Барра перевезли из полицейского участка в окружную тюрьму до того, как его сестре или Чапмену удалось с ним поговорить. Местечко было не из приятных. В камеру запихивали по трое, охранников не хватало. Новичков называли кильками, и выживали они кто как мог.
Килька Барр пробыл в тюрьме два часа, а затем его отвели под конвоем в комнату для допросов. Он увидел стол и два привинченных к полу стула. На одном из них сидел мужчина. На столе стоял диктофон.
– Меня зовут Дэвид Чапмен, – представился он. – Я защитник по уголовным делам. Юрист. Ваша сестра работает в моей фирме, она попросила помочь вам.
Барр ничего не сказал.
– Обвинения очень серьезные.
Барр не ответил.
– Вам объяснили, в чем вас обвиняют?
Барр не ответил.
– Как я вам помогу, если вы сами не хотите себе помочь? – сказал Чапмен.
Барр молча смотрел на него. Потом наклонился вперед и заговорил первый раз со вчерашнего дня.
– Не того взяли, – сказал он и повторил еще раз: – Не того взяли.
– Так расскажите, кто тот, – отреагировал Чапмен.
Но Барр снова замолчал.
– Все улики налицо, – сказал Чапмен. – Их более чем достаточно. Надо поговорить о том, зачем вы это сделали.
Барр молчал.
– Вы хотите, чтобы я вам помог? – спросил Чапмен.
Барр молчал.
– Может, военные переживания или посттравматический стресс? – предположил Чапмен.
Барр молчал.
– Улики говорят сами за себя. Отрицать обвинение не получится, – продолжал Чапмен.
– Найдите Джека Ричера, – произнес Барр.
– Кого?
– Джека Ричера.
– Кто это? Ваш друг?
– Просто найдите его.
– Где он? Он врач?
Барр встал, подошел к двери и колотил по ней до тех пор, пока надзиратель не открыл ее и не повел его в камеру.
Чапмен устроил встречу с Розмари Барр и следователем фирмы в офисе своей конторы. Следователем был отставной коп по фамилии Франклин, которого делили между собой большинство городских юридических фирм. Теперь он был частным детективом с лицензией. Всю работу он делал, не отходя от стола, пользуясь телефонными книгами и базами данных. Равных ему в проверке фактов и поиске должников не было, и он все еще имел много друзей в полицейском управлении.
– Улики железные, – сказал Франклин. – Эмерсону доверять можно. Родину тоже, но по другой причине. Эмерсон человек жесткий, Родин – трус. Ни один из них не говорил бы того, что говорит, если б не такие улики.
– Я просто не могу поверить, что он это сделал, – сказала Розмари Барр.
– Что ж, несомненно, было впечатление, что он это отрицает, – заметил Чапмен. – И просит найти некоего Джека Ричера. Вы знаете, кто это?
Розмари Барр отрицательно покачала головой.
– Думаю, он может оказаться психиатром. Быть может, он сумеет нам помочь со смягчением приговора.
– Брат никогда не ходил к психиатру, – возразила Розмари Барр.
– Давно он живет в городе?
– Четырнадцать лет. С тех пор, как демобилизовался.
– Вы были близки?
– Мы жили в одном доме. Его доме.
– Но вы там больше не живете.
– Да, – ответила Розмари Барр. – Я переехала.
– Может, ваш брат был у психиатра после того, как вы переехали?
– Он бы мне сказал.
Чапмен повернулся к Франклину:
– Может, Ричер был его врачом в армии.
– В таком случае я его найду, – пообещал Франклин.
– Мы должны говорить не о смягчении, а о разумных основаниях для сомнения. О невиновности, – сказала Розмари.
– Улики против него очень сильны, – заметил Чапмен. – Он стрелял из собственной винтовки.
Франклин нашел имя Джека Ричера в базе данных Национального центра регистрации личного состава. Ричер поступил на военную службу в 1984 году и получил почетное увольнение в 1997-м. Сам Джеймс Барр пришел в армию в 1985-м и демобилизовался в 1991-м. Так что одновременно они служили на протяжении шести лет. Но Ричер никаким врачом и никаким психиатром не был, а был военным полицейским в чине майора. Возможно, следователем высокого ранга. Барр закончил службу специалистом 4-го класса в пехоте. Что могло быть общего между майором военной полиции и рядовым пехоты?
После трех часов работы Франклин подумал, что никогда этого не выяснит, потому что после 1997 года Ричер исчез из поля зрения. По данным Управления социального страхования, он был жив. По данным Национального центра информации о преступлениях, в тюрьме не сидел. Но он исчез. Он не имел оценки кредитоспособности, не числился собственником недвижимости, автомобилей и лодок. У него не было долгов, не было ценных бумаг. Не было адреса и номера телефона. Он не был мужем, не был отцом. Ричер был привидением.
