вы оставались с сеньорой до прихода доктора?
– Да. Она так и не очнулась.
– Ну-с, сеньорита, что знаете вы о серебряной шкатулке?
Консуэла выглядела озадаченной.
– Серебряной шкатулке?
– Вот об этой. Она запачкана кровью и сильно помята в том месте, которым ударилась о мостовую. Вы ее раньше видели?
– Никогда не видела и ничего о ней не знаю.
– Отлично. Благодарю вас, сеньора.
Консуэла грациозно поднялась и, проходя через комнату, задержалась перед конторкой Эскамильо.
– Я не терплю оскорблений и ухожу.
– Не уходишь, а уволена.
– Я ушла до того, как меня уволили. Видал?!
– Я пересчитаю каждое полотенце, – завопил Эскамильо, – каждое. Лично пересчитаю.
– Скотина!
Консуэла щелкнула пальцами и вышла, решительно и окончательно хлопнув дверью.
– Видали? – вопросил Эскамильо. – Как содержать отель с такой обслугой? Они все одинаковы. А сейчас еще этот кошмарный скандал. Я разорен, разорен, разорен. Полицейские в моей конторе. Репортеры в холле внизу! А посольство – пресвятая Богородица, зачем посольству сюда вмешиваться?
– В таких случаях мы обязаны уведомлять посольство, – сказал Меркадо.
– Эти полоумные американцы! Если им охота попрыгать, у них хватает места в их стране. Зачем для этого приезжать сюда и разорять невинного человека?
Все согласились, что это очень несправедливо, очень печально. Но на то есть Божья воля. Нельзя спорить с волей Господа, волей, которая отвечает и за национальные, и за домашние бедствия, например, землетрясения, проливные не вовремя дожди, за темпераментных водопроводчиков, за затруднения с телефонной службой, как и за случаи внезапной смерти.
Утешительно найти кого-нибудь, кого удобно обвинить в случившемся. И Эскамильо начал успокаиваться, как вдруг возникла еще одна проблема. "Как быть с номером четыреста четыре. Он не занят и в то же время занят. Я должен получить за него или потерять деньги. Но я не могу получить за него, если там никого нет. И никого не могу туда поселить, пока веши обеих сеньор находятся там. Что мне делать?"