За эти же три часа у Джеймса Барра возникли серьезные проблемы. Они начались в тот момент, когда он вышел из камеры, чтобы спуститься к телефону-автомату. Коридор был узким, и он столкнулся с другим заключенным. Тут Барр сделал страшную ошибку – посмотрел на него и извинился.
Ошибка была страшной, потому что килька не может смотреть в глаза другому заключенному. Если только не хочет его оскорбить. Барр этого не понял. Посмотрел же он в глаза мексиканцу в наколках, означающих принадлежность к какой-то банде.
– Чего пялишься? – спросил тот.
Тут Джеймс Барр все понял. «Чего пялишься?» – стандартный зачин для драки в казармах, барах, на темных улицах.
– Ничего, – ответил Барр и только усугубил ситуацию.
– Я для тебя «ничего»?
Барр опустил глаза в пол и пошел дальше, но было поздно. Он спиной почувствовал взгляд мексиканца и решил не ходить к телефонам. Они находились в тупике, а он не хотел угодить в ловушку. Барр направился обратно в камеру. Лег на койку. Часа через два он прикинул, что справится с этим задиристым петушком. К тому же он был крупнее мексиканца.
Он хотел позвонить сестре, хотел убедиться, что с ней все в порядке. И снова направился к телефонам. Дошел спокойно. На стене висели четыре телефона, четверо мужчин разговаривали, за ними выстроилось четыре хвоста из ожидающих. Вдруг мужчина, стоявший перед Баром, исчез. Просто растаял в воздухе.
Джеймс Барр обернулся.
Он увидел мексиканца с наколками. В руке у того был нож, а за спиной стояли двенадцать дружков. Нож был сделан из рукоятки зубной щетки, обмотанной скотчем. Дружки мексиканца все были коренастые и носили те же наколки.
Через восемь минут Барр был в коме. Его нашли на полу с множественными колотыми ранами, разбитым черепом и тяжелым субдуральным кровотечением. Его вертолетом доставили в городскую больницу, зашили и прооперировали, чтобы снять давление на отекший мозг. Потом поместили в коматозный блок отделения интенсивной терапии. Врачи не знали, когда он выйдет из комы. Может, через день, может, через месяц. А может, никогда.
Смотритель тюрьмы позвонил Эмерсону поздно вечером и сообщил об этом. Эмерсон позвонил Родину. Родин позвонил Чапмену. Чапмен позвонил Франклину.
– Что теперь? – спросил Франклин.
– Дело встало. Нельзя привлекать к судебной ответственности парня в коме.
– А после, когда он выйдет из комы?
– Когда выйдет, думаю, дело продолжится. Если с ним все будет в порядке.
– А если не будет?
– Тогда дело закроют. Нельзя судить овощ.
– Так что мы сейчас делаем?
– Ничего, – ответил Чапмен. – Как бы там ни было, Барр виновен, и никто ему особенно не поможет.
Франклин позвонил Розмари Барр, поскольку не был уверен, что кто-нибудь другой возьмет на себя эту неприятную миссию. Бурной реакции не последовало. Розмари просто замолкла, было похоже, что она эмоционально истощена.
– Он ведь, знаете, невиновен. Это так несправедливо.
– Вы виделись с ним вчера?
– Вы имеете в виду, могу ли я обеспечить ему алиби?
– Можете?
– Нет, – призналась она, – не могу.
– Есть места, которые он регулярно посещает?
– Едва ли.
– Друзья?
– Не уверена.
– Девушки?
– Уже давно ни с одной не встречался.
– С какими еще членами семьи он общается?
– Нас только двое. Он и я.
Франклин промолчал. Повисла долгая пауза.
– Вы нашли мужчину, которого он упомянул? – спросила Розмари Барр.
– Джека Ричера? Нет. Никаких следов.
– Ладно, тогда нам придется справляться без него, – заключила Розмари Барр.
Но когда они разговаривали по телефону поздним субботним вечером, Джек Ричер уже находился в пути.
Ричер направлялся к ним из-за женщины. Вечер пятницы он провел в отеле «Южный берег» в Майами. Он был в сальса-клубе с танцовщицей с круизного теплохода. Теплоход был норвежским, девушка тоже. Они познакомились днем на пляже. Ричер трудился над своим загаром. Над чем трудилась она, Ричер не знал. Он почувствовал, как на него упала тень, открыл глаза и увидел, что она на него смотрит. А может, на его шрамы. Белокожая женщина в черном бикини. Маленьком черном бикини.
